Механическое сердце Fatum

Совсем скоро, если ничего не предпринять, механическое сердце станет абсолютным богом, заправляющим всем миром. Вот что голос в голове хотел ему донести. Той ночью Ресторатор и Чейни решили во что бы то ни стало изменить положение дел ровно настолько, насколько это можно сделать, имея в запасе два дня.

***

Воспоминание, носящее имя своего хозяина, внимательно осмотрело Гену Рики Ф с головы до ног и ещё раз невольно усомнилось в принятом решении отдать подвеску именно этому парню. Но поскольку данный вариант был единственным, о котором Ресторатор вообще думал, это сомнение было относительным. Ресторатор знал, что человек, в чьих руках будет находиться ключ, останется в любом случае и видео, разлетевшееся по сети, не смотрел осознанно. И если Илье ещё было интересно, какую информацию оставят обычным людям, то Саня с нетерпением и одновременно нежеланием ждал, что будут чувствовать те, кто исчезнет. Как казалось — почему-то он помнил это очень хорошо — они не чувствовали ничего. Никто из них не страдал, и это было самым важным. Не страдали и те, кто остался. Но вот за это Ресторатор готов был Fatum ненавидеть.

Тот факт, что он официально был определён как первый обладатель ключа, не позволил ему рассыпаться на крупицы информации, как всем остальным. Воспоминанием, принявшим форму тела, он существовал в стенах материального воплощения механического сердца. Он ждал, пока кто-нибудь наконец придёт и единственной относительно радостной новостью было то, что он здесь не один. Впрочем, ожидал он совсем не Мэддисона, ненавидеть которого не стал хотя бы потому, что тот, в отличие от Ресторатора, попытался что-то предпринять, а значит, перепалка закончилась бы ничем. Чейни это, однако, не смущало. Но перспектива провести оставшуюся жизнь бестелесным призраком-воспоминанием их не особо радовала. Но только не Мэддисона — он тащился.

И вот перед Саней наконец-то стоял тот, кому он доверил будущее этого мира. Облажался ли он на все десять из десяти или только на восемь и десяти, понять только предстояло. Они не могли видеть того, что происходило за стенами мира информации, лишь изредка чувствовали сильные проявления человеческих эмоций — например, то, как Мирон с помощью «1703» воздействует на толпу. Fatum всегда отзывалось о его действиях благосклонно. Мирон не желал видеть в механическом сердце врага и не зацикливался на этом. Они не конфликтовали.

А вот с остальными было непросто. Гена, который с опаской применял отданную в руки силу, доверия механического сердца не заработал, поэтому относилось оно к нему крайне недружелюбно, не подпуская близко. И тот факт, что Гена смог как-то подстроить под себя одну из частичек материального воплощения механического сердца, был удивительным. Впрочем, наверняка это было одно из самых слабых мест, и Fatum совсем скоро заметит и восполнит этот изъян.

Итак, Ресторатор заткнул Гену и стал думать, о чём же он должен ему рассказать. Что в условиях сложившейся ситуации может быть самым важным?

— Ты неправильно используешь ключ, — начал Ресторатор. — Ключ надо подавлять, он иначе чем через односторонний приказ не работает. Твоё желание должно быть сильным. И воображение тоже, потому что тебе в любом случае предстоит первым делом представить то, что ты собираешься воплотить в реальность, будь это иллюзия или что ещё. Нельзя сомневаться. И бояться нельзя тоже. В ключ встроены крохотные механизмы, способные испускать волны, влияющие на работу мозга человека. Так люди видят иллюзии. Для того чтобы управлять механизмом, эти волны направляются сюда, здесь резонируют, усиливаясь, и возвращаются. Передающим и принимающим устройством выступает человеческое тело, и ключ для этого нужен не всем. Ключ нужен как усиливающее устройство. И как побуждающее устройство для тех, кто не может работать без него. И ты понимаешь, о ком я.

Гена, то есть его отражение, кивнул отражению в стекле Ресторатора, то есть его воспоминаниям. Саня видел, как Гена хмурится, пытаясь пропустить через себя всё, что он услышал, чтобы правильно и полностью это понять.

— Блять, запоминай, как хочешь, — предупредил Ресторатор. — Дважды не повторяю. — Он повёл плечами, разминая суставы. — Никто не может заправлять всем одинаково хорошо: у ключа обязательно будут как слабые, так и сильные стороны, и в руках разных людей ключи ведут себя по-разному. А теперь кивни, если кто-нибудь из вас уже может создавать материальные иллюзии.

— Материальные… чего? — переспросил Гена. За его спиной послышался тяжёлый вздох. Обречённый тяжёлый вздох, полный разочарования.

— Ну твою ж мать… — взвыл Ресторатор. — Материальные, блять, иллюзии! Так, ясно. Быстро объясняю, как это работает.

Он медленно встал, обошёл стол и подошёл к Гене со спины. Вытянул руку вперёд и пальцем указал на город за окном, едва не касаясь отражения.

— Два месяца назад механизм Fatum разложил человечество, населявшее Землю, на информацию. Всё, начиная от воспоминаний и знаний, заканчивая материальными телами. Fatum рассортировал, переиначил и зашифровал эту информацию. Теперь она предстаёт в виде подсвеченных красных элементов и символов. Но вы можете…

— Как мне извлечь этот код? — остановил его Гена. — Мэддисон говорил про него. Нам нужен код Fatum, чтобы переписать его программу!

Ресторатор ударил по стеклу кулаком и оно задрожало.

— Вы этого не сделаете. — Произнёс он после недолгого молчания. — Я не позволю.

— Что?

— Если вы измените программу Fatum сейчас, то уничтожите мир окончательно и бесповоротно. У вас недостаточно сил. Вы не справитесь. Вас всего пятеро.

— В смысле? — тихо пробормотал Гена. По лбу стела капля пота. — Пятеро?

— Ты знаешь о том, что происходит за двухтысячным километром? Знаешь, что там, где заканчивается власть Fatum? Знаешь, как выглядит по-настоящему уничтоженный мир? — Ресторатор наклонился над ним. — Несмотря на всё то, чего Fatum вас лишило, оно всё ещё защищает вас. И если бы не оно, вы бы давно погибли.

— Если бы не оно, этого бы не произошло!

— Но это произошло.

Ресторатор был непреклонен.

— И пока ты закончил истерить, я продолжу, — сказал он. — Fatum разложило материю на информацию. В ваших же силах проводить обратное. Отчасти вы уже делаете это, когда создаёте элементы, приводящие в действие механизмы. Почему вы вообще раньше не догадались?

Гена, смотрящий до этого только вперёд, попытался взглянуть в глаза отражению. Их взгляды пересеклись и по тому, как уверенно рябило изображение человека за его спиной, Гена понял, что времени у него не осталось.

— Разберитесь в том, как вам жить дальше, — вкрадчиво произнёс Ресторатор, — узнайте о том, что произошло с остальным миром и потом приведите сюда парня, которому Мэддисон отдал ключ…

— Но ты же…

— …и не беспокойся о своей руке. Скоро это произойдёт со всеми.

— Постой!

Гена хотел крикнуть ему вслед, но не успел: силуэт растаял прямо на его глазах. Он обернулся. В комнате снова стало пусто. И что-то подсказывало Гене, что больше они не увидятся никогда. Маленькие красные искры оторвались от стекла и вклинились в поток символов, образующий стены соседних высоток. Гена проводил их взглядом, прощаясь.

С ним говорил не Fatum. С ним говорил исчезнувший — теперь точно навсегда — Ресторатор. А вот до самого механического сердца Гена достучаться не смог. Он был всё так же слаб и бесполезен, когда дело доходило до таких вещей. Но всё же кое-что в нём изменилось, он чувствовал это. Он снял браслет — кожаный ремешок, вокруг которого он в три круга обмотал цепочку и к которому была прикреплена подвеска, — и, вложив его в ладонь, сжал пальцы в кулак и вытянул руку перед собой. Ресторатор сказал ему немногое. Нельзя бояться. И сомневаться тоже нельзя. Может быть, именно от него он и хотел услышать эти слова. Очевидно, что Гена не оправдал его надежд.