Мельница желаний

– Я посрамлю тебя, старик! Я перепою тебя, певец! Я зачарую тебя, чародей!

– Последний раз предлагаю по-хорошему, парень, покинь мою избу!

– Победить тебя будет для меня честью.

– Упрямый саами! Ладно, сам напросился! Вяйно вошел во двор. Сосновый бор за его спиной проводил его шелестом и скрипом. Йокахайнен, скрывая торжество, неторопливо спустился с крыльца. Он до последнего опасался, что Вяйно не примет его вызова.

– Как ты собираешься со мной сражаться? – спросил Вяйно, давая сопернику понять, что обмен любезностями закончен.

– Выбор за хозяином. Ты, говорят, знаток рун и песнопевец. Я тоже певец не из последних. В каком из этих искусств ты желал бы со мной померяться силами?

Вяйно развеселился.

– Я человек простой, безвестный, всю жизнь прожил в лесу, пению учился у кукушки, а руны сам кое-как постиг своим слабым старческим умишком. Я выбираю пение, хотя бы для того, чтобы послушать, какие звуки издает твое забавное кантеле. Оно, похоже, костяное?

– Это похъёльское кантеле. Там других не делают. Мое я сделал сам из челюсти косатки. Только человеческая и медвежья кость звучит лучше.

– Хм… – Вяйно на мгновение задумался. – А мое-то кантеле в избе осталось. Надо бы его оттуда забрать…

– Э нет! Споешь и без кантеле, – нойда быстро отступил к крыльцу. – Я тебя в дом не пускал. Победи меня сначала.

Вяйно, ничуть не огорчившись, что его простая уловка не удалась, оглянулся по сторонам и сел на колоду для рубки дров.

– Ну, начинай, – благодушно предложил он нойде. – С чего-нибудь малого. Посмотрим, чего стоят похъёльские чародеи.

Йокахайнен кивнул, быстро проверил, настроено ли кантеле, и оглянулся по сторонам в поисках достойной темы. Его взгляд упал на пушистую сосенку, растущую у крыльца.

– Если я песней умертвлю это дерево, ты сможешь песней же его оживить?

Вяйно задумчиво поглядел на сосенку.

– Ну попробуй.

Взгляд Йокахайнена затуманился, пальцы забегали по струнам. Он запел на языке лаппи, глядя на сосну из-под полуопущенных век. Кантеле вторило ему, задавая пению размеренный торжественный ритм. Йокахайнен пел о зиме, которая приходит нежданно, о лютых морозах, которые пробираются глубоко в землю и выстуживают спящую жизнь из корней и семян; о снежых буранах, которые ломают деревья и выворачивают их с корнями даже в лесу – что уж говорить об одинокой, беззащитной маленькой сосне на верхушке горы… И казалось, что дыхание зимы уже коснулось двора Вяйнемейнена: потемнело небо, съежилась и поникла трава, сосны заскрипели под порывом студеного ветра. Вяйно, внимательно слушавший пение, плотнее запахнул на груди меховую безрукавку.

Сосенка у крыльца вдруг начала трястись, как будто от холода; с нижних веток полетели сухие колючки. Йокахайнен, видя это, запел с удвоенной силой. Сосенка дрожала, но не сдавалась. Из мельчайших пор в ее коре выступили бисерины смолы. В несколько мгновений они покрыли ствол и ветки блестящей, как стекло, коркой. После этого деревце дрожать перестало. На землю упали еще несколько хвоинок. Больше ничего Йокахайнену добиться не удалось. Возмущенный нойда на полуслове прервал пение.

– Так нечестно! – крикнул он Вяйно. – Ты помогаешь ей!

– Ничего подобного, – искренне возразил Вяйно. – Она сама справилась.

– Как же, «сама»! Петь под руку – такого даже туны себе не позволяют!

– Ты просто выбрал не то дерево. Что ж, не повезло. Признаешь свой проигрыш?

– Нет! – рявкнул нойда. Вяйно на миг задумался и кое о чем вспомнил.

– А третейскому судье поверишь? Йокахайнен глянул на него с подозрением.

– Откуда тут взяться третейскому судье? Кроме нас с тобой, тут за полдня пути ни одного человека нет!

«Где же Ильмо?» – подумал Вяйно, обернулся к лесу и воззвал:

– Господин Тапио, ты еще здесь? Сосны утвердительно прошелестели за оградой.

– Тапио? – Йокахайнен заметно побледнел. – Хозяин Леса?

– Он самый, – кивнул Вяйно. – Ты хвалился, что умеешь взывать к богам. Я тоже умею, и они мне отвечают. Кстати, не думаю, чтобы пение твое ему понравилось. С теми, кто ни за что губит деревья, он тоже любит поступать соответственно. Так что даже и не знаю, парень, как ты теперь будешь в свою тундру через Тапиолу возвращаться…

Йокахайнен промолчал, не на шутку встревоженный.

– Господин Тапио! – снова воззвал Вяйно. – Не в службу, а в дружбу – мне нужен третейский судья. Там у тебя мальчонка по лесу бегал… Помнишь, мы с тобой насчет подарка говорили…

В воздухе повисла тишина, а потом ветер принес раскатистый голос:

– Бес с тобой, хитрый старик, забирай своего холопа! Лес снова зашелестел, и через несколько мгновений среди сосен показался встрепанный Калли. Он диким взглядом обвел двор, увидел знакомое лицо Вяйно и широко улыбнулся.

– Слава богам, выбрался!

– Это еще кто? – брезгливо спросил Йокахайнен. Калли взглянул на нойду, перевел взгляд на избу, на озеро и изменился в лице.

– Господин Вяйнемейнен… Это что же такое?

– Это моя усадьба. Не бывал?

– Мояусадьба, – поправил Йокахайнен. – Зачем ты притащил этого мальчишку?

– Этот мальчишка будет судьей.

– Кем-кем я буду? – встрял Калли. – А этот оленевод откуда здесь взялся?

Вяйно хмыкнул и вкратце объяснил подростку, что тут происходит и в чем будет его роль. Колдун еще не договорил, а Калли уже решительно мотал головой, с надеждой поглядывая в сторону леса, откуда только что был так рад выбраться.

– Нет-нет, господин Вяйно, я для таких дел не гожусь. Ничего не понимаю ни в пении, ни в ворожбе, и вообще умом с детства обижен. Поищите, господин, другого судью, а мне еще пожить охота.

– Куда, дурак! – рявкнул Вяйно, видя, что Калли намеревается сбежать. – Отсюда до Браге два дня пути. Встань сюда и смотри, ничего с тобой не будет. Начинай заново, саами. Хватит уже испытаний. Сыграй всерьез.

Пальцы Йокахайнена легко забегали по струнам. Нойда смотрел на соперника, и на его губах играла злорадная улыбка.

– Слыхал ли ты похъёльские песни, старик?

– Доводилось, нахальный мальчишка.

– Но вряд ли тебе довелось учиться у тунов?

– Боги миловали от этой пакости.

– Туны – лучшие колдуны по обе стороны Борозды Укко!

– Вот только саами для похъёльцев – рабы, домашняя скотина. Никогда тун не возьмется учить саами ворожбе.