Мексиканка

– Куда жить? – Салли нахмурилась, разглядывая что-то в углу комнаты. У неё начала болеть голова, за рассказом Дары было сложно следить и ей нестерпимо хотелось отойти в туалет и там проглотить ещё полтаблетки.

– Вот эти два слова. И дал мне компас. Я потом вспомнил фразу из какой-то пошлой книжки: «Счастье это не то, куда ты идёшь, это компас». Мол, если ты счастлив, то ты делаешь всё правильно. Может, Мёрфи имел в виду, что искусство – это не цель, а тоже компас. Или что-то вроде. Я пока не понял. Ну, ты знаешь Мёрфи. Он может так замолчать, что кажется, будто он много чего сказал.

– Это да. – Салли решила выбрать паузу в разговоре, чтобы извиниться, отлучиться и проглотить четвертинку. Четвертинки ей должно хватить. – И что? Ты стал ходить по компасу, по улицам города?

– Нет, я просто положил его на полку и занялся делом – стал перебирать вакансии. Тем вечером пришла ты, мы разговаривали, я вертел его в руках, потом стал ходить по комнате и компас всё время показывал на тебя.

Салли открыла рот и поморгала.

– А. Но У меня в тот вечер, – сказала она, – в кармане джинс был сердечник сервопривода. Он магнитный.

– Да, я потом сообразил. Но потом… ты сняла джинсы. Мы были на диване. А потом я снова походил по комнате с компасом. И он по-прежнему показывал на тебя.

– Так… почему?

– Не знаю. Наверное, потому что я люблю тебя.

Салли положила руку на грудь. У неё по горлу разлилась странная щекотка, будто кто-то невидимый подкрался к ней и незаметно вколол в вену на ключице целую ампулу оксимиметика. Салли прикусила губу.

– Надо разобрать компас, – сказала она. – Надо понять, как Мёрфи сделал так, что стрелка всегда показывает на меня.

Дара молча смотрел на неё.

– То есть… Я тоже люблю тебя, – тихо сказала Салли.

Она подошла к нему. Они обнялись и на несколько минут Салли стало так спокойно, будто стрелки всех часов Ирландии превратились в стрелки компаса и стрелки показывали, что сейчас время и это время спокойного счастья, и они показывают только на них с Дарой и никогда, чтобы там ни говорила Вера, они не сдвинутся с места. И так будет всегда.

– Поэтому, – сказал Дара, – когда я говорил, что это моё решение, это действительно было моим решением.

– Как хорошо, что у нас есть Мёрфи. Он может сказать нам то, что мы не можем сказать друг другу.

– Нам ирландцам трудно выражать свои чувства. Поэтому мы пьём и пишем.

– Разве сейчас… тебе… это было трудно произнести?

– Нет, но… как-то этого недостаточно. Если бы я писал книгу, я бы нашёл слова получше. Ты достойна слов получше.

– Как хорошо, что у нас есть Мёрфи, – сказала она снова.

Наркотики нужны, чтобы их не хватало и в такие моменты острее чувствовать любовь.

Наркотики нужны, – сказала себе Салли.

– Если бы я поехал в столицу, я бы… – сказал Дара, глядя в потолок.

– Нашёл себе другую?

– Нет, я бы запутался. Как можно искать работу по душе, когда у тебя душа не на месте?

– Ты бы нашёл себе другую, – сказала Салли.

– А что бы ты сделала, если б я нашёл себе другую.

– Горевала бы. Запиралась бы в мамином чулане и отпивала бы из её бутылочки, наполняя её слезами, чтобы мама не заметила. Ты это хотел услышать? Хрен тебе, мистер Уолдрон. Я бы тоже себе кого-нибудь нашла.

– Кого? – Дара приподнялся на локте.

– Такого как ты, только менее занудного. Не знаю. Поехала бы тоже в столицу. У меня там тётка и две сестры. И они меня, кстати, зовут. И там две академии, которые готовы взять меня без экзаменов, чтоб ты знал.

– Они симпатичные?

– Академии? Ну так. Не самые престижные, но симпатичные.

– Сёстры.

– На компас посмотри, он тебе показывает, чтобы ты катился нахрен.

– Нет, всё же. Они симпатичные? Сколько им лет?

– Поцелуй меня в…

Дара поцеловал.

Салли улыбнулась, вспоминая это.

И бог с ним, что он что-то иногда ей недоговаривает. Она тоже иногда скрытничает. Например, в том, что хотя есть академии, готовые взять её без экзаменов, были и университеты, куда берут далеко не всех. Три месяца назад ей пришло письмо с уведомлением: её готовы взять. Настоящее бумажное письмо, которое ей вручил под подпись настоящий посыльный робот. С таким торжественным выражением лица, что Салли вспомнилась жаба в парике из книжки Кэррола: «От Королевы. Герцогине. Приглашение на крокет». Пожалуй больший эффект произвела бы только сова, которая вломилась в окно, держа в клюве письмо из Хогвартса, запечатанное красным сургучом.

И это письмо Салли тоже бы сожгла.

Потому что Салли сделала свой выбор и это только её выбор. И он не должен Дару тяготить. Ему хватает того, что он выбрал Салли, а она тот ещё подарок.

Солнце уже не казалось слишком ярким, тем более, что оно опустилось пониже и город стал окрашиваться в оранжевый. Там, за поворотом, куда солнце по вечерам не добивает, уже дом Мёрфи. Блёклая коробочка с удивительным пёстрым содержимым.

А Мёрфи, наверное, нужен, чтобы в голове Дары уравновешивать Салли.

Наверное, её надо уравновешивать. Холодную рассудочность – чем-то алогичным, беспорядочным, эзотерическим.

Мёрфи.

Как-то раз они пили чай. Мёрфи ни с того ни с сего начал рассказывать о том, как чайный куст растёт на склоне холма в китайской провинции Цзянсу. И как его срывают рано утром, как только обсохла роса и кладут в корзину и так далее, и так далее и по пыльным дорогам и на пароме. И вот в конце-концов он оказывается в чайнике у него дома на Эилзбери Стрит.

– Но это же Мерчантс-роуд, – сказал Дара.

– Ну да, – с виноватой улыбкой сказал Мёрфи и сделал жест, будто отмахнулся от мухи.

Салли и Дара потребовали объяснений. Мёрфи с неохотой пожевал губами, подбирая слова, положил столовый нож на блюдечко, подошёл к окну и всмотрелся.

– Угу, – сказал он. – Вот посмотрите.

Чтобы им тоже было видно, Мёрфи пришлось отодвинуть цветок и сгрузить на пол три стопки книг и термометр в виде пингвина, который выглядел тем удивлённее, чем выше была температура за окном.

– Это здание. Бывший доходный дом Ринда, ныне городской архив. Он появился здесь в начале XX века. Ещё где-то здесь стоял госпиталь – настолько старый, что построен был из дерева. Где именно стоял – никто не знает. Никто даже толком не уверен, что он был – сохранилось только одно упоминание в одной пыльной книге.