Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)
Шрифт:
— Это из–за козы, — поведал он, — это не из–за андроидов. Рейчел ошиблась — мне было совсем не трудно устранить их. И специал тоже ошибся насчет того, что я больше не могу сливаться с Сострадающим. Прав был только сам Сострадающий.
— Вам бы лучше вернуться сюда, мистер Декард, ближе к людям. Там, в Орегоне, совершенная пустыня, правильно? Ведь вы совершенно один?
— Как странно, — проговорил Рик. — У меня была абсолютная, полная иллюзия, что я превратился в Сострадающего. И в меня швыряют камни. Но только это было совсем не то чувство, которое испытываешь, держа рукоятки генератора. Тогда ощущаешь себя рядом с Сострадающим, но на этот раз здесь никого, кроме меня, не было. Я был один.
—
— Нет, не надувательство, — сказал Рик. — В противном случае, сама реальность — надувательство.
«Холм, — подумал он, — пыль и эти камни, все совершенно разные».
— Я боюсь, — признался Рик, — что не могу остановиться, отсоединиться от Сострадающего. Стоит начать — и отступать уже поздно.
«Неужели мне снова придется карабкаться на холм, — подумал он. — Вечный подъем, как это делает Сострадающий, в ловушке вечности».
— До свидания, — попрощался он с секретарем. Он намеревался дать отбой.
— Вы позвоните жене? Обещаете?
— Да.
Он кивнул.
— Спасибо, Энн.
Рик повесил трубку. «В кровать, отдохнуть, — решил Рик. — В последний раз я ложился в постель с Рейчел. Нарушение закона. Половые сношения с андроидом, что абсолютно запрещено законом здесь и в колониях тоже. Сейчас она, наверное, вернулась в Сиэтл, в кампанию, к другим Розенам, настоящим и андроидам. Если бы я мог сделать с тобой то же, что ты сделала со мной! Но с андроидами это не получится, потому что им все равно. Если бы я убил тебя прошлой ночью, моя коза была бы сейчас жива. Вот когда я принял неправильное решение. Да, все началось именно с этого момента, когда я лег с тобой в постель. Но ты была права в одном отношении: я действительно изменился, но не так, как ты предполагала. Все получилось гораздо хуже, — осознал Рик. — И тем не менее мне все равно. Больше я уже не волнуюсь после того, что случилось со мной там, у вершины холма. Интересно, что бы произошло, если бы я стал подниматься и достиг бы вершины, потому что именно там, как нам кажется, умирает Сострадающий, там завершается его звездный цикл. Но, если я Сострадающий, то я никогда не умру, даже за тысячу лет. СОСТРАДАЮЩИЙ БЕССМЕРТЕН».
Он снова взял трубку, чтобы вызвать жену, и замер.
Двадцать два
Он положил трубку на место. Глаза его были устремлены в одну точку.
Что–то двигалось на серой пыльной земле — маленькое вздутие, холмик между двумя валунами. «Животное», — сказал Рик себе. Сердце его бешено забилось, когда он осознал, что произошло. «Я знаю, что это, — подумал он. — Я раньше видел их только на старых пленках в фильмах, которые показывают по правительственному каналу. Но они вымерли».
Рик быстро вытащил свой помятый экземпляр каталога Сидни и дрожащими пальцами принялся листать его.
«Жабы (буфонидь) — все разновидности вымерли».
Они вымерли много лет назад, самые любимые Вилбуром Сострадающим существа, наряду с ослами. Но лягушек и жаб он любил больше всего.
Ему нужна была коробка. Он порылся на заднем сиденье, но ничего не нашел.
Рик вышел из кара, заспешил к багажнику и открыл его. В картонном контейнере хранился запасной топливный насос от мотора. Рик вытряхнул насос, положил внутрь немного ветоши и начал медленно подкрадываться к жабе, не спуская с нее глаз.
Жаба абсолютно сливалась с окружающей пылью. Возможно, она эволюционировала, приспосабливаясь к новому климату. Правда, это ей приходилось делать и раньше.
Если бы она не двигалась, он бы никогда ее не заметил, а ведь он сидел всего в двух ярдах от нее. Рик осознал, что происходит, когда находишь животное, которое считаешь вымершим. Это случается очень редко.
Он будет награжден почетным
орденом — звездой ООН, и ему дадут премию, награду, достигающую миллиона долларов. И к тому же ему удалось найти самое дорогое для Сострадающего существо. «Боже! — подумал он. — Этого не может быть. Возможно, это воздействие радиации на мой мозг, и теперь я специал. Что–то со мной случилось, как с недоумком Исидором и его пауком. Со мной происходит то же, что произошло с ним. Это все устроил Сострадающий? Нет, это я. Это я нашел жабу, потому что смотрел глазами Сострадающего».Он присел на корточки рядом с жабой. Она выкопала в пыли ямку для себя, загребая лапами, и над землей теперь виднелась только верхушка ее головы и глаза. Тем временем обмен веществ почти остановился, жаба погрузилась в транс. Глаза ее замерли. Жаба не ощущала его присутствия. В ужасе Рик решил, что она умерла, наверное, от жажды. Но ведь он видел, как она шевелилась.
Опустив картонную коробку, Рик начал осторожно сметать с жабы и вокруг нее пыль. Она, казалось, ничего не имела против. Конечно, она не осознавала его присутствия.
Когда Рик ее поднял, то ощутил прохладу ее тела. Тельце ее оказалось сморщившимся и сухим, но холодным, словно она никогда не видела солнца. Жаба заворочалась. Задними лапками она вяло попыталась освободиться, убежать. «Какая большая, — подумал Рик, — взрослая, опытная жаба, способная по–своему, выжить там, где мы выжить не можем. Где она находит здесь воду, чтобы отложить икру? Значит, вот что способен увидеть Сострадающий — жизнь там, где ее никто не видит, жизнь, тщательно замаскировавшуюся в трупе несуществующего мира. В самом пекле Вселенной Сострадающий способен различить неприметные искры жизни. Теперь я понимаю. И, посмотрев на мир глазами Сострадающего всего один раз, я уже не смогу остановиться. У моей жабы андроид не отрежет ногу, как они это сделали с пауком недоумка».
Рик положил аккуратно завязанную коробку на сиденье кара и сел за руль. «Я будто снова стал ребенком, — размышлял он. — Тяжесть, давящая усталость вдруг исчезли. Погодите, вот только Ирен узнает об этом». Он схватил трубку, начал набирать номер, но потом остановился. «Я сделаю ей сюрприз, — заключил он. — Всего тридцать или сорок минут, и я буду дома».
Он жизнерадостно запустил двигатель и секунду спустя свечой умчался в небо, направляясь в Сан–Франциско, лежащий в семи сотнях миль к югу.
Ирен Декард сидела рядом со своим стимулятором настроения Пенфилда, указательным пальцем касаясь циферблата настройки. Она ничего не набирала, она чувствовала себя слишком больной и безразличной. Дорогу в будущее закрывало тяжкое препятствие, отсекая путь ко всем возможностям, которые это будущее могло содержать. «Если бы здесь был Рик, он заставил меня набрать «три», — подумала она, — и тогда мне бы самой захотелось набрать что–то важное, радостное или, может быть, «восемьсот восемьдесят восемь» — желание смотреть телевизор вне зависимости от передачи. А что сейчас по телевизору?» Потом Ирен стала думать, куда пропал Рик. Она надеялась, что, может, он уже летит домой. А может, и нет. Она чувствовала, что ее суставы и кости словно твердеют от старости.
В дверь постучали.
Отложив руководство по эксплуатации стимулятора Пенфилда, она вскочила, подумав, что теперь ей ничего не нужно набирать, что это Рик. Она подбежала к двери и широко ее распахнула.
— Привет, — сказал Рик.
Он стоял на пороге, щека у него была порезана, одежда измялась и была серой от пыли, даже рубашка пропиталась пылью.
Его руки, лицо — все было покрыто пылью, все, кроме глаз. Глаза его сияли, как у мальчика. Ирен подумала, что у него такой вид, словно он целый день играл на улице и вот теперь пришел домой отдохнуть, умыться и рассказать обо всех чудесах прошедшего дня.