Медвежья услада
Шрифт:
– Ну хорошо. Предположим, я позволю Защитникам брать себе жен. А теперь подумайте сами и скажите, кто из девушек согласится жить на чертовом краю земли, где не выживет ни одни гребаный микроб?!
– …та, что полюбит, – тихо проговорила я, крепко держась за руку своего Норда, и тут же ощутила, как все взоры этих огромных светловолосых мужчин обратились на меня, разглядывая придирчиво и явно пытаясь отыскать в моих словах подвох или ложь.
Но в них не было ни того, ни другого.
Король вскинул брови и подался вперед, глядя на меня с азартом, пробасив:
– Разве можно влюбиться за один
– Можно.
Он хмыкнул, а Кадьяк вдруг кивнул мне с улыбкой, словно давал понять, что я сделала все верно.
И что он на нашей стороне.
– Посмотрим, что скажут сами невесты, когда увидят этих небритых амбалов! Мелкий! Ведите уже невест! Сколько можно языки точить? Драться пора! С них потом еще торжественный ужин!
Кажется, Свирепый едва сдержал долгий вздох, оттого что уже давно не был мелким, но, как всегда, промолчал.
Вот, правда, уйти он не успел, потому что кто-то из Берсерков сзади вдруг подал голос.
И сделал это, не скрывая своего возмущения:
– Если им можно жен, то почему нам нельзя?!
За спиной тут же поднялся гул из недовольных мужских голосов, когда я поняла, что стали возмущаться те самые «мирные жители», которые на проверку оказались не очень-то мирными.
Только теперь глаза короля сверкнули тяжело и мрачно, что грозило большой бедой.
– Вам кто слово давал? – рявкнул он, шарахнув по подлокотнику так, что что-то затрещало и мне стало не по себе, а вот Кадьяк продолжал спокойно сидеть рядом со своим громким другом, глядя на все происходящее так же пронзительно и цепко.
– Чем мы хуже Защитников? – не унимались мужчины и стали один за другим подниматься с колен, давая понять, что так просто не оставят послаблений для других, а я ощутила кожей, как напряглись и охрана со шрамами на груди, и Защитники.
И мой Норд, который не собирался оставаться в стороне, если ситуация выйдет из-под контроля, несмотря на свои чудовищные ранения.
Кажется, об этом думал и сам король, когда неожиданно поднялся во весь свой огромный рост и свел хмуро брови, пробасив:
– Вы не воины! Кто из вас сможет выстоять один на один против них?!
– Мы не воины, но зато нас много!
– Совсем страх потеряли, анчоусы членистоногие?! – тут же взвился король, и теперь он был зол не на шутку!
То, что начиналось для него как забава, скрашивающая серые будни в ледяном царстве вечного покоя, стало теперь походить на глобальную проблему.
И разлом в обществе медведей.
Страшнее всего было то, что мужчины явно не собирались отступать.
Было ощущение, что они, напротив, стали стягиваться, чтобы встать ближе плечом к плечу.
– Доволен?! – рявкнул король в затянувшейся паузе, когда воздух накалялся и начинал буквально вибрировать от нарастающего напряжения и недовольства со всех сторон, покосившись в этот момент на Норда. – Ты этого добивался?!
Все Защитники как-то собрались, явно готовые броситься на защиту своего брата, и меня это трогало до глубины души и восхищало в них.
Сложно было найти среди людей такие единство и братство, которые я успела увидеть здесь всего за пару дней!
В этот момент вслед за королем поднялся Кадьяк, который походил скорее не на медведя, а на огромного лощеного кота.
Или пантеру.
Было
в нем что-то неуловимо мягкое и в то же время опасно-хищное.Было ощущение, что сейчас он сладко и лениво потянется… а потом вцепится кому-нибудь в глотку и убьет за долю секунды.
До этого момента он был всегда на стороне короля, но сейчас встал к нему плечом к плечу – такой же огромный и мощный, – неожиданно промурлыкав хитро и многозначительно:
– Напомни мне, друг мой, кто первым привел человеческую женщину под своды вашего ледяного дома?
– Вот он! – король ткнул пальцем на одного из Кадьяков, который стоял рядом с Нефритом, поражая своим величием.
И чертовой красотой.
Берсерк с копной черных волос, которые вились крупными кудрями.
Строгими чертами лица.
Широкими скулами.
И просто нереальными синющими глазами, которые горели тем же неоновым светом, что у Норда, Нефрита и Лютого.
Он только вскинул брови на этот жест короля, проговорив красивым глубоким голосом:
– Пап, ты серьезно?
– Еще как серьезно! Кто первым пришел сюда с Козявкой и нарушил мой покой?
– Когда ты привел сюда свою женщину в этот дом, Север и Нефрит еще ходили пешком под стол, – все так же сладко-мурчаще проговорил «демон», на что король только упрямо поджал губы, а красавчик с синими глазами криво усмехнулся, покосившись на «демона»:
– Ну про стол это ты загнул, конечно!
– Думаю, не стоит напоминать о том, что случилось дальше и отложилось в головах твоих медведей очень ярко и отчетливо?
Видимо, эти слова, сказанные хитрым и лукавым Кадьяком, королю не слишком понравились, потому что он весь как-то даже нахохлился, словно чувствовал себя виноватым, но упрямо не собирался в этом признаваться. Даже себе самому.
– Карат! А вот ты просто не можешь промолчать и не вставить везде свои яйца по самые гланды! – в конце концов буркнул король, надувшись еще сильнее. – Царь я или блоха карликовая?! Имею право, мать вашу блохастую!
– Если ты имеешь, то почему они нет?
– Ты сам прекрасно знаешь почему! Если я всем позволю иметь человеческих жен, то кончится тем, что половина женщин в местных поселениях будут просто жестоко растерзаны! Праотец был мудр и видел куда больше нас, если сделал это вторым запретом после тайны нашего рода!
В этот раз Кадьяк с интересным именем Карат неожиданно стал серьезным и кивнул в согласие, больше не пытаясь встревать в отношения короля и его поданных.
– Бурым позволено иметь жен! – завозмущались еще сильнее и яростнее Берсерки, давая понять, что отступать так просто не намерены.
– И Гризли тоже!
– Меня не интересует, что происходит в родах Бурых и Гризли! Вам я не позволю трогать женщин! Защитники будут выбирать из невест и только. Точка! – рявкнул король так, что под ногами задрожал ледяной пол, для пущей убедительности крутанув в руке свой тяжелый мощный топор, который с лязгом проткнул лед, отчего раздался хруст.
И будь я Берсерком, то точно испугалась бы.
Но мужчины вдруг рассвирепели, принявшись что-то выкрикивать недовольно и яростно на своем необычном медвежьем языке, а некоторые и вовсе похватали свои топоры и какие-то орудия, похожие на копья, принявшись размахивать ими.