Мелания

Микки отворачивается и украдкой смахивает слезы с уголков глаз.

Йен обнимает его, прижавшись щекой к плечу.

– Ничего, по крайней мере, у тебя есть я. И я никуда не денусь. Если вдруг захочешь от меня избавиться, то имей в виду - тебе придется меня убить, – говорит Йен, и добавляет бодрым голосом, чтобы Микки окончательно не раскис: – Так что перестань загоняться всякой хуйней, сентиментальный ты уебок.

– Будем вместе, пока лобки не поседеют, да, рыжий?

– Представляешь, два старых пидора в креслах на колесиках.

– А стоит санитарке отвернуться – и ты уже суешь руки под мой шерстяной пледик.

– У тебя будет лысина.

– А твои зубы будут ночевать в стакане с водой на тумбочке возле кровати. Зато не будут мешать тебе делать минет.

– Эй, когда это они мешали? – возмущается Микки.

Он плюхается на диван и притягивает к себе Йена, зацепив за шлевки джинсов.

– Пап, ну что, вы опять?

Они синхронно поворачиваются - в дверях стоит Мэлли: бесконечные ноги от ушей, ярко-голубые глаза на смуглом лице, грива непослушных кудрей, безжалостно заколотых шпильками во «взрослую» прическу.

– Костюм, галстук, приветливое выражение лица, – строго перечисляет она. – Тетя Мэнди с дядей Липом будут с минуты на минуту. Дайте мне полчаса, чтобы похвастаться своими красавцами-отцами и получить чертов диплом. Потом я произнесу свою чертову благодарственную речь от имени выпускников этой чертовой школы, дядя Лип сделает семейное фото своей новой дорогущей камерой, и вы можете отправляться домой и спокойно пить пиво перед телеком.

Или заняться тем, о-чем-я-ничего-не-хочу-знать.