Механический Зверь. Часть 4. Мастер тысячи форм
Шрифт:
Лаз и сам был способен на подобное, одним из разделов псионики как раз и была манипуляция с состоянием вещества. Однако одно дело — сделать гранит мягким, словно пластилин или, как Лаз сделал в сражении с тем морским чудищем, создать из воды жесткую конструкцию, и совсем другое — утрамбовать газ до твердости того же гранита. Энергия, требуемая на подобную манипуляцию, а также сложность заклинания, необходимого для нее, были просто нецелесообразны. Если на то пошло, куда удобнее было использовать обычный телекинез, при должном мастерстве эффект выходил куда лучшим с куда меньшими затратами. Но, похоже, для рыболюдов, создавших заградительную зону из по факту не смертельных аномалий радиусом почти в тысячу километров, не существовало такого понятия, как «меньшие траты».
Однако, когда первый шок прошел, Лаз начал замечать, что задумка создателей
А еще Лаз неожиданно для себя понял, что рыболюди просто не могут быть теми монстрами, что ему рисовали Фауст с Рондой. Потому что существовало множество иных, куда менее затратных способов организовать свое обиталище. И настолько продвинувшиеся в магии существа просто не могли этого не знать. Однако они выбрали именно такой, сложный до абсурда вариант и это могло произойти только в одном случае: рыболюди заботились о мире вокруг себя. Они не стали портить природу, вырубать лес, уничтожать экосистему. Они прибегли к невыгодному для себя, но максимально экологичному и малозатратному с точки зрения ресурсов способу. И если смотреть с этой точки зрения, то даже искажения представали в совсем ином свете. Это была не земля смерти, а просто пугалка для зверья, которые, даже испытав на себе ее влияние, с большой вероятностью остались бы живы. Оставался, правда, вопрос: зачем делать ее такой огромной, но не все сразу.
Однако верить без оглядки в пацифизм и бегущих по радугам единорогов Лаз тоже не мог. Экология-экологией, но нужно было во всем убедиться окончательно, прежде чем вступать в контакт с рыболюдьми. А так как на его магию пока что никто не среагировал, он, постаравшись замаскировать ее как можно тщательнее, начал постепенное изучение внутреннего устройства купола, теперь уже не поверхностное, а куда более тщательное и кропотливое.
Спустя почти час сомнений не осталось: это место — гигантская исследовательская лаборатория. В верхней половине купола находились жилые помещения, сотканные все из того же спрессованного воздуха, какие-то организационные отделы, офисы, если так можно было назвать соединенные трубками коридоров пузыри-кабинеты и висящими в пространстве «столами», «стульями» и «шкафами», представлявшими из себя просто плоские поверхности без каких-либо ножек или чего-то подобного. Спали рыболюды «стоя», в узких капсулах-кроватях, ели непонятную, похожую на рацион космонавта, кашу разных оттенков красного и фиолетового, в таких же сферических столовых, в общем вели вполне обычную, с поправками на свою среду обитания, жизнь.
А вот в нижней половине находились уже собственно исследовательские отделения. И исследовательские интересы у рыболюдей неожиданно совпадали с таковыми у самого Лаза. За содержащимися в «загонах» — лишенных воды пузырях, монстрами южного континента наблюдало множество предполагаемых ученых. Рыболюди их тестировали, брали образцы тканей и, конечно, вскрывали и препарировали. В самом низу купола, почти лишенном света и погруженном в постоянный холод, находились склады образцов тканей и органов, от многообразия которых у Лаза потекли метафорические слюньки. Что пытались выяснить местные исследователи он, правда, так и не понял, но сейчас это и не было так важно.
Также все-таки обнаружить местных представителей «силовых структур». В отдельных пузырях, которые обычные работники старались оплывать как можно дальше, можно было найти облаченных не в
стандартные облегающие костюмы, а в даже на вид прочные и тяжелые чешуйчатые доспехи рыболюдов, вооруженных странными трехлезвийными клинками, немного напоминающими земные геральдические лилии. На спине у каждого такого силовика висел вполне привычного вида арбалет. Всего Лазу удалось насчитать около сотни таких вот солдат. Не так уж и много, с учетом агрессивности окружающего мира, хотя, с другой стороны, благодаря аномалии им вообще мало кого стоило бояться.Однако, как бы он не старался, входа в купол Лазу так и не удалось обнаружить. А ведь он точно должен был быть, как-то же внутрь попали все эти здоровенные чудища. Кстати интересно, откуда рыболюди их брали в таких количествах, ведь до ближайшей чистой от аномалий зоны почти тысяча километров. Об этом Лаз, сделав зарубку на склерозе, пообещал себе еще подумать. Сейчас же стоило все-таки заняться вопросом проникновения.
Но, к добру или к худу, но этот вопрос решился сам, причем куда быстрее, чем Лаз мог ожидать. Пока он ломал голову над тем, как проникнуть внутрь совершенно герметичного, включая подземную часть, купола, не всполошив все еще вполне вероятные сенсоры или магию обнаружения, краем сознания он уловил движение с противоположной от той, откуда он сам пришел, стороны купола.
Процессия, показавшаяся из леса, была, как не странно, вполне ожидаемой. Да и ответ на вопрос, где рыболюди берут новых животных для экспериментов, нашелся за одно. К тому же выяснилось, что они и воздухом дышать вполне могут. Два десятка солдат, один из которых немного прихрамывал, явно попав в одну из бесчисленного количества ловушек природы южного континента, без всяких аквариумов на головах, как это рисовали в некоторых земных мультфильмах, конвоировали несколько парящих над землей чудищ самых разных форм и размеров. Вне купола, похоже, они все-таки применяли более удобные и экономичные способы использования магии, так что поддерживал монстров обычный телекинез.
Источником же магии был двадцать первый рыболюд, двигавшийся в жестком оцеплении из солдат, исходя из чего Лаз сделал вывод, что это была какая-то важная шишка в местной лаборатории. Одет он был также в броню, но куда более легкого типа, по-настоящему защищающую лишь грудь и шею. Что удивительно, несмотря на высокий статус, которым маг рыболюдей бесспорно обладал, по одежде этого никак нельзя было понять. Ни блестящих элементов, ни нашивок, ни каких-либо других знаков отличия. Может, конечно, в полевых условиях это и было бессмысленно, но Лазу это показалось странным. Хотя, скорее всего свою роль сыграл опыт жизни в околосредневековом обществе, где регалии на себя вешали все кому не лень. Может быть его доспех сам по себе был символом его положения, мало ли из чего он был сделан, так грубо влезать в личное пространство другого мага-псионика Лаз точно не собирался. Да и к тому же, почему представители иной цивилизации и иной расы вообще должны были придерживаться каких-то человеческих стандартов?
Так или иначе, но план скрытного проникновения родился незамедлительно. На небольшую мушку, усевшуюся на бок к одному из обездвиженных животных, внимания никто из рыболюдей не обратил.
Когда процессия подошла к куполу, стало понятно, почему Лазу так и не удалось отыскать вход. Просто в обычное время его и не было. Однако перед вернувшейся экспедицией стена сжатого воздуха начала оперативно расходиться в стороны, словно перчинки от капельки масла в том детском эксперименте. Параллельно же создавался тоннель от входа куда-то вглубь купола, достаточно широкий, чтобы вместить в себя не только всех рыболюдей, но и их немаленькую ношу.
Однако Лазу в этот момент было совсем не до того. Он был занят тем, что создавал новую трансформацию. К сожалению, превращаться в одного из рыболюдов было все равно что сказать: «Смотрите, вот я где!» — но у него была другая, более интересная идея.
В мире животных есть уникумы, в процессе эволюции изменившие свое тело так, чтобы оно начало походить на листочки, веточки или кусочек коры дерева, сливаясь таким образом с окружением для того чтобы спрятаться или наоборот, подстеречь добычу. Это называется мимикрия. И Лаз собирался сделать именно это. Мимикрировать под то, на что никто и никогда не подумает обращать внимания. Под одну из чешуек на доспехах рыболюдов-солдат. Конечно было бы куда продуктивнее прицепиться к броне мага, но пределов возможностей последнего Лаз не знал и потому боялся, что тот сможет почувствовать лишнюю деталь своей одежды.