Медиум

Поднявшись с трупа, я отошел на несколько шагов, сильно пошатываясь. Потом согнулся, уперев руки в колени, и не сумел удержать сильнейшего спазма желудка. Мерзкая горечь прокатилась по горлу и пролилась на землю, обжигая каждый несчастный вкусовой рецептор в моем рту.

Вместе с горечью навалилась и боль. Болели перенапряженные во время рывка ноги, болели отбитые кулаки, болели израненные запястья… я опустил взгляд и увидел глубокие сочащиеся кровью раны на руках. Похоже, когда я срывал наручники, браслеты настолько глубоко впились в кожу, что прорвали ее до самой кости, перерезав заодно и сухожилия. Сейчас я не мог поднять вверх оба своих больших пальца. Но, слава богу, общая подвижность кистей рук сохранилась.

Ковыляя к выходу, подсознательно стараясь уйти как можно скорее и дальше из этого места, я вдруг остановился и повернулся к распластавшемуся телу. Что подумают мои похитители, когда вернуться и увидят изуродованный труп своего товарища и мое отсутствие? Слишком очевидная картина происшествия — мертвый подельник и сбежавший пленник. А если исчезнем мы оба? Вот тут уже есть над чем задуматься, и версии будут одна другой фантастичней. Как минимум, это даст мне небольшую фору, а значит решено…

Хромая и с трудом переставляя ноги, пострадавшие от чрезмерно сильного даже для моего тренированного тела напряжения, которое я испытал в момент своего отчаянного рывка, я вернулся к Вагону. С болезненным кряхтением присев на корточки у его головы, я положил ему руку прямо на ту кроваво-красную кашу, что сейчас представляла из себя большая часть его головы.

Всего только на долю секунды я отпустил свою Силу, но она рванула из меня таким потоком, что труп Вагона выгнулся дугой, как от разряда дефибриллятора, загребая ладонями стекло и окурки на полу. В заплывшем куске мяса с неприятным чавканьем раскрылся наполовину беззубый рот.

— Ы-ы-ы-а-а-а-х! — Мертвый похититель издал протяжный утробный стон, от звука которого у меня по спине табунами побежали мурашки, а желудок снова скрутился в мучительной судороге. Я еще никогда не заходил настолько далеко в процессе воскрешения… нет, никакое это не воскрешение… поднятия мертвецов. Да, всякое бывало со мной раньше — помогая Дамиру в раскрытии преступлений, я часто общался с трупами разной степени разложения, они порой от избытка Силы и стенали, и дрожали, и царапали себя ногтями. Я быстро привык к подобному. Но то что происходило перед моими глазами сейчас, это… это было просто за гранью. И выглядело оно в сотню раз ужасней, чем что бы то ни было виденное мной ранее.

Поднявшись на ноги, Вагон направил на меня единственный оставшийся у него глаз, что покрасневший от полопавшихся капилляров выглядывал из мясной мешанины его лица.

— Иди за мной. — Голос дрожал и срывался, но я старался держать себя в руках. Отступая спиной к выходу, я смотрел, словно завороженный, как следом покорно зашагал оживший мертвец. Мертвец, которого я только что поднял своей Силой. Он двигался вполне натурально, легкие, наполняемые воздухом, вздымали и опускали его грудь. Хоть в воздухе он уже не нуждался, но побороть въевшиеся в подкорку рефлексы не так-то и просто даже мертвому, особенно, если с момента смерти прошло так мало времени. Это мне удалось выяснить еще на крысах. Их тушки переставали имитировать дыхание только на девятый-десятый день после смерти, становясь апатичными и безынициативными, внушая ужас своим живым товаркам.

Если бы не его лицо, с которого свисали лоскуты кожи и мяса, полагаю, Вагона можно было бы принять за нормального человека, но в таком виде, пожалуй, он больше походил на киношного зомби.

— Веди меня к выходу, — обратился я к нему мысленно, как всегда общался с покойниками ранее.

И человек, в памяти которого я прочитал, что его некогда звали Анатолий Вагин, по прозвищу Вагон, безропотно шагнул в темноту извилистых коридоров, прочь от тусклого света обычной лампочки, запитанной от аккумулятора.

Вскоре мы вышли на свежий воздух, который мне показался таким сладким и чистым, что у меня аж закружилась голова. Оглядевшись вокруг, я понял, что мы действительно находились на территории какого-то заброшенного завода. Пока я наслаждался прохладой вечернего ветерка, мой мертвый проводник смиренно стоял рядом и ждал дальнейших распоряжений.

Осмотрев себя, я понял, что представляю собой весьма удручающее зрелище. Видно, что со мной не церемонились, пока везли сюда — весь мой любимый костюм был в масляных пятнах, грязи и пыли. Даже несколько раз повалявшийся на полу Вагон выглядел в этом плане гораздо презентабельней.

— Дай мне свою куртку.

Ходячий мертвец без промедления снял с себя одежду и протянул мне.

Накинув прямо поверх пиджака черную ветровку, которая была на размер, а то и два, больше, чем мне требовалось, я обнаружил в одном кармане чужой телефон, а в другом ворох мятых купюр. Хм… деньги мне пригодятся, ведь мой кошелек исчез вместе с телефоном, а я даже не имею понятия, в какой части города нахожусь, так что, с большей долей вероятности, придется ловить попутку. А вот телефон Вагона… полагаю, он мне немного поможет запутать моих врагов, чем я просто обязан воспользоваться.

— Забери, — я протянул трубку покойному Вагону, — а теперь слушай, что ты должен сделать…

***

В сгущающихся сумерках безымянной промышленной зоны, прямо возле глубокого бетонного коллектора, стояла одинокая фигура. Одетая в одну только хлопковую футболку. Она совершенно неподвижно возвышалась над окружающим ее мусором, торчащей изогнутой арматурой и кусками расколотого бетона. В руке у нее был зажат телефон, который с некоторым трудом, но все же ловил здесь сигнал сотовой сети.

Вдруг трубка завибрировала, низко зажужжав, и не успели отзвучать первые аккорды какой-то блатной мелодии, как фигура нажала кнопку ответа и поднесла мобильник к обезображенному нечто. Назвать это месиво лицом не повернулся бы язык ни у одного даже самого отчаянного оптимиста.

— Алло? — Несмотря на ужасающий вид, голос фигуры был вполне обычный, только разорванные губы мешали как следует проговаривать слова.

— Вагон, баран ты тупорогий, ты где?! И где Секирин? — Звонивший орал в телефон так громко, что его голос без труда можно было услышать, находясь на расстоянии полутора метров от динамика.

— Секирин больше не проблема, я позаботился о нем.

— Ты че, удод, нажрался?! Что с голосом? Ты же еле языком ворочаешь!

— Обстоятельства, Чиж… так получилось…

— Какие, в жопу, обстоятельства?! Ты что, скотина, совсем берега попутал?!! Я тебя спрашиваю, где Секирин?!

— Чиж, ты тупой? Я же сказал, я о нем позаботился. Штырь велел его грохнуть, и я сам все сделал.

Собеседник на том конце аж подавился от подобной наглости.

— Вагон, мразота, ты набухался, так сразу смелым стал? Да я быстро тебя сейчас в чувство приведу. Ты че, засранец, таким образом решил перед Альбертычем выслужится, жополиз позорный? Где ты есть?! Бегом ко мне!!!