Медальон для невесты

Дворецкий поставил рядом с герцогом маленький серебряный бокал, и тот вручил его волынщику.

Музыкант с благодарностью принял его.

— Сланче, — произнес он, одним глотком осушив бокал.

Поклонившись, он вышел из комнаты, и только тут, впервые за все время, герцог взглянул на Тару.

— Надеюсь, тебе понравилась волынка?

— Это было чудесно! — искренне, от души ответила Тара. — Мне всегда казалось, что так она и должна звучать!

— И как же это?

— Чтобы хотелось смеяться и плакать. Кажется, будто это не музыка, а голоса шотландцев, которые звучат из их сердец.

Герцог смотрел на нее с удивлением:

— Ты действительно это почувствовала?

— Жаль, что я не могу выразиться яснее, — тихо промолвила Тара. — Мистер Фолкерк говорил мне, как много значит волынка для клана. Теперь я понимаю, как люди могут бросаться в битву, забывая о страхе смерти.

Голос ее прозвучал очень мягко. Тара думала о битве при Каллодене. Как жаль, что англичане победили шотландцев!

— Но как ты можешь говорить — вернее, думать — подобным образом?

Вопрос герцога заставил ее притихнуть. А вдруг он сочтет ее слишком эмоциональной или, что еще хуже, напыщенной, если она возьмет на себя столько смелости, чтобы рассуждать подобным образом?..

И вот теперь, раздеваясь в просторной спальне, Тара вспомнила звуки волынки. Ей хотелось их слушать и слушать…

«Должно быть, это и правда моя родина», — подумала она с тайной надеждой.

Как бы ей хотелось поселиться в Шотландии на маленькой ферме! Ей бы очень быстро стали понятны живущие здесь люди, все их заботы и радости… И наверняка между людьми вспыхивают междоусобицы. Как же ей хотелось бы всех примирить! Ведь красота здешних мест просто взывает к этому!

Но как жена герцога Аркрейгского она должна жить здесь, в этом большом и холодном замке и подчиняться давно установленному в нем распорядку.

Тара до сих пор еще не до конца осознала, что в одно мгновение она превратилась не только в герцогиню, но и в замужнюю женщину. Она осторожно потрогала кольцо у себя на пальце. Кольцо было слишком большим, и она все время боялась его потерять.

И тут ее молнией поразила одна неловкая мысль.

Она стала женой герцога, а жена — часть своего мужа! Венчание сделало их единым целым.

Все это время она была настолько пришиблена и ошарашена, что лишь теперь до нее дошла само собой разумеющаяся истина. И открытие это было подобно удару.

«Герцог — мой муж!»

Тара повторяла и повторяла эти слова. И невольно шагнула ближе к огню, но пламя очага не в силах было согреть ее.

«Мне страшно», — плавала в голове мысль. Таре захотелось броситься прочь из комнаты, чтобы найти мистера Фолкерка и спросить у него совета или просто поговорить, отвлечься.

Хотя в приюте постоянно говорили о сиротах как о незаконнорожденных, обвиняя их матерей в прегрешении против Бога и против церкви, Тара никогда не задумывалась о том, что же значит подобный грех.

Производя на свет ребенка, незамужняя женщина обрекала его на насмешки и презрение окружающих. Отныне ему предстояло расплачиваться за то, что у него не было отцовской фамилии.

Все это Тара понимала, однако она не имела ни малейшего представления о том, что же приводит к деторождению. И вот теперь это могло случиться с нею самой!

Вокруг этой темы всегда было столько шуму и недоговорок, и Тара чувствовала себя крайне неуверенно: неизвестность пугала ее и настораживала.

— Что же мне делать? — произнесла она вслух, растирая ладонями лоб, словно высвобождая нужную мысль из дремучих зарослей полной неразберихи.

Просторная комната с ее роскошной мебелью показалась ей вдруг ловушкой, выхода из которой не было.

Она взглянула на постель с кружевным пологом, на роскошное бархатное покрывало, на котором была вышита монограмма герцога…

Полуоткинутое одеяло вызывающе открывало льняные простыни. Казалось, будто они приглашают ее поучаствовать в чем-то постыдном. Она опасливо повела плечами и отвернулась, испытывая тягостное волнение.

Прямо перед камином была расстелена толстая овечья шкура. Тара, не в силах справиться с внутренней дрожью, устало опустилась на нее.

Она протянула руки к огню, но так и не почувствовала тепла. Глаза ее неотрывно смотрели на дверь — не на ту, что вела в коридор, а на ту, которая отделяла ее спальню от спальни герцога.

Он был вождем клана Мак-Крейгов, но, что более важно, он был ее мужем. И сейчас ей не оставалось ничего другого, как ждать его прихода.

* * *

Герцог, отправив Тару после ужина в спальню, удалился в свои покои вождя. Отдернув с окна занавески, он оглядел раскинувшийся внизу сад.

Чуть дальше лежало большое озеро. Солнце скрылось за горизонтом, оставив после себя полоску золотистого света, а на небе начали проступать первые звезды.

От картины закатного неба веяло покоем и безмятежностью, но гнев в душе герцога все пылал.

Это чувство прочно завладело им с того момента, как он бросился в погоню за своей женой и Нилом Килдонноном.

Пусть он и не был влюблен, когда женился, но, с темными глазами и черными локонами, Маргарет была на редкость привлекательной. А он был нормальный здоровый мужчина с нормальными здоровыми физиологическими рефлексами, которых он и не думал скрывать.

Поскольку эта женитьба должна была пойти на пользу обоим кланам, герцог рассчитывал, что они будут жить как минимум в мире и взаимном согласии, и Маргарет станет покорно исполнять обязанности герцогини.

Когда старик Килдоннон впервые объявил о том, что лучший способ примирить их кланы и прекратить кровавую вражду — это его женитьба на Маргарет, герцог поначалу хотел отказаться.

Однако тут же сказал себе, что это всего лишь предрассудки, что многовековая ненависть к клану Килдоннонов — смешной пережиток, который давно следует предать забвению.

Бракосочетание состоялось практически сразу после помолвки, поскольку это и в самом деле был едва ли не единственный способ остановить бесконечные стычки между членами кланов.

Представителей клана Мак-Крейгов было куда больше, чем Килдоннонов, и с каждым месяцем слабейший из кланов становился все беднее, и потому всё более злобными становились его люди.

В глубине души герцог всегда считал, что снизошел до Маргарет Килдоннон, предложив ей стать его женой — тем более, что ему предстояло деньгами поддерживать ее родичей.