Мелкий жемчуг

Разве что забота о переходящей из поколения в поколение кирке вынуждает иной раз прекратить врубаться в скалу, присесть на камень, любовно протереть волшебное лезвие замшевой тряпочкой, полить его из флакончика, хранящегося у каждого в кармане фартука. Дождаться, пока магическая жидкость впитается в голубую сталь, снова протереть насухо, покрепче взяться за ручку и приступить к рубке.

Только раз в четыреста лет гномы прекращают работу и отправляются на слет, где обсуждают накопившиеся за последнее четырехсотлетие проблемы, избирают новый исполнительный комитет и обучают молодежь, давая мастер-классы безбородым юнцам, иные из которых не достигли даже восьмисотлетнего рубежа совершеннолетия.

Грудл справедливо считался одним из лучших работников своей эпохи. Кирка его, по имени Нидла, передававшаяся от отца к сыну несметное количество поколений, сама находила незаметные в полумраке трещинки скалы и, вгрызаясь в них, отыскивала драгоценные камни невиданного размера. Но и руки, держащие волшебную кирку, были могучими и умелыми. Иногда Грудл даже спорил со своей киркой. Бывало, что и оказывался прав.

Они очень любили друг друга. Грудл заботился о кирке, как о родной дочери. И она всегда оказывалась под рукой, так что, несмотря на мрак пещеры и груды камней и песка, Грудлу никогда не приходилось искать ее. Довольно было опустить руку на землю, и он сразу нашаривал рукоять Нидлы.

Неудивительно, что на последних десяти слетах честь показать собратьям высокий класс горной работы доставалась Грудлу.

Гномы – довольно апатичные существа, и мало что способно привести их в волнение, помимо подземных богатств. А все же накануне показательного выступления Грудл чувствовал тревогу и возбуждение. Репетируя свое вступительное слово, он вонзил Нидлу в скалу, и тут случилась катастрофа: неведомая неодолимая сила с размаху швырнула его носом в стенку. Едва очухавшись от удара и стерев выступившие на глазах слезы, Грудл понял, что это не обвал и не землетрясение. Произошло что-то гораздо худшее: рукоять Нидлы сломалась, и от нее остался жалкий обломок.

Опытный гном знает: иногда рукояти приходится менять. Последний раз такое случилось с прадедом Грудла. Дома у него даже хранилась припасенная тысячу лет назад новая рукоять. Он купил ее у маркитанта, промышлявшего в гномьих пещерах. Была она выточена из железного дерева и, как положено, скромно украшена резьбой и немногими драгоценными камнями. Но Грудлу до дома – восемнадцать дней пути, а урок назначен на ближайшее утро.

Он пришел в отчаянье. Никакой выход не казался приемлемым. Уже подумывал о том, чтобы украсть кирку у кого-нибудь из маститых гномов, да ведь каждую стоящую кирку знают в лицо! Может, взять одну из простых, всегда валяющихся возле вырубки? Ученики небрежны и не берегут свои орудия… Грудл ужаснулся, представив, как на глазах у всего народа будет орудовать безликой, слабой и вялой железякой. Добудет ли он с ней бриллиант? Неизвестно. Такого позора его семейство не переживет. Да и Нидла, раненая, но живая, не простит предательства.

Оставалось одно: найти выход из пещеры, добраться до леса, срубить подходящее деревце и смастерить из него рукоять, которой хватит на один час работы. А уж вернувшись домой, он заменит деревяшку на настоящую ручку, достойную его Нидлы.

До начала урока было еще несколько часов. Упорство гномов не знает себе равных. Грудл взял поломанную кирку и заспешил вон из пещеры.

Он еще никогда не бывал снаружи горы. Выход из пещеры оказался у лесной опушки. Снаружи была теплынь. Яркая луна светила лучше всех факелов подземелья, вместе взятых. Запах стоял такой, что у гнома не нашлось слов, чтобы описать его. Ведь он раньше не чувствовал других запахов, кроме пота, пыли и чадящих факелов.

А снаружи ликовала весна. Цвели сирень и черемуха. Птички щебетали, перекликаясь между собой. Одна из них вдруг принялась петь так восхитительно, что остальные замолкли, не решаясь прервать солистку. Они понимали толк в пении, как Грудл – в драгоценных камнях.

Он вышел на полянку и увидел, что сверху сияют россыпи драгоценностей.

Грудл не вернулся в пещеру. Он починил Нидлу, построил себе домик на опушке и нанялся каменщиком к здешнему герцогу.

Герцог иногда приглашает гостей, чтобы показать им, вместо плясунов и фокусников, как работает его Главный строитель. А Грудл вечером возвращается домой с заработанной золотой монеткой. Кладет ее в сундук, выточенный им в свободное время из большого камня, усаживается в кресло-качалку возле крыльца и слушает соловьев.

Эльфы на лужайке

Каждый месяц в полнолуние эльфы танцуют на лужайке ночь напролет. В теплые месяцы при хорошей погоде дело это нехитрое – всего-то и нужно, что заманить накануне стадо ланей на полянку, чтобы они аккуратно вытоптали траву. Площадка для танцев должна быть гладкая – эльфы ростом всего-то с травинку. Лани любят эльфов и делают свою работу с удовольствием. А если какой-нибудь глупый олененок, увлекшись, оставляет на земле лепешку, ему не избежать родительского выговора. Но и это не страшно – вокруг уже собрались жуки-навозники: десять минут, и бальная зала чиста и благоухает.

В дождливую погоду или зимой организовать бал полнолуния куда сложнее: в облаках открывается полоса, через которую полная луна будет видна на всем своем пути, а над площадкой раскидывается невидимый шатер. Так что капли воды и снежинки соскальзывают с него в лес. Поэтому в снежные ночи вокруг лесной прогалины лежат сугробы.

Как раз такую круглую гладкую площадку, вокруг которой кольцом возвышались ровненькие сугробы, увидел мастер-зеркальщик Ганс Бауэр, который забрел глубоко в лес в поисках идеальной рождественской елки для своей молодой жены и двух ребятишек. Ганс был человеком основательным и всегда добивался совершенства. Оттого и искал елку в лесу много часов подряд. Он приметил поляну и сразу понял, кто и для чего ее расчистил. Задумавшись об эльфах и феях, Ганс срубил наконец елочку, которая была не так хороша, как в его воображении, но наверняка лучше, чем у любого другого жителя города Марбурга. Возвращаясь домой, он делал по дороге зарубки и думал, что весной перед полнолунием разыщет эту полянку, спрячется с вечера и увидит танцующих эльфов.

Вернувшись домой и насладившись восторгами своих детей, герр Бауэр попытался стать безупречным мужем и отцом. Он нашел для елки крестовину, установил рождественское дерево в углу столовой. Сделал вид, что не замечает капель пота, вызванных жаром печи, на лице жены и ее немного измятого белого крахмального фартука, слишком громкого голоса Фрицци и развязавшегося шнурка на камзоле у Вилли. Мысль о безупречных эльфах поддерживала его до самой весны, позволяя мириться с несовершенством супруги, детей, соседей, поставщиков, заказчиков и гессенского ландграфа.

В мае накануне полнолуния Ганс Бауэр предупредил жену, что отправляется на два дня по делам в Веймар, а сам двинулся в лес разыскивать полянку эльфов. И что же? Все было как в сказке. Одни эльфы играли на маленьких скрипочках, а другие танцевали и смеялись при лунном свете. Они были совершенны от кончиков башмаков до маленьких корон в золотых кудрях. Гансу не удалось долго прятаться – они быстро обнаружили его. Но были дружелюбны и приветливы. Просили только никому не рассказывать об их встрече и не описывать ее в мемуарах. Под утро каждый подлетел к его лицу попрощаться. «Ты милый человек, – сказали эльфы на прощание. – У вас, людей, громоздкое тело и грубая кожа, волоски растут не только в бровях и ресницах, но даже на руках и в носу. Вы одеваетесь в жесткие одежды, носите тяжелые башмаки и совсем не умеете летать. А все же вы снисходительны друг к другу. У тебя на пальце кольцо, значит, ты женат и любишь свою жену. А мы умеем любить только изящное и нежное. Прощай, Ганс! Мы больше не увидимся – к следующему полнолунию мы найдем себе другую полянку».

Они упорхнули, а Ганс вернулся домой. Внимательно рассмотрел себя в зеркалах, не нашел никаких дефектов и сделал строгий выговор жене за ее плохо отглаженный чепец.

Золотой гребешок

Фрау Берта была самой рассудительной курочкой во всем Мангейме, а может быть, и во всем королевстве Вюртемберг. Даже владетельный герр Питер – красавец и ловелас, обладатель золотого гребешка, владыка курятника и повелитель всего птичьего двора – ценил мнение своей мудрой супруги. Утки, гусыни и индюшки ходили к ней советоваться о воспитании детей, семейных проблемах и тонкостях отношений с соседками. Поэтому она знала все новости как в птичьем, так и в человеческом мире – что поделаешь, гуси болтливы и частенько судачат о том, что их вовсе не касается. И перелетные птицы охотно залетали на Рейн, чтобы расспросить фрау Берту и поделиться с нею заморскими новостями.