Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
— Спасибо. Вы можете ложиться спать, хотя… — мистрис Барк подняла на меня глаза, — вы, может быть, захотите попрощаться и с малюткой.
— Обязательно, — сказал я, — и, если вы разрешите, уходя, я на одну–две минутки зайду к Зосе… конечно, если только она не будет спать.
Мистрис Барк засмеялась и швырнула в камин недокуренную папиросу.
— Я буду спать! — отрывисто сказала Зося. — Благодарю пана полковника за внимание, но прошу извинить, я очень устала.
— Ого, мы рассердились! — мягко проговорила госпожа Барк, — но это вам урок. Наша маленькая пуританка не похожа на свою вольнодумную госпожу, принимающую гостей даже поздней ночью… Не правда ли, Зося? —
— Ну, так простимся сейчас, — поднимаясь с места, сказал я, протягивая ей руку. — Ночью я улетаю, что пожелаете мне, Зосенька?
— Счастливой дороги и скорой встречи! — сказала она. Ее пальцы с силой сжали мои, и на одно мгновение более чем надо я задержал их.
— До скорой встречи! — подчеркивая слова и так же сильно отвечая на ее рукопожатие, сказал я.
Девушка наклонила голову. Она поняла меня.
— Спокойной ночи, мадам! — повернувшись в сторону госпожи Барк, сказала она и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
Несколько секунд мы молчали. Потом, свернувшись в клубочек, мистрис Барк зябко повела плечами и тихо сказала:
— Мне холодно… подбросьте еще поленьев и налейте вина.
Я сделал и то, и другое.
— Если вам безразлично, потушите верхний свет… Его совершенно достаточно от бра и камина.
Я исполнил и эту просьбу.
— Теперь хорошо! Я люблю полумрак, лучше думается, когда свет не режет глаза. Так за что же выпьем первый бокал?
— За вас, моя дорогая Эвелин! — сказал я.
Она внимательно посмотрела на меня и потом отрицательно покачала головой.
— Нет! Это не то, даже не похоже! — с горечью сказала она.
— Что не похоже? Я не понимаю вас.
— Не похоже на то, как минуту назад вы с нежностью сказали: «Зосенька». Там были тепло и любовь… здесь — простая корректность. Разве не так? Выпьем лучше за вас. Не бойтесь, — видя мое смущение, криво улыбнулась мистрис Барк, — оно не отравлено, смотрите! — И она осушила свой бокал.
Лихорадочное возбуждение, оставившее было ее, снова вернулось к ней. Она выпила еще бокал, закурила папиросу и, повернувшись, спросила в упор:
— Вы любите ее?
— Нет! — отводя глаза от ее немигающего взора, ответил я.
— А меня?
— Еще не знаю! — попробовал отшутиться я.
— Решайте теперь же… Дальше будет поздно, — вдруг сухим, сдержанным голосом сказала она. Глаза ее на секунду стали злыми.
— Почему будет поздно? — удивился я.
— Выпьем… мне хочется вина, — не отвечая на вопрос, сказала мистрис Барк и налила себе и мне вина.
— Я уже несколько лет не была в таком глупом состоянии, как сейчас, — отставляя в сторону бокал, сказала она.
— В каком таком?
— В таком… влюбленном, — допивая вино, спокойно сказала она. — Разве это не глупое состояние, да еще в мои годы?!.
«Да еще будучи разведчицей и шпионкой», — подумал я.
— Вы ешьте, мой дорогой полковник, а то в пути почувствуете голод, — продолжала она, кладя мне в тарелку крылышко фазана, — так о чем я говорила? Да, о влюбленности… Это ведь дважды глупо, когда мне приходится ревновать вас к своей горничной, а ей — ко мне… Не находите ли вы это смешным?
— Вы, конечно, шутите. Я могу еще допустить, что девочка увлеклась мною, но вы…
— А я еще больше, чем она. И сейчас повторяю тот же вопрос. Вы… любите… ее? — медленно повторила она.
— Нет!.. Я уже говорил вам это…
— Очень этому рада, — сказала мистрис Барк. — Мне это приятно слушать, хотя… — она замолчала.
Не зная, как держать себя, я взял ее руку, она освободила ее.
— Второй
вопрос я задам вам позже.Она снова стала радушной и гостеприимной хозяйкой. Перемена произошла так внезапно, что я просто дивился ей. Это опять была та же умная, ироническая, спокойная госпожа Барк, какой я знал ее все эти дни.
Так, мило беседуя, мы сидели у догоравшего камина, напоминая собою даже не двух влюбленных, а спокойную супружескую чету, давно привыкшую друг к другу.
Я мельком взглянул на часы. Было уже десять минут первого. Однако как быстро пробежали два часа в этом странном, уютном и опасном уголке мистрис Барк.
— Да, мой дорогой, времени мало, уже пора. Через час вам надо будет ехать.
Я хотел подняться, но она удержала меня.
— Я люблю вас, — сказала она, — а вы? — И, обхватив мою голову, поцеловала меня.
Я никогда не был ни ханжой, ни пуританином, и близость красивой женщины всегда волновала меня, но здесь естественное чувство презрения к этой коварной женщине охватило меня. Эта беспринципная интриганка хотела одним ходом нанести нам двойной удар: увлечь меня и разбить сердце Зоси, осмеять ее чувство.
— Не знаю. После возвращения скажу вам, — отодвигаясь, сказал я.
Лицо госпожи Барк побледнело. Это длилось только мгновение.
— «Tu l’as voulu, George Dandin» [32] , — тихо сказала она, поднимаясь с оттоманки. — Вы говорите по–французски? — вдруг спросила она.
32
Ты этого хотел, Жорж Дандэн.
— Нет, не говорю, — солгал я.
Она долгим и внимательным взглядом посмотрела на меня, потом повернула выключатель и снова повторила ту же фразу:
— Тю ла вулю, Жорж Дандэн!
— Что вы говорите? — поинтересовался я.
— Я буду ждать вас… После возвращения вы зайдете ко мне. Обещаете? — вместо ответа спросила она.
— Обещаю!
— И скажете ответ?
— Да!
— Спасибо. Я буду вас ждать, мой дорогой и целомудренный Иосиф! — гладя меня по щеке, мягко сказала она. — Но не забывайте меня… Думайте обо мне хоть по одной минутке в день. Постойте, постойте! — вдруг оживилась она, почти запрыгав от детской радости на месте. — У меня есть план… мой дорогой, я подарю вам на время вашего отъезда мою любимую куклу… — Она рассмеялась. — Что вы с таким изумлением смотрите на меня? Я люблю красивые безделушки. Разве вы не видели Кэт в моей спальне? Как большинство женщин, я немного суеверна, и это мой самый дорогой и надежный амулет. Кэт облетела со мною всю Индию и Гавайи, и весь Иран. Я никогда не расстаюсь с ней. Это то, что всегда оберегало меня, но вам, дорогой мой, я на три–четыре дня отдам мою Кэт. Берегите ее. Она приносила мне счастье, и она сохранит вас в пути, а когда вернетесь, вы отдадите мне ее. Не так ли?
Мистрис Барк переродилась. Она опять была милой, забавной и несколько трогательной в своем порыве женщиной. Она прошла в спальню и сейчас же вернулась, держа в руках украшенную лентами куклу.
— Вот, возьмите мою Кэт! Она будет талисманом, оберегающим вас в пути от бед, и вместе с тем она будет напоминать вам о том, что в Иране вас ждут, любят и хотят добра… А когда вернетесь, я возьму обратно мою Кэт. Хорошо? — тепло глядя на меня, сказала мистрис Барк.
— Хорошо! Я буду беречь вашу Кэт, — улыбнулся я, принимая куклу.