Меченый. Том 4. Точка кипения

Зазвонил телефон, заставив меня дёрнуться. Честно говоря, ничего хорошего я уже от входящих новостей не ждал.

— Горбачёв.

— Товарищ Горбачёв, добрый вечер. Это Вайно. У нас тут ЧП, — в голосе первого секретаря Эстонии было слышно напряжение. Я махнул рукой Жириновскому, тот всё правильно понял, положил документы на стол и быстро вышел из кабинета.

^{(Вайно К. Г.)}

— Что случилось?

— Люди на площадь вышли. Против передачи Нарвы с районом в РСФСР.

— В Нарве вышли?

— Нет, здесь, в Таллине, — Вайно явно удивился этому вопросу. Самое смешное что сам персек нациком не был, скорее наоборот, для него вся эта движуха была очевидно лишь инструментом в борьбе за власть. Ну или за спасение, вероятно, он не мог не понимать, что его имя рано или поздно всплывет в связи с заговорщиками.

— Так какая жителям Таллина к чёрту разница? Почему их так волнует принадлежность Нарвского района? Это что для вас там прямо сейчас такая уж важная тема?

О том, что руководство Эстонской ССР готовит народный протест, я знал. Ну, как бы, для того вопрос принадлежности Нарвы и поднимался в публичной плоскости, чтобы заставить отдельных товарищей, которые нам не товарищи, проявить себя, выползти из своих норок на свет и позволить себя идентифицировать.

Более того, мне было известно, что сам Вайно эти самые протесты если не готовит лично, то всё как минимум делалось с его ведома. Более того, уже арестованный и начавший давать показания Щербицкий однозначно указал на то, что Вайно предполагалось ввести в Политбюро. Команду на арест эстонского главы я ещё не отдавал — конечно же его при этом плотно вели и аккуратно слушали, — желая сначала расплеваться с бунтом в Казахстане, поэтому, видимо, Карл Генрихович решил продолжить свою партию. Скорее всего, посчитал, что на фоне остального мне будет проще пойти ему на уступки, чем получить ещё один взрыв уже в европейской части страны.

— Сложно сказать, товарищ генеральный секретарь. Люди возбуждены всеми событиями и считают, что с ними поступают несправедливо, — в голосе эстонца явно была слышна неуверенность. — Там не только принадлежность Нарвского района, ещё вопрос добычи фосфатов.

— Каких ещё фосфатов? — Вот это было для меня совсем неожиданной новостью.

— У нас в районе Раквере большое месторождение, на этот год по плану добыча должна начаться. Это не секрет, об этом и в газетах писали, и по телевидению говорилось. Большое дело, вопрос продовольственной безопасности, — термин Вайно явно меня подрезал, вроде бы в эти времена так никто не говорил. — Все экспертизы пройдены были, положительное решение принято.

— И что? — В моём голосе отчётливо послышалось раздражение.

— Люди вышли с плакатами о защите экологии. Говорят, что не позволят уничтожать эстонскую природу. Что лучше без хлеба сидеть, чем гробить окружающую среду.

— Нет времени разбираться с вашими придурками. Принимай решение самостоятельно. Я попрошу Евгения Максимовича направить в Таллин группу усиления; если это просто ваши местные дурачки чудат, то пусть. Нужно их просто пересчитать на будущее. Если они начнут бузить — применяйте силу, нам ещё одной Алма-Аты не нужно. В общем, разбирайтесь по своему разумению, — я помолчал немного и добавил. — Но если кто-то у вас там думает, что правительство СССР можно продавить вот такими протестами, то сильно ошибается.

Прекрасный приказ разбираться с проблемой самостоятельно. Всегда можно исполнителя назначить крайним: ничего не делал — выпустил ситуацию из рук, допустил непотребство; поднял милицию и разогнал всех к чёртям — поддался на провокации, проявил несдержанность. Очевидно, готовя протесты, чухонцы рассчитывали на максимально жёсткую реакцию Москвы, чтобы потом иметь возможность оседлать волну недовольства, но что делать, если тяжесть решения будет переложена на их собственные плечи, явно не продумали.

И да, наконец — пару дней на перелеты был наложен тихий «бан», просто на всякий случай, чтобы еще кто-нибудь не взорвался случайно в воздухе — прилетел из Румынии Примаков. Стало резко легче, появился ещё один человек, на которого я мог положиться. Вот только очевидно уже было, что не тянет Евгений Максимович всё КГБ, не тянет. Надо будет проводить разделение, выделять из него ПГУ, создавать отдельную СВР, и вот это как раз будет идеальное место для Примакова. Он всё же не кадровый чекист, больше на внешнюю деятельность заточен, а значит, на КГБ придётся искать кого-то другого. Признавать ошибки неприятно, но порой необходимо, ничего тут не сделаешь.

В общем, эти три дня получились очень тяжелыми, как физически, так и морально. Я уже, если честно, хотел напиться, чтобы наконец заснуть и выспаться без прокручивания эпизодов той ночи вновь и вновь, но вечером второго числа в Москву прилетела Диана, и мне как-то сразу стало легче.

— Я не смогу взять тебя на похороны. И вообще не смогу появляться с тобой на публике в ближайшие… Полгода. — Бутылка вина, приятная беседа, хороший секс, восемь часов сна. Утром третьего марта я наконец проснулся без чувства, как будто меня всю ночь пинали ногами.

С поломанными рёбрами моя подвижность в постели оказалась прилично так ограничена, однако путём осторожных экспериментов мы всё же смогли найти пару поз, которые позволили получить удовольствие обоим без боли.

— Вот уж поверь, — женщина подперла голову рукой, — похороны твоей бывшей — это мероприятие, которое я пропущу без всякого сожаления. Но мне приятно, что ты всерьёз рассматриваешь наши… Кхм… Отношения на дистанции в полгода и дальше. Это вдохновляет.

Простыня, которой укрывалась Диана, во время её короткого монолога немного сползла, открывая вид на приятно округлую, как для сорокалетней женщины, грудь. Я, повинуясь самому естественному порыву, протянул руку и взял оголённую грудь в ладонь; Диана только хмыкнула, но протестовать не стала.

— Чем собираешься заниматься? Прости, но боюсь, в ближайшие пару недель я уделять тебе внимания не смогу.

— Понимаю, завертелось у вас тут, конечно…

Западные СМИ, конечно же, не преминули раздуть историю о попытке смены власти в СССР в настоящую драму. Её неотъемлемой частью естественным образом были рассказы про массовые убийства и потом ещё более массовые посадки. Это при том, что в течение той самой ночи — если считать самолёт адмирала Чернавина, тоже ещё головная боль, нового министра обороны искать — погибло всего полсотни человек. Вон в США за время двухмесячной забастовки дальнобойщиков погибло и то больше, и что-то никто из этого трагедии не делал.

Ну а прямо сейчас все с упоением вещали про «город свободы» Алма-Ату, который сумел найти в себе силы и сбросить советское иго, повернувшись лицом к свободе и демократии. Уровень лицемерия зашкаливал, хотя чему удивляться, когда в международной политике было иначе?

— Я сегодня вечером лечу в Казахстан, буду на месте разбираться с ситуацией, — в Алма-Ате уже второй день десантники наконец вошли в город и сходу оттеснили бунтовщиков к центру. Набранные по деревням мамбеты, пару дней подряд чувствовавшие себя королями жизни, творившие всякую дичь, убившие — почему-то преимущественно русских, хотя там, ради справедливости, и разборок между собственными жузами хватало с головой — насиловавшие, грабившие и развлекавшиеся как только можно, неожиданно выяснили, что стыренный в отделении милиции АКСУ с двумя рожками против полноценной десантной бригады со средствами усиления — плохой аргумент. Ну, то есть вообще не аргумент.