Мегрэ и Клошар

___

* Кьянти: очень распространенное итальянское красное вино.

Под него была отведена целая полка, заставленная фигуристыми бутылями в специальных соломенных оплетках, но патрон, сунув руку под прилавок, извлек оттуда заветную бутылочку и наполнил из неё рюмку, не переставая окидывать клиентов полным любопытства взглядом.

– Вам известен клошар по кличке Тубиб?

– Как он там? Надеюсь, не помер?

Получилось, что Мегрэ разом перескочил слухом с фламандского акцента на итальянский, а глазом - от невозмутимости Жефа Ван Хутте и его брата Хуберта к пылкой жестикуляции хозяина бара.

– А вы уже в курсе событий?
– поинтересовался комиссар.

– Знаю, что в эту ночь с ним что-то приключилось.

– Кто вам сказал?

– Другой бомж, сегодня утром.

– И что именно он сообщил?

– Что была большая суматоха у моста Мари, и Тубиба увезли на "скорой".

– И все?

– Вроде бы его вытащили из воды речники...

– Тубиб покупал вино у вас?

– Частенько.

– Пил помногу?

– Порядка двух литров в день. Когда у него водились деньги...

– А как он их добывал?

– Да как все они... Где-то пособит при погрузке или разгрузке на Аллях или в другом месте. Или расхаживал с панно-рекламой по улицам. Ему я охотно давал и в кредит.

– Почему?

– Потому что он не был бродягой сродни прочим. Он спас мою жену...

Та суетилась неподалеку на кухне, - почти столь же полная, как и Леа, но куда более энергичная и сноровистая.

– Ты не обо мне тут байки сказываешь?

– Да вот говорю, что Тубиб...

Она тут же вдвинулась в зал, вытирая руки о передник.

– Это правда, что кто-то пытался его укокошить? Вы из полиции? Думаете, выкарабкается?

– Еще не ясно, - уклончиво ответил Мегрэ.
– А от чего это он вас спас?

– Эх, если бы вы меня видели всего пару лет назад, то ни за что бы не узнали. Вся была покрыта экземой, лицо красное-красное, как у куска свежего мяса на прилавке. И длилось это много месяцев. В диспансере чего только не прописывали, давали различные мази, настолько дурно пахнувшие, что мне самой становилось от них не по себе. И ничего не помогало. Мне, можно так сказать, и поесть то ничего не позволяли, правда, и аппетита тогда вовсе не было. И уколы шлепали разные...

Муж слушал её, поддакивая.

– Но как-то раз Тубиб сидел вон там, видите, в уголочке, рядом с дверью, а я жаловалась на болезнь зеленщице и вдруг почувствовала, что тот этак странно смотрит на меня. А чуть попозже и говорит, причем тем же самым голосом, как будто заказывает стаканчик винца:

– Кажется, я смогу вас вылечить.

И я брякнула, а доктор ли он. Тубиб улыбнулся.

– Никто не лишал меня права на медицинскую практику, - тихо произнес он при этом.

– Он выписал вам рецепт?

– Нет. Попросил дать ему немного денег, двести франков, если точно припоминаю, и сам отправился к фармацевту разыскивать разные там порошочки.

– Принимайте до еды по одному, растворив в теплой воде. А утром и вечером обязательно обмывайтесь очень сильно посоленой водой.

Хотите верьте, хотите нет, но спустя два месяца моя кожа стала такой, как вы её видите в настоящее время.

– Он лечил и других, не только вас?

– Вот этого я не знаю. Тубиб не был разговорчивым человеком.

– А сюда он заходил ежедневно?

– Почти, чтобы отовариться своими двумя литрами.

– И всегда один? Видели ли вы его когда-нибудь в сопровождении кого-либо или нескольких незнакомых вам лиц?

– Нет...

– Не раскрыл ли он вам свою настоящую фамилию и не говорил ли, где проживал ранее?

– Мне известно только, что у него есть дочка. У нас с мужем тоже девочка, сейчас она в школе. И вот однажды, когда она взглянула на него с любопытством, он сказал:

– Не бойся... У меня тоже есть малышка...

Не удивлялся ли все это время Лапуэнт тому, что Мегрэ придавал столь большое значение истории с каким-то клошаром? Ведь в прессе это пройдет как краткое, на несколько строе, сообщение о происшествии, не более.

Но инспектор был слишком молод, чтобы понять, что впервые за всю свою карьеру комиссар столкнулся со случаем, когда преступление совершили против безвестного и никому, казалось, не нужного бомжа.

– Сколько с меня?

– Может, ещё по рюмашке? За здоровье бедняги Тубиба.

И они выпили, причем итальянец отказался брать с них плату за вторую порцию. Выйдя из бистро, полицейские прошли по мосту Мари. И через несколько минут уже очутились под серым сводом Отель-Дьё. Там им пришлось долго договариваться с весьма неприветливой женщиной, укрывшейся за окошечком.

– Фамилия?

– Знаю лишь, что на набережных его кличут Тубиб, и что его доставили к вам "неотложкой" сегодня ночью.

– Я не дежурила в это время. В какое отделение его поместили?

– Понятия не имею. Я только что звонил интерну, который так и не сказал, будут ли оперировать пострадавшего или нет.

– А имя этого медика знаете?

– Нет.

Она перелистывала туда-обратно страницы журнала учета, два-три раза куда-то звонила.

– Как вас самих-то зовут?

– Комиссар Мегрэ.

Имя ничего не говорило этой женщине, она просто повторила в трубку:

– Комиссар Мегрэ.

Наконец спустя с десяток минут регистраторша тяжко вздохнула, и с видом человека, оказывающего им особую услугу, заявила:

– Поднимитесь по лестнице "В"... На четвертый. Найдите там старшую медсестру по этажу.

Проходя по больничным коридорам они насмотрелись на медицинский персонал, от санитарок до молодых врачей, на самих больных в пижамах, а через приоткрытые двери и на ряды коек.

На четвертом этаже им пришлось опять прождать довольно долго, пока старшая сестра препиралась с двумя каким-то мужчинами, просьбу которых она, похоже, не желала удовлетворять.

– Ничем не могу помочь, - в конце концов разозлилась она. Обращайтесь в администрацию. Правила устанавливаю тут не я.