Механический Зверь. Часть 4. Мастер тысячи форм

— Пойду-ка я погуляю… — Мар оперативно покинул зону готовящихся боевых действий.

— Отчасти, — Фауст кивнул, задумчиво глядя вслед исчезнувшей между деревьев фигуре.

— Ты знаешь, какая часть меня интересует, — Ронда была зла. На Лаза, на Фауста, на весь южный континент и даже на саму себя. А потому ей требовалось на ком-то эту злость выместить.

— Хочешь знать, как я к тебе отношусь? — Немного стушевавшись перед спокойствием мужчины, девушка, тем не менее, с вызовом глянула ему в глаза и кивнула, за что получила от Фауста очередную улыбку. Вот только не обычную, задорную и веселую, а какую-то совсем мягкую, прямо-таки по-стариковски мягкую, а еще очень-очень грустную. Только в такие моменты можно было по-настоящему прочувствовать возраст, скрывающийся за этим покрытым шрамами лицом и насколько седыми были на самом деле его пестрые волосы. — Если ты ждала признания в любви, то я вынужден тебя разочаровать. Однако то, что Лаз бросил в приступе гнева, разумеется, не правда. Ты для меня очень дорога, и не только как моя любовница.

— Но… — вся злость куда-то испарилась, словно ее и не было. Наверное впиталась в морщинки, скопившиеся вокруг его глаз. — Почему тогда ты молчал, когда он оскорблял меня? Почему не вступился?

— А ты хотела этого? — Фауст, тяжело вздохнув, опустился на землю и закинул в рот сорванную травинку. — Он наговорил много гадостей в сердцах, но ведь много было и правды. Причем такой, о которой даже я не догадывался. Принцесса Озерной Империи, появившаяся на турнире Кристории, где точно была ее сводная сестра и множество аристократов из Лотоса. Лазу можно отдать должное, складывать кусочки пазлов он научился мастерски. К сожалению о человеческих побуждениях и мотивах того же сказать пока нельзя. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что покинуть тот турнир живой ты смогла только из-за него? Я вижу, как ты на него смотришь…

— Замолчи! — Ронда снова плакала.

Она прибыла на кристорский турнир, чтобы ценой собственной жизни показать всему миру правду о гибели ее матери и вероломности царствующей императрицы. Тогда она уже смирилась со смертью, может быть убийцу ее мамы и наказали бы, но отомстить Ронде та бы успела. Однако встреча с Лазом, тогда еще маленьким мальчиком, странно серьезным, но при этом невероятно живым и ярко горящим огнем борьбы и азарта, показала ей иной путь, путь жизни. Она покинула Апрад, так и не раскрыв своей личности и оставив преступницу безнаказанной, но ей уже было все равно. Она собиралась прожить остаток своей жизни так, чтобы хватило и за себя саму, и за свою маму.

И целых шесть лет у нее это прекрасно получалось. Встреча с Фаустом была лишь одной и множества невероятных историй в копилке Ронды, но вот вторая встреча с Лазом, через страны и года, стала по-настоящему особенной. После той встречи она искренне поверила в то, что все делает правильно, что выбранный ей путь одобрен судьбой и самим миром. Несмотря на свои страхи она была готова согласиться на любую предложенную парнем идею, даже в центр аномалий она бы в итоге пошла. И противилась Ронда лишь потому, что боялась за его жизнь, которую Лаз, словно торопился не успеть всего, прожигал во все новых и новых вылазках, одна рискованней другой.

А потом эта ссора… он обвинял ее, называл трусихой и плаксой, оскорблял, но Ронда была готова выслушать все что угодно. Фауст, как и всегда, был прав. Она не хотела, чтобы он останавливал Лаза. Потому что где-то в глубине души знала: если он будет копить это в себе, то в конце концов просто оставит ее позади, бросит, как бесполезный балласт. А если это произойдет, то это будет означать, что судьба ее оставила. Ронда сама не знала, в какой момент ее желание жить ради себя поменялось на желание жить ради него, но факт оставался фактом. Она была готова попроситься с ним даже после всего, что он наговорил, но Лаз напоследок бросил, что не взял бы их, даже если бы они захотели, так что Ронда не решилась что-либо говорить.

Может быть даже сама себе не отдавала в том отчета, может быть не осознавала этого полностью даже сейчас. Того, что на самом деле испытывает по отношению к этому странному парню, спасшему ее однажды от смерти в мучениях, а теперь обрекающий на жизнь в них же, при этом не осознавший ни того, ни другого. Фауст, с высоты своей мудрости и знаний, поймет, что нужно говорить, а что — нет, и сама она ничего ему не скажет. И в итоге эти чувства уйдут в небытие вместе с ней. К сожалению.

Глава 18

Посреди пустого поля, покрытого буйными травами, высился гигантский купол, полностью прозрачный, то ли стеклянный, то ли из каких-то иных материалов, мало ли до чего дошел гений мысли иной цивилизации. Чуть сплюснутый сверху, он все равно имел в высоту почти две сотни метров и был доверху полон воды. И при этом, насколько улавливала магия восприятия, на уровне земли он не заканчивался, а просто начинал сужаться, завершая сферу на примерно той же глубине. Этот мегалитический аквариум, в котором вольготно себя чувствовал бы и синий кит, переливался на солнце всеми цветами радуги, словно огромный мыльный пузырь, зрелище одновременно удивительно завораживающее и угрожающее. Потому что Лаз, даже в магическом мире остававшийся инженером, тут же прикинул давление, оказываемое на стенки этого купола и цифры выходили просто астрономические. В голове запестрели нули, однако, несмотря на всю абсурдность подобного, самым интересным было нечто иное.

Гигантская капля высотой с небоскреб и содержавшая миллионы тонн жидкости, была не просто причудой архитектуры или каким-то необычным способом содержания того артефакта, что поддерживал зоны искажений. Она была домом, в прямом смысле этого слова, домом для тех самых неведомых аборигенов, при виде которых на ум тут же приходил незабвенный роман, так любимый советскими фанатами фантастики.

В целом они были очень похожи на людей: две руки, две ноги, голова, два глаза, нос и рот, разве что были куда выше, в среднем метра по два с половиной. Однако куда логичнее было бы назвать их рыболюдами. Синевато-зеленая, и вряд ли это из-за окружающей воды, та была кристально чистой, кожа, перепонки между пальцами, плавники на икрах, предплечьях и спине, вполне отчетливо поднимающиеся и опускающиеся на шее щели жабр, во рту — пилообразные акульи зубы, темно-синие, если не совсем черные, глаза, без радужки и белка, ушей, вернее ушных раковин, нет и в помине, вместо волос — гладкий череп со странными узорами, похоже, заменяющими волосы в вопросе красоты. Одежда рыболюдам тоже была не чужда, хотя скорее походила на костюмы аквалангистов, впрочем оно и понятно, в обычных костюмах долго не поплаваешь.

Заняты аборигены (в чем Лаз теперь уже сильно сомневался) были, однако, вовсе не тем, чего ожидаешь от ближайших родичей русалок. Никаких задорных игр в догонялки, никаких катаний на дельфинах, никаких концертов по случаю дня рождения морского короля. Наоборот, все было очень строго и можно даже сказать официально. Рыболюды, коих Лаз успел насчитать несколько сотен, прежде чем сбился из-за слишком большого расстояния и крайней похожести водных жителей, сновали по внутреннему пространству водяного купола, словно обычные офисные работники в разгар рабочего дня. Некоторые торопились, некоторые, более неспешные, явно вели какие-то беседы, хотя услышать Лаз, понятно, ничего не мог, кто-то задумчиво всматривался в небольшие пластинки, что держал в руках, видимо заменявшие им бумагу. В целом, в гигантском пузыре шла вполне обычная трудовая деятельность, словно и не было вокруг наполненной искажениями зоны и населенного монстрами континента.

Самого Лаза пока что никто не обнаружил, по крайней мере каких-либо признаков поднятой тревоги или хотя бы изменения в поведении рыболюдов он не заметил. Однако и что-то новое выяснить, находясь вне купола было мягко говоря проблематично. Вот только как попасть внутрь? И возможно ли это вообще сделать?

Неторопливо, стараясь изображать из себя максимально обычную муху, по случайности нашедшую путь между искажениями, Лаз постарался приблизиться к пузырю как можно ближе. И то ли у рыболюдов не было достаточно чувствительной магии, то ли за безопасностью в принципе никто не следил, ведь вероятность того, что тут появится кто-то посторонний и правда была ничтожно мала, но маленькой мушке было позволено подлететь настолько близко, насколько это вообще возможно.

Стенка гигантского аквариума для разумных рыб оказалась прямо перед Лазом. И только теперь он понял, насколько сильно заблуждался. Это было не стекло, не какой-то гигантский кристалл и не синтезированный рыбьими гениями полимер. Это был воздух. Самый обычный воздух, азот, кислород, углекислый газ и немного примесей, вот только он был спрессован до плотности армированного стекла. Гигантская сфера радиусом в две сотни метров и толщиной в два, полностью состоящая из превращенного в твердую материю воздуха.