Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26

* * *

Лежа в палате VIP, Мономах с удовольствием ощущал ломоту в руках и ногах – это означало, что они целы и вскоре окончательно оправятся от потрясения. С ребрами дела обстояли хуже: судя по саднящей боли в грудной клетке, от которой перехватывало дыхание при каждом, даже самом слабом движении, как минимум одно было сломано. Горло тоже болело – убийца Ольги слишком сильно давил на щитовидный хрящ, и просто удивительно, как не сломал! Тем не менее он жив, а боль приходит и уходит, как говорится в одной рекламе.

В VIP-палату Мономаха уложил Мейроян, и привилегированный пациент находился не в том состоянии, чтобы спорить, иначе он не позволил бы себе такой роскоши. Однако позже, когда Мономах пришел в себя, Севан клятвенно заверил его, что палата все равно пустует, поэтому заведующий отделением вполне может ей воспользоваться. Так что лежал Мономах со всеми возможными удобствами, если не принимать в расчет того, что он предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь. За всю жизнь Мономах лежал в больнице лишь дважды (исключая роддом, разумеется). Ему было лет пять, и он загремел туда с ушной инфекцией. В палате, насколько он помнил, было весело, но все портила сварливая нянечка, тощая, как проволока, и злющая, как баба-яга: она заставляла детей спать днем, а он, как ни старался, не мог выполнить ее требований – ну что тут поделаешь, если даже в детском саду Мономаху приходилось изображать сон, когда на самом деле его не было ни в одном глазу! Вторично он попал на больничную койку в сознательном возрасте, когда они с братом отправились в их первую горную экспедицию на Кавказ. Самое смешное, что ногу Мономах сломал не во время восхождения, а по пути в лагерь, на почти ровной тропинке! С тех пор в палатах Мономах появлялся только как врач, и желал бы, чтобы так оно и оставалось. А так, все вокруг радовало глаз – и огромное окно (за которым неустанно орали чайки, выпрашивая у пациентов хлеб), и «плазма» на противоположной стене, и диванчик для родственников и посетителей. Но самым приятным зрелищем для выздоравливающего была сидящая на этом самом диванчике Суркова. Она выглядела прекрасно в светло-зеленом костюме, аппетитно обтягивающем ее округлости. На фоне костюма ее глаза казались еще зеленее, а короткие блестящие волосы – еще темнее. Она улыбалась Мономаху, и он чувствовал, как к нему возвращаются силы, хотя еще сутки назад ему казалось, что он никогда не поднимется с койки.

– Я смотрю, сегодня вам получше, Владимир Всеволодович, – сказала Алла, поднимаясь и деловито раскладывая на столике гостинцы. Это не были банальные цитрусовые, коих накопилась полная тумбочка: медсестры и врачи несли начальнику мандарины, апельсины и грейпфруты, а Мономаху было неудобно сказать, что ничего этого он не употребляет из-за аллергии. Правда, с утра Гурнов притащил лимончик – нарезанный тонюсенькими ломтиками и с бутылочкой армянского коньяка, которую они закопали поглубже среди других подарков до того времени, как Мономах перестанет принимать антибиотики… Нет, Суркова принесла несколько маленьких пакетиков сока с прилепленными сбоку трубочками, которые удобно пить лежа, нарезанные зеленые яблоки, груши и овощной салат в пластиковом контейнере.

– А бараньей лопатки не было? – спросил Мономах, с тоской оглядывая все это вегетарианское роскошество.

– Баранью лопатку вы получите дома, – усмехнулась Суркова, аккуратно складывая пластиковый пакет. – Я обязательно передам Сархату ваши пожелания! Лично я тоже готова приготовить вам любое мясное блюдо, но только когда разрешит Севан Багратович.

– Вчера вы отказались рассказывать, как нашли меня…

– Разумеется, ведь вас накачали обезболивающими, и вы все равно ничего бы не поняли, а я хотела, чтобы, услышав о наших с группой подвигах, вы преисполнились чувством благодарности, находясь в здравом уме и ясном сознании!

В чувстве юмора ей не откажешь, как и в способности совершать подвиги! Обычно рыцарь на белом коне спасает даму в беде, а у них все наоборот – дама на белом коне… Ну, и так далее.

– Я в здравом уме, – заявил Мономах. – И вполне способен оценить ваш подвиг и проникнуться восхищением, честное пионерское!

– Тогда, пожалуй, расскажу.

– А еще расскажите, что там с Цибулис, я ведь так и не знаю, что было на флешке, и…

– Давайте-ка по порядку, хорошо? – перебила Суркова, снова присаживаясь на краешек дивана. – Во-первых, честь и хвала вашему протеже Денису – если бы не он, Басыгина вряд ли успели бы остановить, и мы бы с вами сейчас не разговаривали!

– Так Денису удалось вас разыскать?

– Скажем так: его вело само Провидение (хотя я, признаться, в такие вещи не верю, но иногда другого объяснения происходящему не существует!). Денис буквально выпрыгнул из кустов под колеса машины опергруппы – как водитель успел затормозить, не представляю!

– Значит, вы вычислили, где мы? По телефону или…

– Ничего мы не «вычислили», к сожалению, – покачала головой Алла. – Басыгин не воспользовался ни своим мобильным, ни телефоном, похищенным у Ольги Далмановой. Зато со своей машиной он расстаться не решился, и только благодаря этому, да еще тому, что вы с Денисом пропали из одного населенного пункта, мы пришли к выводу, что и искать вас, скорее всего, следует где-то в Пудости. «Ауди» Басыгина отследили по камерам на шоссе. Правда, та часть дороги, которая ведет к Пудости, камерами не оборудована, но, так как обратно он не возвращался, стало ясно, что он еще в поселке. Только мы понятия не имели, где именно!

– Тогда как…

– Рассказываю. Мы с СОБРом выехали в Пудость, заранее изучив места, где было бы удобно с вами расправиться. Мы понимали, что для этого Басыгину необходимо достаточно безлюдное место. В Пудости таких несколько: когда Белкин побывал там, расследуя обстоятельства убийства Галины Носовой, он узнал о существовании нескольких заброшенных производственных зданий и складских помещений. Кроме того, в Пудости имеются пустые деревенские дома, старые хозяева которых умерли или перебрались в Питер… Короче, мы решили проверить каждое здание. Как вы понимаете, на это ушло бы слишком много времени, но мы сразу отсекли вашу часть поселка, так как все дома там благополучно заняты и никаких оставленных без присмотра зданий нет. Я хочу сказать, Владимир Всеволодович, что мы все равно нашли бы вас, другой вопрос – в каком состоянии… К счастью, в тот момент, когда мы проезжали мимо бывшей птицефабрики, Денис, как я уже упоминала, выскочил прямо перед нашим автомобилем, и мы сразу побежали внутрь. Вот, собственно, и все!

– Этот… Басыгин, кто он – любовник Цибулис?

– Да нет, не любовник. Он ее сводный брат.

– Брат?!

– Ну да, повезло, как говорится, с родней… В ее случае так и есть: если бы у Инги не было человека, готового на любое преступление, ничего бы не произошло!

– Так из-за чего убили Ольгу – из-за того, что она догадалась об убийстве Полины?

– Все не так просто, Владимир Всеволодович, – вздохнула Алла. – Честно говоря, преступления этой парочки гораздо страшнее – и не только потому, что они лишили жизни четверых… Дело в том, что Инга Цибулис дискредитировала профессию врача: то, что она натворила, страшно произнести вслух!

– Так расскажите мне все, Алла Гурьевна, сил нет терпеть! – воскликнул Мономах.

– Придется начать издалека… Жила-была девочка Инга, росла в ничем не примечательной семье, с папой и мамой. Отец ее был врачом-онкологом, так что стремление дочери пойти по его стопам понятно… Но это все случилось гораздо позднее. Когда Инге исполнилось три с половиной года, отец ее умер. От онкологии – никто, как говорится, не застрахован!

– Это точно… – едва слышно пробормотал Мономах.

– В пятилетнем возрасте Инга заполучила нового «папу». Он привел с собой сына Диму, которому тогда было около двенадцати. Уже через несколько месяцев Инга с матерью горько пожалели о том, что впустили в дом Басыгина-старшего: он бил жену смертным боем, и она нередко пряталась у соседей, пережидая, пока у него пройдет пьяный угар…

– Вот ублюдок!

– Доставалось и Дмитрию: отец считал его своей собственностью, а потому не церемонился. Если мачеха пыталась защитить мальчишку, он говорил: «Это не твой сын, а мой – что хочу, то и сделаю с ним!»

– Ингу он тоже лупил?

– Нет, но она его смертельно боялась. Когда «папа» был дома (а это случалось часто, ведь он был военным в отставке и работать не стремился), домочадцы старались ходить на цыпочках, чтобы, не дай боже, не потревожить его, пьяного или трезвого. Дети проводили львиную долю времени на улице, боясь идти домой, пока мать не вернется с работы. Инга не спешила уходить из школы, предпочитая продленку и бесплатные кружки, засиживаясь чуть ли не до темноты. А вот Дмитрий имел совершенно иной характер – видимо, он гораздо больше походил на папашу, чем хотел признаться даже самому себе! Дима стал настоящей головной болью для мачехи – отцу на него было наплевать. Она, тем не менее, старалась облегчить жизнь пасынку, пыталась наставить его на путь истинный, но ничего не получалось: он связался с дурной компанией, тырил или вымогал деньги у одноклассников и младших школьников, стоял на учете в детской комнате милиции и ни в какую не желал учиться. Парень рос, и его столкновения с отцом становились все жестче: теперь Дима мог и сдачи дать, а папашино пристрастие к бутылке делало свое дело, Басыгин-старший слабел и не мог больше издеваться над подрастающим и отлично физически развитым сыном. В один прекрасный день отчим Инги пропал. По правде сказать, все, включая соседей, испытали облегчение! Конечно, жена, как положено, подала в розыск, но его так и не нашли. Большинство знакомых семьи, да и сами полицейские, полагали, что Басыгин-старший либо отравился паленой водкой в компании собутыльников, либо, будучи пьяным вдрызг, замерз где-нибудь в мороз, так как дело было зимой.

– Туда ему и дорога! – бросил Мономах довольно зло. – Земле легче стало!

– Согласна с вами, – кивнула Алла. – Только вот на самом деле все случилось несколько иначе. Точнее, совсем не так.

– В смысле?

– Инга рассказала, что отца убил Дмитрий. В тот день дома находилась только Инга, и она стала свидетелем разыгравшейся трагедии. Басыгин с сыном в очередной раз схватились на кухне. Перевес был на стороне Дмитрия, но в тот раз он не ограничился тем, что уложил папашу на лопатки. В пылу драки парень схватил со стола кухонный нож и полоснул отца по горлу. Все было кончено в считаные минуты. Инга повела себя удивительно хладнокровно для десятилетней девочки: помогла сводному брату вычистить кухню, закатать отчима в старый ковер и вытащить на лоджию. Как я уже говорила, стояла зима, поэтому тело могло лежать там долго. Когда мать вернулась с работы, следов преступления не осталось. Позже Дмитрий ухитрился избавиться от трупа. Инга уверяет, что он силой заставил ее ему помогать, но, сдается мне, это неправда – особенно с учетом нынешней ситуации!