Мельничиха из Тихого Омута 2

Он слушал, не перебивая, а я казалась себе настоящей предательницей.

— Пойми, — извиняясь объясняла я, — сделать тебе документы здесь, в чужой стране — это невозможно. Мне придется улететь в свою страну… у меня виза заканчивается… меня просто выкинут отсюда… А ты улететь не сможешь — нет документов, а в аэропорту такой контроль — только отпечатки пальцев не снимают… Вот зачем ты за мной полез? — тоскливо закончила я свою сбивчивую речь.

Рука Рейвена взяла и сжала мою руку, и мы остановились. Даже в ночное время городские улицы были многолюдными. Люди шли мимо нас, обтекали нас, как река, а мы с Рейвеном ничего и никого не замечали.

— Ты бы утонула, — просто сказал Рейвен. — И я не мог оставить тебя. И сейчас не могу.

— Рейвен… — простонала я, но он приложил палец к моим губам, прося замолчать.

— Я не знаю даже твоего имени, — продолжал он, — и не знаю — настоящая ты или нет, и не вижу ли я это всё в своём бреду. Мне и сейчас кажется, что это — сон, но я не хочу просыпаться. Потому что если проснусь, и тебя не будет рядом — это будет самая страшная реальность.

— Рейвен… — прошептала я, чувствуя, как слёзы подкатывают к горлу.

— У меня получается дышать только рядом с тобой, — он всё крепче сжимал мою руку, — и получается жить только рядом с тобой. Потому что когда тебя нет — вокруг одни мертвецы. Даже здесь… — он мельком оглянулся через плечо.

– Что? Здесь?! — я мигом позабыла о сентиментальности. — Ты где здесь мертвецов увидел, ваша честь?

— Да вот же они, — невесело хмыкнул он. — Бредут по улице и ведут себя, как живые. Странные мертвецы. В Тихом Омуте они молчали, а здесь — так и болтают.

— Рейвен, — помедлив сказала я, — вокруг нас — люди. Живые люди.

Но он отрицательно покачал головой и тихо сказал:

— Ты — живая.

Он поцеловал меня прямо на проспекте, залитом светом неоновых огней, в толпе живых мертвецов, которые шли мимо, мимо — иногда толкая нас, иногда извиняясь, иногда ворча, но это было неважным. Всё было неважным, кроме мужчины, который целовал меня, прижимая мою ладонь к своей груди, так что я слышала, как сильно бьётся его сердце.

— Простите, можно вас сфотографировать? — услышала я фразу на английском и не сразу поняла её — уже даже думать начала с акцентом Тихого Омута.

С трудом оторвавшись от судьи, я сказала, глядя ему в лицо:

— Ну вот, просят фотку. Мы тут ещё за знаменитостей сойдём.

— Фотку? — глаза у Рейвена были затуманенными. — Мгновенную картину?

— Так точно, — ответила я, понимая, что не хочу отпускать его.

Потому что и я не смогу дышать и жить вдали от Рейвена Кроу, Чёрного Человека из средних или каких там веков.

— Скажи им, что пусть делают мгновенную картину, — велел он и обнял меня за талию, поворачиваясь к толпе туристов, которые обступили нас с телефонами наперевес.

— Да, пожалуйста, — разрешила я, и тут же засверкали вспышки — нас фотографировали со всех сторон.

Рейвен позировал с удовольствием, не выпуская меня из объятий, а потом попросил посмотреть, что получилось. Объясняться ему пришлось частично жестами, но туристы поняли и показали фотографию на телефоне.

На губах судьи промелькнула улыбка, а я не удержалась и дёрнула его за волосы:

— Теперь ты увековечен во времени, — укоризненно сказала я ему, когда мы пошли дальше — держась за руки, продвигаясь через людской поток и не замечая никого. — Первый переселенец из прошлого в будущее!

— Слушай, — предложил он, — а может, зайдем в хранилище книг?

— Зачем тебе? — подозрительно спросила я.

— Посмотрим книгу, где написано, что произойдет за эти годы. Интересно же.

— Ага, интересно, — подтвердила я. — Вернешься в своё время и будешь изображать беспроигрышную гадалку? Рейвен, — я снова остановилась и взяла его за пуговицу на камзоле, — а если ты останешься?

Я сказала это — и будто оглохла, потому что совершенно перестала слышать шум автомобилей, голоса прохожих, музыку и смех из ближайшего кафе… Будто снова оказалась в Тихом Омуте…

— Нет документов, — мягко напомнил он мои же слова.

— Скажем, что ты потерял память и не помнишь ничего о себе, — торопливо заговорила я. — Годик помучают, потаскают по врачам, а потом станешь жить нормальной жизнью. Про тебя забудут и…

— По врачам? — глаза его — и без того черные, потемнели ещё больше. — Ещё год в Бедламе? Я вряд ли выдержу.

— У нас совсем другие врачи… — я начала и замолчала.

— Но это не главное, — он взял меня за плечи, чуть притягивая к себе, но, всё же, не прижимая. — Чем мне тут заниматься? В твоем удобном мире? — он смотрел на меня с улыбкой, но глаза были грустные. — Позировать для моментальных картин?

— А почему бы и нет? — воскликнула я с наигранным энтузиазмом. — Ты мужчина фактурный, против нынешних маменькиных сынков пойдешь на «ура».

— На ура, — повторил он задумчиво мою русскую фразу. — На куда пойду?

— Ни на куда, — пробормотала я, понимая, что ему тут и правда не место.

Такие мужчины, как Рейвен, должны делать что-то полезное, великое, значительное, а не торговать пончиками или цветами. Кем он может стать в этом мире? Медиумом? Но мертвецы не говорят с ним. Будет помогать полиции? Но полицию вряд ли заинтересует человек без прошлого. Только насторожит. И Рейвен снова окажется в лапах врачей, которые будут изучать этот феномен, пытаясь разложить его мозги на атомы, чтобы понять причину амнезии. Его покажут по телевидению, будут искать родственников, обязательно какая-нибудь сумасшедшая дамочка объявится, будет говорить что она — мама, жена, давно потерянная дочь…

Разве это — жизнь для мужчины, который воюет с продажными должностными лицами и ведьмами?

— Я там судья, — сказал Рейвен, помявшись, будто услышал мои мысли. — Как они разберутся без меня? С ведьмами?

— А если там прошло уже сто лет? — схватилась я за последнюю соломинку. — Подумай! Ты можешь вернуться в свой мир уже стариком!

Он окинул меня таким взглядом, что мне стало жарко. Жарко и… страшно. Потому что я вспомнила про наши поцелуи в лесу возле озера, про кусучего Лексуса, про ворчливую мамашеньку Жо, про расписки друзей графа… про неотданный долг… про неотмщенных утопленников… И моргелюты там без хлеба совсем распояшутся…

— Без тебя это будет уже совсем неважно, — сказал судья.

Он говорил о том, что ему всё безразлично, если меня не будет рядом. Этот были красивые слова, но я не успела расчувствоваться, услышав их. В голову лезли совсем другие мысли. И лезли настойчиво, оттесняя в сторону все романтические переживания.

Моргелюты… Черная курочка…

Анна кричала, чтобы они отдали ей чёрную курочку…

Какая курочка может быть в озере?..

— Господи, — я сжала виски, потому что мне показалось, что голова сейчас лопнет, — как же я сразу не догадалась?!