Мелькнул чулок

Энни с каждым днем все больше восхищалась целеустремленностью Фрэнка. В детстве он, как и Энни, был беден и вынес из всех испытаний решимость добиться чего-то в жизни, стать личностью. Но ему пришлось принести гораздо большие жертвы, чем Энни.

Фрэнк прекрасно учился в колледже, и все считали, что его ожидает блестящая карьера в корпоративном менеджменте, когда маленькая компания по розничной торговле, которой владел его отец, оказалась на грани банкротства.

Забыв о надеждах, Фрэнк десять лет неустанно трудился, используя все возможности незаурядного делового мышления, чтобы поправить пошатнувшиеся дела семейной фирмы. Выполнив свою миссию, Фрэнк решил, что узкие горизонты корпоративной жизни не подходят ему, и выбрал юриспруденцию в качестве более плодотворной арены деятельности. И хотя он был пока еще всего лишь новичком в престижной юридической фирме, у Фрэнка не было сомнений относительно поставленных целей и своих возможностей их достичь. В отличие от Энни, чье честолюбие родилось от сил, ей самой непонятных, и которая рвалась вперед, в неизведанное будущее, Фрэнк шел по пути, который прорубал сам, и реальность не таила для него никаких неожиданностей.

Внутреннее равновесие Фрэнка было так же присуще его личности, как душевное смятение – характеру Энни.

Его родители по-прежнему жили в Южной Калифорнии, и Фрэнк обычно тепло говорил о них, хотя по спокойствию тона было ясно, что они не очень ему близки.

Когда Энни попыталась заговорить о сыновнем самопожертвовании Фрэнка, отбросившем продвижение его карьеры на десять лет назад, тот только пожал плечами.

– Ну, обычно помогаешь людям, – спокойно заметил он, – когда они в этом нуждаются.

Этими несколькими словами Фрэнк смог выразить глубокую нравственную целостность и чувство ответственности за других, позволявшие легко понять, почему Фрэнк выбрал юриспруденцию своим призванием.

Энни не смогла заставить себя набраться смелости задать еще один вопрос, вызванный воспоминаниями Фрэнка: почему он до сих пор не женился. Она чувствовала, что твердые моральные принципы, положенные в основу его профессиональной жизни, возможно, служили основной причиной того, что он до сих пор остается холостяком. Фрэнк, несомненно, знал многих женщин, как коллег, так и клиенток, но Энни подозревала, что ни одна, по его мнению, не обладала теми качествами, которые он хотел бы видеть в жене.

Энни в глубине души не могла не спрашивать себя: сумела бы она выдержать подобное испытание и что думает об этом сам Фрэнк. Разве она, в конце концов, не была «испорченным товаром» в самом прямом смысле этого слова? Женщина, искалеченная, сломанная по своей вине, жертва собственной нестабильности и неверного суждения о любимом человеке.

Энни понимала, что Фрэнку известна причина той аварии. Иногда, когда он казался глубоко погруженным в свои мысли, Энни не могла не задаться вопросом – уж не испытывает ли он ревность к Эрику Шейну и роковой роли, которую тот сыграл в ее прошлом? Но Энни чувствовала, что дело не только в ревности. Фрэнк, возможно, осуждает ее за гибельный выбор такого человека, как Эрик, и именно поэтому она может так низко пасть в его глазах. Фрэнк, несомненно, спрашивает себя, хочет ли он связать жизнь с женщиной, которая смогла поверить, что именно Шейн – тот, кого она любит, женщиной, способной от отчаяния и ярости направить автомобиль в ущелье, искалечив при этом себя и нерожденного ребенка, в тот момент, когда не смогла больше обманываться относительно сущности Эрика Шейна…

Вопрос этот с каждым днем все больше терзал Энни, а тактичное молчание Фрэнка о ее отношениях с Эриком только усиливало болезненное беспокойство. Энни понимала: она и Фрэнк – люди, обладающие различными темпераментами и работающие в совершенно несовместимых плоскостях. Наверное, их пути пересеклись только на миг, прежде чем каждый пойдет своей дорогой, и, скорее всего, молчание Фрэнка означает твердую уверенность, что Энни не была и не будет той женщиной, которую он мог бы назвать своей.

Но терзания Энни были гораздо глубже, сильнее затрагивали душу, потому что для нее эти вопросы не были абстрактными. Хотя она и Фрэнк действительно были разными людьми, сама Энни неизмеримо отличалась от той женщины, какой она была до встречи с ним. Она больше не была отчаявшейся жертвой, которую он впервые увидел в больнице, не была и той упрямой, медленно выздоравливающей больной, которая так злословила по поводу его неразговорчивости.

Теперь она стала новой женщиной, до сих пор так и не распознавшей себя, потому что менялась день ото дня все больше не только из-за головокружительного возврата в кино, но в большей степени благодаря Фрэнку, чьи нежные объятия, спокойные взгляды и тихие слова говорили Энни, что она действительно занимает место в его сердце.

«Ты выходишь из точки, к которой стремишься.»

Загадочное изречение из рассказа Дэймона, так озадачившее Энни, когда Марго процитировала его не так давно, было абсолютно понятно сейчас и, казалось, объясняло саму суть ее дилеммы, ибо она всеми силами души, больше всего на свете хотела навсегда стать той женщиной, которую Фрэнк хотел бы любить и защищать и которая жила бы только для него.

Истина эта была так прекрасна, так чарующа, что невозможно было отрицать ее. Энни снова полюбила. Часть ее души стремилась только к одному – воспевать расцвет чувств каждым словом и улыбкой, но Энни одновременно была смертельно напугана тем, что происходит в сердце. За время долгого одинокого выздоровления она успела убедить себя, что никогда больше не станет добычей необдуманных эмоций, сделавших ее столь уязвимой и приведших к роковым событиям двухлетней давности.

С этого момента Энни будет жить спокойной упорядоченной жизнью, хотя сама столько сделала, чтобы ее разрушить. Никогда, никогда больше она не будет танцевать на проволоке, над жадно ожидающей падения пропастью.

Но когда Энни думала о Фрэнке, решимость таяла, как снег в горах под неотразимой силой лучей весеннего солнца. Она забыла о прежних планах, проблемах и трудностях, поглощенная мыслями о Фрэнке, беспокойством за него, жадной восторженной тоской по нему.

Когда сердце ее открылось, голодное, безудержно жаждущее любви, Энни была принуждена понять, что она сама, как Дейзи в сценарии Дэймона, носила в душе ростки бессмертной страсти, не позволявшей рассматривать мужчин только как сексуальных партнеров или случайных любовников. Тело ее было неспособно сделать выбор без участия сердца. А сердце, которое жаждало принадлежать навсегда и окончательно одному человеку, и привело ее к опасной черте между раем и адом в отношении с мужчиной. И она не могла не спрашивать себя, не станет ли счастье объятий Фрэнка оборотной стороной ожидающей впереди тьмы, уже пытавшейся поглотить ее однажды.

Энни старалась успокоить себя, понимая, что Фрэнк и Эрик различны, как ночь и день. Теперь она думала об Эрике как о брате, – ущербном, уязвимом, издерганном, пробудившем в ней материнские инстинкты и именно этим покорившем ее.

Фрэнк же был воплощением спокойной воли, поддерживающей и дающей ей силы, а его ласки пробуждали смятение чувств, выливавшееся в жаркие взрывы экстаза.

Но основой характера Фрэнка было не только стремление защитить. Энни считала его настоящим мужчиной в истинном значении этого слова. В самые интимные моменты она чувствовала, как его семя наполняет ее, словно таинственный поток жизни, полной будущих детей, их лицами, голосами и неизвестными судьбами.

Мечта сжигала сердце Энни, а возможность ее осуществления лишала дыхания, переполняя до сих пор не ведомой радостью. Так легко было представить Фрэнка в роли отца, обращающегося с детьми с терпеливым спокойствием, знакомым немногим мужчинам.

Но даже в фантазиях Энни не осмеливалась представить рядом с ним себя или сознательно надеяться на то, что эти дети станут плодами ее чрева.

Измученная своими мыслями, Энни совсем запуталась в своих выводах и перестала понимать, что происходит в ней.

По ночам, лежа в объятиях Фрэнка или наблюдая, как он ходит по комнате, спокойный, исполненный достоинства, она ощущала, как волна искушения вновь поднималась в ней. Эта поразительная мощь словно манила Энни отдаться целиком, положиться только на нее, черпать мужество, которого девушка больше не могла обрести в себе одной. Она ощущала трепет беспомощности, женского голода, выбивающий ее из колеи – ведь Энни так долго полагалась только на себя. Только теперь земля была выбита из-под ног. И все из-за Фрэнка. Словно изменившая направление орбита, о которых говорила Марго, жизнь Энни вышла из-под контроля. И теперь единственная опора, к которой могла стремиться Энни, был тот самый человек, внесший столько хаоса в ее существование.