Мекленбургский дьявол

— Сир, — склонился в поклоне лейб-медик, — дело настолько пустое, что не стоит вашего высочайшего внимания!

— А точнее?

— Ваше величество, — почтительно начал чех. — Этот почтенный старец османский лекарь. Он попросил разрешения оказать помощь раненым, с тем условием, что ему будет позволено врачевать и его единоверцев. Я не счел возможным ему отказать.

— Пока что звучит вполне разумно. А в чем проблема?

— Да в том, что это не врач, а шарлатан. Кстати, как и сам месье Попел! Нет, ну это надо же, отрицать пользу кровопусканий!

— С вашего позволения, я с ним согласен. Наши пациенты в большинстве случаев и так потеряли много крови. Зачем же усугублять это?

— Да вы просто с ума сошли! — всплеснул руками лейб-медик не в силах слышать подобной ереси. — С меня довольно! Пока жив, я не позволю этому знахарю прикоснуться к страждущим христианам! Пусть даже к таким схизматикам…

— Полегче, месье! — выразительно посмотрел я на вовремя спохватившегося доктора.

— Прошу прощения, — еще раз согнулся тот, — но ваше величество не так меня поняли. Разумеется, я имел в виду этих казаков. Всем известно, что они не соблюдают никаких религиозных обрядов и ведут жизнь закоренелых безбожников.

— Ладно, — сделал вид, что поверил я. — Скажите, а что среди раненных много мусульман?

— Да не так чтобы. Просто несколько знатных пленников, которых не стали убивать даже обычно кровожадные донцы. Очевидно, они рассчитывают на богатый выкуп.

— Ну, вот и славно. Пусть их лечением занимается этот господин… кстати, как вы общаетесь с ним?

— Нам переводила Нахат, но теперь она куда-то ушла, — развел руками чех. — к тому же он довольно смышлен и понимает знаки…

— Значит, объясните ему знаками, кто будут его пациентами…

— Не трудитесь, повелитель, — неожиданно заговорил на хорошем немецком турецкий врач. — Я понимаю ваш язык.

— Твою ж мать! — не смог удержаться я, перейдя от удивления на великий и могучий.

— Нет, этого я не разберу, — прислушался турок. — А вот наречие франков, на котором говорит тот господин мне знакомо.

— Каков мошенник! — округлил глаза никак не ожидавший подобного О'Конор.

— Как вас зовут?

— В Стамбуле меня все называют Бахтияр-Ага.

— Вы, действительно, врач?

— Волею всемогущего Аллаха.

— Что же вы слышали мой приказ. Посмотрим на результаты вашего лечения.

— Благодарю, мой повелитель. Мне приходилось слышать о ваших воинских талантах и великой учености. А теперь я, ничтожный, смог убедиться и в вашей непревзойденной мудрости!

— А ты сам, Попел, кроме кровопусканий, чем еще лечишь раненых?

— Ваше величество, со всем моим почтением… — Начал, вскинув голову и мгновенно разгорячаясь чех, но видимо разглядев в моих глазах иронию, выдохнул и, проведя ладонью по усталому лицу, неожиданно продолжил, — Ваше величество, когда я только прибыл в Россию, меня просветили относительно ваших требований относительно врачевания. Признаюсь, это несколько озадачило, да и коллеги проявляли по этому поводу некую долю пессимизма. После начала осады мне досталась очень обширная практика. И тогда я подумал, что следует заносить результаты лечения и моих наблюдений в особый журнал. Этим утром я вчерне свел все в одну таблицу — в ней лишь цифры. Но я хотел бы с вашего высочайшего соизволения написать полноценный трактат и опубликовать его. Ибо польза от нововведений очевидна!

— Это весьма любопытно, пан Вацлав! Дайте-ка посмотреть. — Я пробежал раскрытую страницу, исписанную ровным убористым почерком глазами, и кивнул, — Доля выживших после операций на удивление высока, а напротив число смертей от гангрены не превышает одного из восьми! Верно ли я помню, что обычно счет идет один к одному?

— Да, ваше величество. И даже больше. Хорошо если один из трех выживает.

— Весьма похвальные результаты! Пишите ваш труд, господин доктор. И я гарантирую вам, что опубликую его и в Москве, и в Мекленбурге!

Вернувшись на корабль, засел за документы. А куда деваться? Хорошо додумался заранее собрать несколько подъячих для текущей работы. Вот и загрузим их теперь, пущай корпят, чернильные души.

Мысль создать свои ордена и медали для награждения героев витала в моей голове давно. Но все было не до того. А тут и повод, и время подходящее! Все же одно дело отбиваться от врага под стенами Москвы или Смоленска, и совсем иное — разбить сильнейшую армию нашего времени — османов и взять турецкую крепость!

Раз уж начал орденами заниматься, решил разом еще два учредить. Уже собственно мекленбургских. Первый назвал орденом вендской короны. Восьмилучевой белый крест с той самой короной на синем щите и девизом на красном фоне по кругу. «Per aspera ad astra» — Через тернии к звездам. Венды — предки всех славян и сами славяне (вот чухонцы русских до сих пор вендами называют), тут выходит намек на мои рюриковы корни. Этот будет за свершения на мирных поприщах и научных. Для гражданских чинов. Хотя, можно и всех награждать. За вящие заслуги и пользу царству нашему! Например, сделать вариант с мечами для военных и без — для чиновников.

И еще Орден Грифона — восьмилучевой алый крест с золотым грифоном в центре на круглом щите и двумя черными скрещенными пушками-грифонами внизу. На желтой ленте с красным кантом. Грайфенорден! «Altor Adversis» — Выше противящихся. Этот будет военным, за подвиги. Но статус ощутимо ниже Андреевского креста. С него и будем начинать награждать в будущем отличившихся.

Раз пошли такие дела, то и памятную медаль решил отчеканить. И казакам ее дать, и своим войскам. Пусть носят с гордостью!

Сочинять ордена занятие хоть и ответственное, но приятное. Как и составление списков награжденных. Но пора и честь знать. Вызвал своих ближайших соратников для определения планов следующей фазы нашей кампании. Заодно велел и обед принести, а то с утра толком ничего не ел, оголодал как собака. Вот она — царская участь…

Самое просторное и при этом светлое помещение на «Святой Елене» это кают-кампания, расположенная в кормовой надстройке нашего галеаса. По-морскому она еще называется архекастель (передняя соответственно именуется — форкастель). Поскольку именно сюда выходят двери кают командного состава, именно здесь мы встречаемся, проводим совещания и принимаем пищу. Всего кают четыре, одна моя, вторая фон Гершова, третья Петерсона, в четвертой должен обитать штурман, но ему пришлось переселиться палубой ниже, вместе с другими офицерами, поскольку помещение понадобилось для царевича.

Убранство и мебель здесь самые простые, но вместе с тем добротные, а из «предметов роскоши», разве что два «грифона» именуемых «ретирадными». Во время боя стол и лавки убираются, а высокие стрельчатые окна превращаются в орудийные порты, но сейчас это что-то вроде украшения интерьера.

Здесь же состоялся наш обед, как обычно переросший в совет. Присутствовали все вышеперечисленные, да еще атаман Мартемьянов, который успел немного прийти в себя и теперь чуть виновато поглядывал на меня и моих ближников. Блюда по походному времени были самые простые, но вот подавали их юнги. В смысле, Митька с Петькой. Таков был мой категорический приказ. Если уж навязались в поход, то служить, как положено!