Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26

– Лучше волшебника?

– Ангелы же лучше волшебников, правда?

– Ангелы?

В этот момент в комнату вошел Константин, неся в руках облезлый алюминиевый таз с водой и льдом, а с его согнутого локтя свисали какие-то тряпки, которые с трудом можно было назвать полотенцами.

– Он очнулся? – с тревогой спросил он у Мономаха. – Он что-то сказал?

Но глаза мальчика снова были закрыты. Мономах подумал, а не привиделось ли ему все? Что нес мальчишка, то ли в бреду, то ли находясь в сознании – про каких-то ангелов..?

– Ничего, – ответил Мономах. – Он не приходил в себя. Давай сюда лед и полотенце!

Константин повиновался: он вообще стал очень покладистым, и Мономах видел, что его волнение – неподдельное. Только вот волнуется он о жизни мальчика или боится заразиться?

– Если ты и твоя мать здоровы, а Данила не живет в общине, где он мог заразиться? – спросил Мономах, укладывая кусочки льда в полотенце.

– Сам не пойму! – пожал плечами Константин. – Я говорил мамаше, чтоб не выпускала его бегать по округе, но она… Ну, ты сам видел!

Неудивительно, что мальчик, оставленный на попечении алкоголички, сбегал из дома и носился по лесу. Может, и в общину заходил? Вряд ли охранники обращают внимание на снующих туда-сюда детей, они ведь не представляют опасности!

– То есть ты не в курсе, с кем общается твой сын? – уточнил Мономах.

– Это почему же не в курсе-то? – раздался голос из сеней. Мать Константина ввалилась в комнату – удивительно, но выглядела она лучше и, похоже, вполне проветрилась, придя в состояние относительной вменяемости. – В деревню он бегает, не могу же я его веревками привязывать!

– В общину, в смысле?

– Да нет, туда Костька запрещает ему соваться! В старую деревню, туда, – старуха махнула рукой в сторону, вряд ли указывая реальное направление.

– В заброшенную, что ли? – спросил Мономах. – Так там же нет никого!

– Ну и что? – передернула плечами бабка Данилы. – Шут его знает, что он там находит – может, по домам лазает… Таскает оттуда всякую дрянь.

– Какую такую дрянь?

– Ну, игрушки старые, ведро недавно приволок… Кстати, хорошее ведро – я его отмыла и оставила, чтобы воду в колодце набирать, когда его выкопают наконец.

– Так выкопали уже, мать! – сказал Константин. – Остались только отделочные работы, а кольца мужики уложили, и вода есть – так что можешь набирать!

– Ну да, мне туда переться предлагаешь?! – фыркнула старуха. – Ты мой сын и его отец, – она кивнула в сторону кровати, на которой лежал мальчик. – Вот ты и привези, а то наша старая колонка уже одну ржавчину качает!

– Ладно, ладно, привезу! – буркнул Константин. – Как время будет… А пока у тебя вон вода в бутылках есть – я видел в сенях, много еще осталось!

– Скажите-ка, не мог ваш Данилка общаться с парнями, что колодец роют? – задал вопрос Мономах. Какая-то мысль билась в дальнем уголке его мозга, но он пока не мог придать ей форму и смысл – просто маленький червячок принялся точить его серое вещество.

– А что? – подозрительно зыркнув в сторону Константина, спросила его мать.

– Я пытаюсь понять, от кого он мог заразиться. Мужики, что колодец копали, больны…

– Мамаша, я ж тебя предупреждал! – зло рявкнул подручный Досифея. – Ты что, позволяла ему общаться с прихожанами?

– Да ничего я не позволяла! – захныкала бабка – видать, были у нее причины побаиваться своего отпрыска, и она испугалась, как бы ей не прилетело за ее безалаберность. – Сынок твой – у него шило в заду, честно слово – ну как я его удержу-то?!

– Точно, – фыркнул Константин, – особливо если бухаешь дни напролет!

– Так возможно такое или нет? – теряя терпение, спросил Мономах. – Ну что Данила…

– Да все возможно с ним, все! – развела руками мать Константина. – Я его только тогда вижу, когда он пожрать прибегает, а где в другое время шатается – один черт в курсе!

– Так ты считаешь, док, кто-то из наших мужиков Данилку заразил?

– Вряд ли, – медленно покачал головой Мономах. – У него болезнь в более поздней стадии!

– Так что, он – их?

Мономах не ответил. Та самая мысль скреблась на задворках его мозга, но никак не желала оформляться. И он знал, что, когда это, наконец, произойдет, все очень сильно изменится.

* * *

Алла приготовила ужин. В последнее время это случалось чаще: она пыталась хоть как-то украсить жизнь Дмитрия после смерти его отца, с которым они были очень близки, несмотря на то, что жили далеко друг от друга. Некоторое время назад она приняла решение расстаться с детективом, понимая, что эти отношения ни к чему не приведут: им хорошо в постели – и только. Алла пришла к выводу, что симпатия, которую она испытывает к Дмитрию, никогда не перерастет в большое чувство. Да и можно ли надеяться, что Алла, которая сохнет по Мономаху, вдруг влюбится в Негойду? Однако смерть отца Дмитрия все изменила – или, во всяком случае, отсрочила: ну, не могла она обрушить на него еще и эту новость! Насколько это правильно, рассудит время, а пока Алла просто старалась отвлечь любовника от грустных мыслей. Вот и этот ужин призван был стать одной из таких «отвлекалок», маленьких приятных неожиданностей, которые греют душу человека, пережившего личную трагедию.

В последнее время Дмитрий работал больше обычного, берясь даже за мелкие дела, которые раньше посчитал бы слишком незначительными, чтобы тратить на них время и ресурсы – это помогало ему на время позабыть о потере. Алла не возражала, убеждая себя, что просто-напросто дает любовнику свободу, но дело было в другом: приняв решение о расставании, она с трудом делала вид, что все остается по-прежнему. Алла не умела притворяться. Одно дело, когда немного актерской игры требовала работа – тут она могла сделать над собой усилие. Личная сфера – иное дело, тут притворство необходимо каждую секунду, а выдать может и выражение лица, и поза… Невозможно все время помнить о том, что нужно лицедействовать, не позволяя себе расслабиться, поэтому она даже радовалась, что Дмитрия почти не бывает дома. И все же в этот день Алла решила сделать ему приятное. Крем-суп из брокколи и запеченная в духовке индейка в апельсиновом соусе призваны были поднять любовнику настроение.

В ожидании прихода Негойды Алла плеснула себе вина в бокал – специально купила бутылку для этого вечера – и заняла свое любимое место у большого окна, выходящего на Невский проспект. Она никогда не уставала от этого вида оживленной магистрали и самой красивой, на ее взгляд, улицы города. Несмотря на то, что летом в Питере довольно светло (до конца июня, когда наконец начинает темнеть), за стеклом сияли яркие огни. Света добавляли и горящие фары автомобилей, медленно движущихся в этот час по проспекту между пешеходными переходами. Сверкали вывески дорогих магазинов, которые Алла посещала крайне редко: даже с ее полковничьей зарплатой они были ей не по карману, но не теряли от этого своей привлекательности для туристов, заходивших поглазеть на недоступные товары или даже, возможно, купить какую-нибудь ерунду, которая запомнится тем, что была приобретена в одном из самых дорогих мест страны. Стоя у окна, Алла думала о Мономахе. Черт, она почти постоянно о нем думала, и лишь когда была занята работой, отвлекалась от этих мыслей! И как ему удается заставить ее никогда о нем не забывать? Талант, о котором сам Мономах скорее всего и не подозревает!

Телефонный звонок оторвал Аллу от созерцания.

– Да, Антон!

Несмотря на то, что опер находился далеко, слышимость была такая, словно он в соседней комнате.

– Алла Гурьевна, все так, как вы и предполагали! – бодро отрапортовал Шеин. – Никто не покупал участок в том районе, который обозначал Досифей, – там сплошной лес, и вся земля принадлежит государству. В округе имеется несколько населенных пунктов, и никто ни о какой общине слыхом не слыхивал!

– Вы проверяли в комитете по землепользованию?