Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)

— Кто приводил его в движение вчера вечером?

— Один сотрудник лаборатории, противный тип, насколько вы заметили. Пеллиг — совершенный проводник, он привносит очень мало искажений.

Бентли углубился в воспоминания:

— Когда я был внутри, у меня создалось впечатление, что Пеллиг был там со мной.

— Я чувствовала то же самое, — спокойно согласилась Элеонора. — В первый раз у меня возникло ощущение, что в мой облегающий костюм влезла змея. Когда ты начал это чувствовать?

— Когда смотрелся в зеркало.

— Никогда не надо глядеть в зеркала. Как ты думаешь, что чувствовала я? Ты, по крайней мере, мужского рода. Для меня это очень жестоко. Я думаю, что Мур не должен использовать женщин. Слишком велика вероятность шока.

— Вы не используете их без предупреждения?

— У нас хорошо тренированная группа, — объяснил Мур. — В последние месяцы мы испробовали десятки людей Большинство не выдерживают. Через несколько часов они начинают переживать что–то вроде клаустрофобии. Ими владеет только одна мысль: выбраться, словно их, как говорила Элеонора, обвило ледяное пресмыкающееся.

Он пожал плечами:

— Мне незнакомы эти чувства. Я нахожу это прекрасным.

— Ваша группа многочисленна? — поинтересовался Бентли.

— Мы подобрали два десятка людей, способных участвовать в эксперименте. В нее входит ваш друг Дэвис, например. Его личность подходит: он невозмутим, спокоен, послушен.

Бентли напрягся.

— Этим, без сомнения, объясняется его новая классификация.

— Все участники вырастают на класс. Разумеется, купленный на черном рынке. И вы тоже вырастете, если верить Веррику. Это не так опасно, как могло бы показаться. Если что–то не выходит, если Пеллиг начинает фальшивить, мы отстраняем того, кто находится в нем в этот момент.

— Такая вот система, — пробормотал Бентли. — Они следуют один за другим.

— Пусть попробуют доказать, что мы нарушаем правила Конветета, — радостно произнес Мур. — Наше ведомство изучило его подноготную. Никто не сможет найти, к чему придраться. Закон требует, чтобы одновременно был только один убийца, избранный общественным Конвететом. Кейт Пеллиг избран Конвететом, и он — единственный.

— Я не вижу преимуществ этого метода.

— Вы увидите их, — пообещала Элеонора. — Мур объяснит вам все подробно.

— После того как я поем, — согласился Бентли.

Все трое направились в столовую. На пороге Бентли вдруг застыл. За столом рядом с Верриком сидел невозмутимый Пеллиг, поднося к бескровным губам стакан с водой. Перед ним стояла тарелка с эскалопом и картофельным пюре.

— В чем дело? — спросила Элеонора.

— Кто сейчас в нем?

— Какой–нибудь техник из лаборатории. Мы постоянно кого–нибудь в него направляем. Это позволяет нам лучше узнать его и тем самым увеличивать наши шансы.

Бентли выбрал стол поближе к Пеллигу.

Ему делалось плохо от восковой отрешенности Кейта; он наводил на мысли о мотыльке, только что вылупившемся из кокона.

Потом Тед вспомнил.

— Послушайте, — с судорогой в горле произнес он, — но это еще не все.

Элеонора и Мур встревоженно обменялись взглядами.

— Спокойно, Бентли, — сказал ему Мур.

— Я отрывался от земли. Это не было просто ощущение бега. Я летал.

Он повысил голос:

— Что–то произошло. Я был как фантом. Я двигался все быстрее и быстрее. Потом был камин.

Он потрогал свой лоб: на нем не было ни шишки, ни шрама. Сомнений не осталось — это было другое тело.

— Объясните мне, — попросил Тед. Он задыхался. — Что произошло?

— Это, без сомнения, объясняется его малым весом, — ответил Мур. — Его тело более подвижно, чем обычное человеческое.

По–видимому, на лице Бентли отразилось недоверие, потому что Элеонора добавила:

— Пеллиг, видимо, выпил коктейль из лекарственных трав, перед тем как ты вошел в его тело. Я замечала, что многие женщины пьют его.

Их перебил грубый голос Веррика:

— Мур, вы так сильны в абстракциях.

Он протянул Муру пачку листков из металл–фойла.

— Я изучил конфиденциальные рапорты об этом чокнутом Картрайте. Не скажу, чтобы это было так уж важно, но есть некоторые моменты, которые меня обескураживают.

— Какие? — поинтересовался Мур.

— Прежде всего, у него есть правовая карточка. Это необычно для инка. Его шансы иметь карточку настолько малы, настолько незначительны…

— С точки зрения статистики всегда существует вероятность…

Веррик пренебрежительно фыркнул:

— Ситуация гораздо лучше, чем когда–либо нам удавалось придумать. Это проклятая лотерея. И у каждого свой билет. Какой смысл хранить карточку, дающую вам один шанс из шести миллиардов, шанс, который никогда не придет?

Инки достаточно хитры, чтобы перепродавать свои карточки, если, конечно, у них не забрали их еще в Холме. Сколько теперь стоит одна карточка?

— В пределах двух долларов. Со временем станет дороже.

— Вот видите. А Картрайт сохранил свою. И это еще не все.

Массивное лицо Веррика приняло лукавое выражение.

— По данным этих рапортов, в течение последнего месяца Картрайт купил — а не продал! — по крайней мере, полдюжины правовых карточек.

Мур подскочил:

— В самом деле?

— Быть может, — задумчиво произнесла Элеонора, — он наконец отыскал эффективный амулет?

Веррик взревел, как бешеный бык:

— Заткните ей рот! Я не хочу слышать об этих гадостях с амулетами!

Он указал пальцем на обнаженную грудь молодой женщины:

— Как? Вы носите глаз саламандры? Снимите это сейчас же и выбросьте!

Элеонора снисходительно улыбнулась: все давно привыкли верить в эффективность талисманов.

— У вас есть еще какая–нибудь информация? — спросил Мур.

— Недавно состоялось собрание Общества престонистов. — Веррик сжал кулаки. — Может, Картрайт нашел то, что я искал, то, что все ищут, — способ обуздать скачки. Если когда–нибудь я уверюсь в том, что в этот день Картрайт ждал уведомления…

— Что вы тогда сделаете? — поинтересовалась Элеонора.