Мекленбургский дьявол

А тем временем калмыцкое войско вместе с ними отряд конных донцов, Белгородский стрелецкий полк, посаженный на конь и конно-гаубичная батарея пойдут берегом моря до Сиваша и Арабатской стрелки, перейдут его вброд, да там по такой жаре розовая соль, а не вода. И сходу ударят на Карасубазар. А как возьмете его, пошлете гонцов в Кафу и Герзет, к тому сроку мы уже должны быть там. Частью сил после пройдете мелким гребнем по всей восточной части Тавриды, сгоняя скот и побивая татар, освобождая христиан из неволи. А основными отрядами пойдем на запад — к столице крымцев! Мы зайдем с моря, займем Балаклаву и пешим маршем за сутки доберемся до Бахчисарая. Там и встретимся. Ваша задача, тайша, крепко закрыть им пути отступления, чтобы никто не ускользнул. А там, на месте уже решим куда дальше идти. По домам или еще кого бить!

Получив приказ, Федя недолго посидел за общим столом. Быстро утолив голод, выпил немного вина и тихо улизнул. Его ждали срочные дела! Добравшись до казармы своих головорезов, он приказал построить бойцов и при свете факелов сообщил.

— Государь прощает вам ваше прежнее воровство, жалует полковое знамя, по рублю каждому и ждет от лихих охотников новой службы. Платить будут три рубля и сукно на кафтан. Пойдете со мной Крым воевать? Там и славы, и добычи возьмем! И ясырей наберете себе в жены! Али так продадите. Вернемся на Русь, заживете богато! Волю вы себе сыскали, нынче и славу добыть сможете!

Утром сядем на галеру, обрядимся в бусурманскую одежу и пойдем к турецкому городу под видом османов. Главное добраться до ворот, а там бей-руби без пощады! Его величество приказал к нам в отряд и арнаутов взять, те по-турски говорят, все обычаи ведают, так что никакой промашки не выйдет!

В строю после вчерашней битвы и двух месяцев осады из восьми сотен осталось четыре. Много раненых, хватало и погибших. Но и теперь полк являл собой серьезную силу!

— Ну, кто хочет пойти со мной? Шаг вперед.

Охотники, не сговариваясь и не теряя порядка, разом сдвинулись и снова замерли, глядя на своего командира. Позади них осталось немногим больше трех десятков человек, которые предпочли остаться не при делах.

— Славно! Повоюем, братцы! Пришел наш черед турку бить и города его брать!

Распорядившись, чтобы сотенные командиры срочно занялись отбором всего необходимого для маскарада, сам прямиком направился к шатрам, где разместились балканские наемники, прихватив с собой в роли толмача Нахат и увязавшегося следом за ней доктора.

Когда царь разрешил ему взять в отряд сколько-то албанских вояк, он сразу подумал о Кирилле Габжиле — одном из предводителей арнаутов, благо тот довольно хорошо мог изъясняться на русском, точнее на смеси болгарского, сербского и русинского. Главное, что понять друг друга им удалось и без толмача.

— Киря, слухай сюда. — Помогая себе жестами и время от времени привлекая для большей ясности перевода черкешенку, Панин кратко изложил суть своего плана, заодно оповестив, что готов взять три десятка бойцов под началом Габжилы в свой отряд. Перспектива не сидеть в лагере, охраняя пленных, а отправиться на прибыльное дело и хорошенько пограбить разом воодушевила горца, который яростно закивал Феде в ответ.

— Пан полковник, я и мои бойцы готовы идти хоть сейчас! Встать под твое знамя — честь для нас!

— Вот и славно. Значит, договорились. Отбери людей и без промедления веди их к нашим шатрам. Вам тоже надо будет получить янычарскую сброю.

Первый же выход в море «Святой Елены» подтвердил правоту Петерсона. После перемещения пушек, балласта и ряда других грузов, галеас стал гораздо лучше слушаться руля, меньше крениться в поворотах и вообще, как будто, даже, прибавил в скорости. Возможно, я преувеличиваю и дело в том, что команда, наконец, приобрела какой-никакой опыт, но как бы то ни было, стало лучше.

Подходить близко к Герзету или будущей Керчи мне не следовало. Все-таки галеасов в турецком флоте нет, и нас сразу же опознают как чужаков. В сущности, и с каторгами маскарад весьма так себе. Тем более, что Герзет не заштатная Тамань, ее бежавшие из под Азова турки никак миновать не могли, так что там в курсе разгрома Ибрагим-паши и появления у нас собственной флотилии. Весь расчет на то, что у Татаринова корабли все-таки османской постройки, да на наш русский авось. Кстати, хорошее название для корабля.

— Нарекаю сии галеры «Юнона» и «Авось»! — решил я, похоже, изрядно удивив фон Гершова.

Во всяком случае, узнав о моей воле, померанец надолго затих, напрягая память, после чего осторожно спросил, а как быть с каторгой, попавшей под командование Панина?

— «Аврора», — не задумываясь, ляпнул я, снова погрузив бедолагу Кароля в раздумья.

— Что вас так озадачило, гер генерал? — осведомился обычно равнодушный ко всему кроме своего корабля.

— Да так, — неопределенно отозвался фон Гершов. — Графиню Аврору Спаре я хорошо помню, но про Юнону даже не слышал, не говоря уж об Авосе!

***

Середина августа. Жара. Ветра почти нет. Море, отражая стоящее в зените безжалостно палящее светило, рябит на мелкой волне бесчисленными слепящими бликами. Касым, стоя на воротной башне Таманской крепости, сбросив сонливость, вгляделся в морскую даль, где ему померещилась какая-то темная точка. Протерев глаза, он смог разглядеть галеру, идущую на веслах в сторону порта. Что делать в таком случае старый янычар знал хорошо. Оставлять пост ему никак нельзя, вот и пришлось возвысить голос, призывая старшего караула.

Чавуш[1] недовольный тем, что его оторвали от кофе и вытащили из благословенной тени, отдуваясь и вытирая пот со лба, обильно проступивший от прогулки под палящим солнцем, почти прошипел:

— Что кричишь, дел больше нет?

— Каторга идет, — указал Касым.

— Великая весть. Я немедленно сообщу мусселиму[2]!! — Не без издевки отозвался Селим. — Нет, постой, Касым. Эту весть надо срочно отправить самому герзетскому паше, да благословит его Аллах! И ради этого ты, сын ослицы, вызвал меня? Ну, идет каторга. И пусть идет.

Он приложил ладонь козырьком ко лбу, стремясь разглядеть приближающийся корабль, на котором уже можно было различить обвисшее алое знамя султанского флота со скрытыми в складках белыми звездой и полумесяцем.

— Что прикажешь делать, каракуллукчу-бей[3]? — С почтительностью спросил Касым, но в глазах его искрой промелькнула насмешка. Когда-то эти двое начинали вместе, но вот одному удалось немного выбиться в чинах и с тех пор Селим при всяком удобном случае старался показать свою власть.