Медиум
Шрифт:
Честно, после этих слов и излившейся вместе с ними на меня эмоциональной грязи, я перетрусил не на шутку. Было невероятно страшно осознавать, что со мной могут сделать в этом заброшенном подвале, страшно думать, что я уже никогда не увижу белого света и не вдохну полной грудью прохладного осеннего воздуха.
Больше всего мне хотелось отвести голову в сторону и опустить взгляд, изобразить запуганного и затравленного пленника, кем я, собственно и являлся. Может даже немного помолить о пощаде, поунижаться, посулить любые деньги за свое освобождение. Но я прекрасно понимал, что это нисколько мне не поможет. Даже тот огонёк надежды потух, залитый эманациями изуверского наслаждения, которое
И будто этого осознания мне было мало, меня поспешила подбодрить внезапоно пробудившаяся логика, говорящая мне, что нападение с похищением — это не то событие, после которого человека отпускают на все четыре стороны с добрым напутствием. Похоже и Штырь здесь объявился одной простой причине — он просто хотел лично поиздеваться надо мной, прежде чем мой бездыханный труп зароют в каком-нибудь суглинистом отнорке под землей.
Мой болезненно пульсирующий мозг с некоторым трудом воспринимал посылы моего дара, который улавливал то садистское предвкушение, что исходило от большинства присутствующих, яснее любых логических доводов говорил мне о том, что в глазах этих людей я уже нежилец.
— Что ты притих, голубчик? Страшно стало? — Штырёв омерзительно улыбался, отсвечивая каким-то полусумасшедшим блеском в глазах. — Правильно, что боишься меня! Но, может, прежде чем я начну с тобой веселиться, ты мне коротко поведаешь, где ты научился так ловко руками махать и стрелять? Нет, правда! Нам с пацанами очень любопытно! Мы, стыдно признаться, даже надумать успели невесть что о тебе! А ты оказался каким-то колдуном из телевизора. Вот как так, а?
Эх… ну вот что я мог ответить на это? Не рассказывать же про свой дар, способность усваивать чужую боль, разгоняя ей свой организм, про тренировки тела и восприятия на запредельных для человека скоростях? В лучшем случае, надо мной только посмеются…
— Ну что ты замолк, выродок? — Штырь схватил меня за волосы и тряхнул так, что клацнули зубы, сразу же следом за этим, щеку обожгло хлестким ударом тыльной стороной ладони. — Где теперь твоя смелость?! Ссышь даже словечко вымолвить, а?!
Я посмотрел в глаза этого скота в человеческом обличии, и меня снова окатило потоком жуткого отвращения от его эмоций. Совершенно гнилой человек, который упивался своим превосходством и минуткой абсолютной власти над скованным пленником. Впервые в жизни я познал неистовое желание не просто убить, а жестоко изничтожить, превратив в месиво из плоти и костей, человека, который стоял передо мной. Уж кто-кто, а эта тварь заслуживала такой участи. Я просто чувствовал это, я видел эту скверну и погнать в нем, что отравляли все вокруг. Следом за этим жгучим желанием пришел гнев на самого себя, за собственное бессилие и за проявленную беспечность. Поехал прокатиться по Москве, Блин…
Этот порыв безнадежной ярости вытеснил страх за собственную жизнь. Теперь мне хотелось ругаться и сквернословить, не позволяя себя хоть в чем-то унизиться перед этими ублюдками.
— И кто еще ссыт из нас двоих? Мне казалось, что это ты на меня натравил своих крысенышей, а сам осмелился высунуться только тогда, когда я оказался закован. Спорим, что это тебе не хватит духу снять с меня наручники?
— Ха-ха! Пацаны, да у нас тут юморист нарисовался! — Пацаны послушно гоготнули на замечание своего босса. — Не для того тебя ловили, чертила, чтоб сейчас наручники снимать!
Для весомости своих слов, авторитет с широкого размаху залепил мне кулаком в живот, отчего воздух со свистом покинул мои легкие и еще полминуты не мог туда снова пробиться.
Обретя способность дышать, я сморгнул выступившие на глазах слезы.
— Вот видишь, Штырь, оказывается,
здесь ссылко только ты один. — Прошипев эту фразу, я попытался плюнуть в нависающее надо мной лицо, но слюны в пересохшем рту было не очень много, да и своей густотой она могла посоперничать с улиточным муцином, так что я только запачкал себе подбородок, так и не попав по своему пленителю.Штырь сперва отшатнулся, брезгливо скорчившись, а потом, поняв, что сумел избежать моего снаряда возмездия, мерзко расхохотался.
— Борзый, сучара? Ну сейчас я тебя обломаю… Боров, дай-ка мне зубочистку свою.
Подошедший Боря (надо же, какое, оказывается, подходящее у него прозвище) протянул мужчине строго вида складной нож с вороненным клинком, противно при этом ухмыляясь. Штырь ловко махнул рукой, выбрасывая лезвие, а другой больно схватил меня за нос, сильно сдавив двумя пальцами. Придавив мне ноги, чтобы я не мог его пнуть или оттолкнуть, он паскудно осклабился.
— Ну что, петух?! Сделаем из тебя Буратину? Ха-ха-ха!
Посмеявшись над собственной шуткой, авторитет стал подносить нож к моему лицу, явно намереваясь отрезать мне нос.
В отчаянной попытке остановить это издевательство, я лихорадочно сформировал из остатков запаса своей Силы нечто напоминающее скрученный жгут, который затем наподобие сверла ввинтил в область груди нависающего надо мной садиста.
Я еще никогда таким образом не пробовал применять Силу. Я знал, что ее направленное прикосновение пугает людей, пугает сильно, вплоть до панических припадков. Но я никогда еще не пытался воздействовать ни на кого таким огромным количеством энергии. По моей теории, такое концентрированное воздействие должно было спровоцировать колоссальный выброс гормона страха, который, как уже давно доказано, способен заставить сердце даже здорового человека сократиться настолько сильно, что из-за наступившего спазма оно просто перестанет биться.
На эту атаку ушел почти весь мой резерв, оставив мне жалкие крохи, на которых я сумею протянуть день, максимум два. А потом, если не получу «подзарядку», буду очень сильно мучиться, но это только при условии, что я вообще выживу в сегодняшней переделке…
Провожая взглядом туманный спиралеобразный шлейф, растворившийся в груди Штырёва, я понял, что мой фокус удался лишь отчасти. Хоть он и не спешил падать замертво от моего воздействия, но лицо его посерело сильнее, чем окружающие нас стены, что было заметно даже в царящем вокруг полумраке.
— Мля-я-я… — Штырь выронил нож и грузно осел прямо на грязный пол, не заботясь о чистоте своей дорогущей одежды.
В его эмоциях громовым набатом загрохотал подавляющий волю страх. Страх перед смертью и неотвратимостью. Я вдруг ощутил, как затрепетала его жизнь, словно жалкий огонёк свечи на перед открытым окном. Дунь чуть сильнее, и он погаснет. И я всеми фибрами души хотел, чтобы он потух, но у меня не получалось его задуть. Я израсходовал слишком большое количество Силы, и отчаянно посылаемые мной жалкие ее брызги уже не оказывали на Штырёва больше никакого воздействия. Быть может, если б у меня был полный запас, я сумел бы осуществить задуманное, но не сейчас…
Боров со вторым здоровяком подорвались и кинулись поднимать с своего осевшего на задницу босса. Пропало ощущение колеблющегося огонька, постепенно выправляясь к ровному уверенному сиянию, пока и вовсе бесследно не исчезло. Оказывается, вблизи я могу еще и чувствовать, когда человек находится при смерти…
— Ох… ренеть… — Штырь, повисший на руках своих подчиненных, если так можно назвать парочку бандитов, хватался за сердце. — Как прих… ватило…
Не смотря на то, что кризис уже миновал, Штырёв очень перетрусил, и состояние его было далеким от нормального.