Мегрэ и дело Наура

— Теперь неважно, кто стрелял первым. Предположим, что вы при этом присутствовали. Мадам Наур вытаскивает пистолет из сумочки и, защищая своего хозяина, вы стреляете в ее сторону, воспользовавшись тем, что рядом с вами ящик стола, в котором пистолет калибра шесть тридцать пять.

— Вы хотите сказать, что после этого она выстрелила сама, но не в меня, потому что у меня в руках оружие, а в своего мужа?

— Я думаю, у вас были причины ненавидеть Феликса Наура.

— Почему это?

— Вот уже двадцать лет вы живете у него на положении бедного родственника, хотя между вами и нет реального родства. Вы не имеете никаких прав, а между тем на вас взваливают всякие дела вплоть до яиц всмятку по утрам. Вам не платят и вместо этого суют мелкие суммы на карманные расходы, да и то лишь тогда, когда вы попросите.

Я не знаю, имеет ли для вас значение то, что вы с хозяином разного происхождения. Как бы то ни было, ваше положение унизительно, а ведь ничто так не возбуждает ненависть, как унижение.

Вам представляется удачный случай отомстить. Наур стреляет в жену в тот момент, когда она направляется к двери, чтобы уйти уже навсегда. Тогда вы стреляете тоже, но не R нее, а в него, хорошо зная, что подозрение падет на Лину или на ее любовника, после чего вам остается лишь обеспечить себе алиби в клубе на Сен-Мишель.

У нас есть возможность, господин Уэни, в течение часа установить, так ли все было на самом деле. Я сейчас позвоню Моэрсу, специалисту из нашей лаборатории. Он привезет все необходимое для проведения исследования с помощью парафина. Руки покойного Наура уже подвергались такого рода экспертизе, а теперь мы установим, пользовались ли огнестрельным оружием вы.

Секретарь по-прежнему был спокоен и только иронически улыбался.

Мегрэ направился к телефону, но Уэни остановил его

— Не стоит этого делать.

— Вы решили признаться?

— Ведь вам, как, впрочем, и мне, господин Мегрэ, хорошо известно, что частицы пороха после стрельбы остаются на коже до пяти дней.

— У вас обширные познания в таких делах.

— В четверг я был в тире, расположенном в подвале оружейного магазина на улице Ренн, принадлежащего Бутело и сыну, я там часто бываю.

— С этим пистолетом?

— Нет. У меня есть второй, точно такой лее, я храню его в тире, как и все завсегдатаи. Поэтому вы сможете обнаружить частички пороха на моей правой руке.

— Зачем вы ходите тренироваться в тир? Мегрэ явно был раздосадован.

— Люди моего племени круглый год живут как бы на военном положении. Мы считаем себя лучшими стрелками в мире. Мальчики с десяти лет хорошо владеют оружием.

Мегрэ медленно поднял голову.

— А если при экспертизе мы не обнаружим порох ни на руке Алваредо, ни у мадам Наур?

— Алваредо пришел с улицы, в тот день температура опустилась до минус двенадцати градусов. Вполне можно предположить, что у него на руках были перчатки, причем очень плотные. Разве не так?

Уэни далее принял оскорбленный вид.

— Извините, что мне приходится заниматься вашей работой. Напомню, что мадам Наур собиралась уехать. Я полагаю, она была в шубе и, вероятно, в перчатках.

— Вы говорите мне это, чтобы отвести от себя подозрения?

— Я думал, мне придется защищаться лишь тогда, когда судебный следователь предъявит свои обвинения.

— Прошу вас завтра к десяти часам быть на набережной Орфевр для официального допроса. Возможно, судебный следователь, о котором вы сейчас говорили, также в свою очередь захочет допросить вас.

— А до тех пор?

— Прошу не покидать этого дома. Здесь останется один из моих инспекторов.

— Я очень терпелив, господин Мегрэ.

— Я тоже, господин Уэни.

Между тем у Мегрэ, когда он выходил из комнаты, горело лицо, хотя, может быть, и из-за жары. В коридоре он дружески помахал Торрансу, который сидел на жестком стуле и листал какой-то журнал, а затем постучал в дверь гостиной.

— Входите, господин Мегрэ.

Навстречу ему поднялись двое мужчин. Старший, куривший сигару, шагнул вперед и протянул комиссару свою сухую крепкую руку.

— Я предпочел бы познакомиться с вами при иных обстоятельствах, господин Мегрэ.

— Позвольте выразить вам соболезнование. Я не хотел уходить отсюда, не сказав вам, что мы в уголовной полиции и прокуратуре делаем все возможное, чтобы как можно скорее обнаружить убийцу вашего сына.

— У вас есть какие-нибудь предположения?

— Пока рано говорить об окончательных выводах, но роль каждого из причастных к делу начинает вырисовываться.

— Вы считаете, Феликс действительно стрелял в эту женщину?

— Думаю, это бесспорно: он мог или сознательно спустить курок, или же это произошло непроизвольно, в момент, когда в него попала пуля.

Отец и сын удивленно переглянулись.

— Вы полагаете, что женщина, от которой он столько натерпелся, могла в конце концов…

— Пока я не вправе предъявлять обвинения. До свидания, господа.

— Мне оставаться здесь? — спросил его Торранс, когда Мегрэ вышел в коридор.

— Уэни не должен никуда выходить. Прошу тебя находиться на втором этаже и сообщать мне обо всех его телефонных разговорах. Я еще не знаю, кто тебя сменит.

Шофер такси проворчал:

— Я думал, вы задержитесь в доме всего на несколько минут.

— В «Отель де Лувр».

— Знал бы, не стал вас дожидаться. Я начал работу в одиннадцать часов и до сих пор не мог даже перекусить.

Уже начинало темнеть. Должно быть, ожидая комиссара, шофер несколько раз прогревал двигатель, в машине было тепло.

Мегрэ, устроившись на заднем сиденье, задумчиво рассматривал темные, дрожащие от холода фигуры прохожих, скользивших вдоль домов.

Люка сидел в холле в огромном кресле и дремал, сложив руки на животе. Через полуопущенные ресницы он заметил направляющегося к нему комиссара. Инспектор вскочил и спросил, протирая глаза:

— Все в порядке, шеф?

— Да… Нет… Алваредо приехал?

— Пока ещё нет… Из наших дам никто из отеля не выходил. Только Кехель спускалась вниз за газетами…

Мегрэ, поколебавшись, произнес:

— Ты не хочешь пропустить стаканчик?

— Минут пятнадцать назад я выпил кружку пива…