Медное небо

Бенедикт думал о чем-то, не начиная разговор. Наконец взглянул на Анну:

– О многом хотелось спросить. С чего начать - не знаю.

– Начни с чего-нибудь, - предложила Анна.

– Хорошо... У тебя есть любимчики? Твоя мать вечно выбирала себе семью или несколько, какого-то особенного человека...

– Есть те, которые интересуют больше - но любимчиками я их не назову. Все одинаковы, обо всех надо заботиться. Да и как выделишь из миллионов?.. То есть, на самом деле... Да, бывает кто-то интереснее прочих. Но я стараюсь никем не заниматься больше, чем остальным.

– Интереснее прочих... В чем именно?

– Например, месяц или два назад я заглянула в один дом. Это было в Шкадарене, есть там небольшое местечко, Старгород. Я там часто беру книги, вот и сегодня взяла тебе оттуда. Милое местечко - университет, которому уже четыреста лет, монастырь. И вот я глянула случайно в одно окно. Увидела девушку, та хлопотала на кухне и вдруг, кое-как вытерев испачканные тестом руки, достала из кармана фартука листок и маленький карандаш. Отодвинула деревянную доску с пирожками, пристроила листок на краю стола. Это был такой чудесный порыв вдохновения. С того дня я ее полюбила... У меня копии ее рукописей. Она пишет сказки. Вообще чудесная семья, у нее брат учится в университете, я его недавно видела на экзамене. Еще помню маленькую и очень музыкальную девочку... хотя сейчас она, наверно, уже не маленькая. Но любимчиками их не назову и не выделю их из многих других - в том смысле, что не буду заботиться о них как-то особенно. Так же, как о всех.

Бенедикт улыбнулся понимающе.

– Принципиальная! А помнишь ту девушку, Агату Крешевич? Мы год назад переносили на твой семиструнник ее песни. Помнишь, как про нее говорили? В музыке - как рыба в воде, среди людей - как рыба на песке.

– Да, помню, конечно. Я ее слушаю иногда.

Анна достала с полки томик в плотной обложке, раскрыла и показала фотографию: памятник из белого мрамора - высокая женщина в свободном платье, напоминающем одеяния древних, с короткой стрижкой, она положила руку на гриф поставленной на землю гитары.

– Да, похожа...
– тихо сказал Бенедикт.
– Прекрасная музыка, чудесный голос. Она еще выступает?

– Умерла лет десять назад по их счету из-за эпидемии.

Они помолчали, неспешно отпивая из бокалов вино, глоток за глотком, глядя на гаснущий свет и тонкий до прозрачности месяц на еще не потемневшем небе.

– Тадеуш предполагал - если не дать миру магию, станет быстрее развиваться техника, наука и искусство. Насчет науки - и изобретений, соответственно, никто не спорил. Если же говорить об искусстве - это было неочевидно. Но он снова угадал.

Бенедикт улыбнулся, он не был пьян, да Анна никогда и не помнила его пьяным, но видно было, что он расслабился, готов прикрыть глаза и просто слушать. Как в компании лучших друзей.

– Часть творческих сил, которая в нашем мире уходит на магию, у них реализоваться не может. И, значит, должен быть другой выход силам, - сказала Анна.

– Да. И вот еще - для самого Тадеуша поиск самого себя, познание - это была цель... одна из целей его жизни. Тадеуш считал, что самым важным для них должны быть две вещи. Познание и изменение мира. В любом случае, он их творец - значит, и они таковы же. Каждый по-своему. Поэтому у них - по сравнению с нами - просто расцвет всяческих искусств, философии.

– В их философии трудно разобраться, столько направлений, школ.

– Уникальность мира и любого определенного человека доказывает, что существует творец. Тот, кто задумывает, кто делает нечто единичное, особенное, отличное от прочего. Если же нет представления о творящей личности, тогда появляются всякие философские монстры, - Бенедикт мимолетно улыбнулся.
– Они видят Вселенную как бесконечность, где элементы вечность за вечностью хаотично складываются в бесчисленные ряды миров, которые так же вечно будут повторяться, вечно, как волны прибоя, возвращаясь и уходя.

– Но человек не может не сознавать себя и свой мир продуманным и неслучайным.

– И, долго размышляя над этим и над самими собой, не выведут ли они, в конце концов, Тадеуша на чистую воду?
– улыбнулся ей Бенедикт. Анна покачала головой, тоже улыбаясь.

Ночь спустилась, прохладная, чернильно-черная тихо дышала за окном шумом волн и шуршанием травы - под ногами человека или мягкими лапами зверя.

– И все мне иногда странно. Особенно задумалась сейчас, когда предполагаю уехать на неделю. Я на всякий случай оставляю помощника всегда, даже если еду на три-четыре дня. Но все же... Почему Тадеуш так легкомысленно распорядился жизнью целого мира, словно подвесил на прочную - но тонкую ниточку. Пропустишь время завода Часов - и все. Погублен целый мир.

– Ведь и мы так же - можем умереть в любое мгновение. Тадеуш не дал им против нас никакого преимущества. Но, если честно, я считаю, что это по молодости. Да... Будь он моего возраста...

– Не думаю, - удивленно сказала Анна.
– Мне столько же, сколько было ему, когда он создавал Часы, а я понимаю, что он поступил рискованно.

– Хм... Все люди чувствуют по-разному. А женщины, по крайней мере, в некоторых вопросах, взрослее нас. Тадеуш, полагаю, хотел дать урок нам: помните, как все непрочно. А еще, знаешь? У него тогда не было детей. Я уверен, если бы он был к тому времени женат, защитил бы мир Часов куда надежнее. А так... свою голову не жалко, так и прочих заодно. Молодость.

Тетушка сидела в своей гостиной. Всю комнату освещать не стала, только небольшой огонек подвесила над креслом и столиком. Анна села в кресло напротив тетушкиного. Та налила ей чая, подвинула коробку шоколадных конфет с коньяком и ликером. Сама взяла очередную конфетку из горького шоколада. Анна, поразмыслив, выбрала белую. Надкусила конфету - сладкий вишневый ликер показался обжигающим.

– Вы с Бенедиктом и утром, и сейчас проговорили довольно долго.

– Да, у него разнообразные теории... и он дал несколько советов, довольно разумных. По крайней мере, кое-что непременно проверю.

– Да... да... Старый друг лучше новых двух...

Анна пристально посмотрела на тетушку. Какие-то новые интонации. Заговорщицки-смущенный тон.

– Он ведь тоже Виельгурский, и чародейные способности у него сильные. Вижу, тебе с ним интересно, и в делах твоих он мог бы быть хорошим помощником.

– И?.. Тетя, давайте без обходных маневров.

– Хм... извини, может быть, это лишнее... или бестактно говорить с тобой об этом. Возможно, ты ты воспринимаешь Бенедикта почти как старшего брата. Но скажу вот что: вы довольно похожи, он исследует Королевство Часов - оно для него, как и для тебя, одна из важнейших в жизни вещей. Пока он был женат, да и ты связана помолвкой, говорить об этом не было смысла. Но сейчас - дело другое. Однако есть одна важная вещь. Тебе известно, что у Бенедикта есть вторая семья? Незаконная, конечно. Уже восемь лет.

– То есть, он жил на две семьи?!

– Я не хочу сказать, что именно тут была двойная жизнь. Он помогал, пересылал деньги, а сына - хотя Бенедикт его официально не признал - определил в дорогую частную школу. О разводе речи никогда не было: там вышел бы ужасный мезальянс, и в первой семье у него уже были дети... Понимаю, это некрасиво. Хотя так обыденно...

Анна молчала несколько секунд. Ничего подобного она предположить не могла. Не то, чтобы совершенно не могла - ее картина мироустройства совершенно не была идиллической. Просто никак не ожидала от Бенедикта. Он казался... правильным. Прямолинейным. Надежным.