Медвежья кровь

— Не бойся меня!

— Что?..

— Думай о чем угодно, только, черт побери, не бойся!

Я тяжело сглотнула, ничего не понимая, но стараясь сделать так, как медведь сказал, потому что чувствовала кожей, что в этот раз шутки закончились.

И пускай он все еще был бледен и измучен своими незаживающими ранами, сейчас я знала наверняка, что его тело способно удивить. И напугать.

Раненый зверь в последнем рывке способен разорвать в клочья.

Я много слышала таких историй от охотников в поселке, когда папа был дома, и они приходили к нему как к своему другу и товарищу.

Нет, я никогда не поддерживала убийства животных и считала это дикостью и полным невежеством, но эти истории учили меня тому, как нужно вести себя, живя на окраине леса, откуда может появиться любой самый страшный зверь.

Как это создание в теле человека.

Я старалась думать о братике и не обращать внимания на то, как медведь тяжело и хрипло дышит, а его тело напрягается как-то хаотично и резко, словно мышцы скручивало изнутри независимо от его воли.

Ведь он не собирался становиться зверем прямо сейчас?

Или что с ним творилось?

По мере того как мои мысли все дальше уходили в сторону печали о брате и воспоминаний о том, как мы возили его по врачам, медведь успокаивался и, кажется, даже стал дышать ровнее.

— Иди, — хрипло и тяжело выдохнул он, но не успела я подняться на ноги, стараясь как можно быстрее отойти от него, как он схватил термос, потянув его к себе: — А вот это оставь.

Он выпил весь чай.

Но к еде не притронулся.

И больше ничего не говорил, а я от этого почему-то чувствовала себя неловко.

Все пыталась понять, что же случилось с ним, и почему мне было так откровенно не по себе, и сама себя убеждала в том, что лучше уж мне не знать. Чтобы спать спокойно.

Но перед тем, как лечь спать, я снова опустилась на колени возле него, чтобы обработать все еще воспаленные раны.

Больше не говорила о том, что нужно пить лекарства, потому что уже уяснила, что это просто бесполезно.

Вроде не осёл, а медведь, но такой упрямый!

Он ничего не говорил, даже когда ему было больно.

Только стискивал зубы и напрягался всем своим огромным мускулистым телом, пока я старалась сделать все как можно быстрее и менее болезненно.

Так же молча я легла на диван, когда спустилась со второго этажа, уложив брата спать.

Но уснуть не могла.

Все думала о том, что не смогу поставить его на ноги и выпроводить как можно скорее из дома сама.

В голове билась тонким пульсом одна-единственная мысль, которая казалась вполне здравой, если учесть все странные и пугающие обстоятельства в целом: раз его нельзя лечить лекарствами, значит, нужны травы.

Ведь именно так лечат себя сами животные в лесу.

И потом, раз травяной чай пришелся медведю по душе, значит, и другие, более полезные травы он тоже будет пить как миленький.

Иначе я умываю руки!

За чертой поселка, уже в самом лесу, жила старушка, которую в самом поселке считали слегка сумасшедшей, однако регулярно бегали к ней по любому поводу: от снадобья при простуде до глобальных проблем вроде зачатия или излечения от пьянства.

Все знали, как ее найти. И я знала. Только никогда не была у нее.

Она была моей последней надеждой на то, что медведя как-то можно вылечить и спровадить его обратно в лес, чтобы продолжать жить как прежде. Спокойно.

И в данной ситуации проблема была только одна — как оставить его в доме рядом с братиком?..

Взять с собой Эдю я никак не могла, дабы не спровоцировать нового приступа.

Поэтому решила действовать быстро и, главное, очень рано, еще до того, как они оба проснутся.

А еще задействовать папин старенький мопед, который он собирал собственными руками много лет назад, чтобы добираться до переправы, откуда всех работников затем забирали большие лесовозы.

Спала я просто ужасно…

Можно сказать, что не спала вовсе, вздрагивая сама не пойми отчего, хотя медведь спал на удивление крепко, и даже посапывал во сне, а мои четвероногие друзья были рядом, в ногах, поверх теплого одеяла.

Я подскочила еще до рассвета, первым делом поднявшись на второй этаж, чтобы убедиться, что брат крепко и сладко спит. Укрыла его и крадучись спустилась вниз, чтобы теплее одеться, быстро умыться и прислушаться к медведю, который продолжал сопеть и совершенно не реагировал на мои передвижения, как раньше.

Кажется, действительно спал очень крепко.

Стоило рискнуть!

— Охранять! — показала я пальцем на лестницу второго этажа, обращаясь к своим большим псам, и они верно и преданно улеглись прямо под первой лесенкой, а я выдохнула с дрожью и выпорхнула на улицу, где было свежо и прохладно, а солнце только-только показывалось на горизонте.

По моим расчетам, медведь должен был проснуться через пару часов, а брат и того позже. И этого времени должно было хватить, чтобы я доехала до подножья сопки и как можно скорее вернулась обратно.

Дом старушки был именно там.

Выкатив мопед из гаража, я волокла его по влажной от росы земле почти до кромки леса, радостно улыбнувшись, когда он все-таки завелся, хоть и не с первого раза.

Папа катал меня на нем, когда Эдя только родился, и наша семья была счастлива и спокойна.

Вспоминать это было сейчас так тяжело, ведь если бы папа был рядом, то ничего страшного не случилось бы.

Я сама влипла в эту ситуацию с медведем, и должна была все решить тоже сама.

Желательно до приезда мамы с вахты, когда нужно будет везти Эдю на новый курс реабилитации в город.

Я не обращала внимания ни на мелкий дождь, ни на холод, молясь только об одном — чтобы я успела вернуться до пробуждения мужчин в своем доме, потому что, как бы себя ни успокаивала, что Эдя не полезет вниз раньше времени, а медведь очень слаб и не в состоянии поднять себя с пола, на душе было неспокойно.

Добравшись до дома старушки, который и домом-то можно было назвать с большим трудом, я замерла перед дверью, вдруг вспомнив все то, что когда-либо слышала о ней.

Много странного.