Мельничиха из Тихого Омута 2

— Да, — сказала я, чувствуя себя так, будто собиралась прыгнуть в Ллин Пвилл. — Если свадебное предложение в силе, то зачем тебе уходить? Мы же с тобой уже взрослые люди, ритуалы нам ни к чему. Какая разница — будем мы спать вместе после свадьбы или до?

Занавеска тихонько поползла в сторону, и теперь уже меня и Рейвена ничего не разделяло.

— Ты же говорила, свадьба — для вида, — напомнил он. — Чтобы поймать ведьм.

— Никогда не говорила, — покачала я головой, сделала шаг вперёд и обняла его. — Это ты там себе что-то придумал. И дулся на меня все эти дни.

Поцелуй получился таким жарким, что мы оба загорелись сразу и бесповоротно. Не отрываясь от моих губ, Рейвен стаскивал с себя куртку, рубашку, расстёгивал поясной ремень, а с меня и стаскивать было особенно нечего. И если в номере гостиницы мне было невероятно стыдно отвечать на страсть Рейвена, то теперь никакого стыда не было и в помине. Потому что… потому что здесь, на берегу тихого омута, это была не страсть. Это была любовь. Больше я в этом не сомневалась.

— Хотя бы дверь закрой, — успела сказать я между бешеных поцелуев. — Мамашенька… моргелюты…

— Тебя послушать… тут не мельница, а проходной двор… — выдохнул Рейвен, но метнулся к двери и запер её на задвижку.

За это время я успела юркнуть под одеяло и, натянув его до подбородка, смотрела, как он идёт ко мне, разбрасывая одежду по комнате.

— Боишься меня? — спросил он, забираясь ко мне под одеяло.

— Есть немного, — честно призналась я. — Но всё это… всё это стоит того.

— Что — всё? — он наклонился надо мной, блестя глазами.

— Всё, — ответила я и первая потянулась с поцелуем.

Ночь началась безумно, а закончилась ещё безумнее, и следующим утром мы с Рейвеном благополучно проспали.

Ещё в полудрёме я услышала, как поскрипывает мельничное колесо, и улыбнулась, потому что вместе с этим привычным звуком я слышала ровное дыхание Рейвена, спящего рядом со мной.

Я осторожно выбралась из-под его руки, стараясь не разбудить, натянула рубашку, которая обнаружилась почему-то под кроватью, набросила на плечи шаль, убедилась, что гримуар лежит себе у порога и никого не трогает, а потом вышла из спальни.

Раз мельничное колесо работает, моргелюты не нарастили снова водорослей. Вот только не известно — не напакостили они по собственному желанию, или потому, что здесь ночевал Чёрный Человек?

В кухне уже вовсю топилась печь, и Жонкелия подбивала подошедшее тесто.

— Выспалась? — заворчала она вместо пожеланий доброго утра. — А я вот до утра глаз не сомкнула.

— Простите, мамашенька… — забормотала я, краснее до ушей. — Мы старались не шуметь…

— Всё думала, когда же черти разнесут нашу мельницу по брёвнышку, — закончила Жонкелия. — Но ты смотри — стоит! Дальше-то что делать будем?

— Дальше… — я посмотрела в окно на безмятежную, синюю-синюю гладь озера. — Дальше рубите лук, а я замешу тесто для лепёшек. И пойду варить тряпьё на бумагу. И не забудьте, что завтра у нас девичник. Вот праздник-то будет.

— Тогда не болтай языком, а умывайся, одевайся — и за работу, — сказала Жонкелия, вороша в печи угли.

— И то верно, — согласилась я.

Но прежде чем отправиться умываться, одеваться и всё такое, я спустилась по мосткам к мельничному колесу. Было страшно, но я посчитала, что должна хотя бы попытаться поговорить с моргелютами.

Доска, на которой я каждый вечер оставляла хлеб, была пуста, не осталось ни крошечки, а рядом, у самой кромки воды, лежала жемчужина — молочно-белая, с перламутровым отливом. Я стояла у медленно вращавшегося колеса и смотрела на жемчужину, пока не замёрзла, а потом столкнула её в воду.

Она упала в озеро без плеска, а колесо крутилось и поскрипывало, и вода журчала, стекая на лопасти.

Я не знала, что это было — прощальный подарок моргелютов или другой какой-то знак, но посчитала, что колдовская жемчужина мне не нужна. Как не нужна и колдовская книга, чтобы быть счастливой.

Пусть другие ищут способы разбогатеть при помощи колдовства. Пусть строят козни, перекупают долги и доносят инквизиции. Мне эти методы не подходят. Нам не подходят. Нам с Рейвеном.

— Опять разговариваешь с водяными чертями? — ко мне подошёл судья — в подштанниках и куртке на голое тело.

Он обнял меня со спины, и я очень уютно устроилась в его руках, положив голову ему на плечо.

— Чертей что-то не наблюдается, — ответила я. — Как ты думаешь — они затаились или исчезли? Или уплыли куда-нибудь в другое озеро?

— Какая разница? — ответил Рейвен, целуя меня в висок. — Лишь бы больше не пакостили. Чертям не надо вмешиваться в жизнь людей. Пусть даже кому-то кажется, что это было из лучших побуждений.

— А вот тебе не надо разгуливать почти голышом, — я быстренько переменила тему. — Не лето.

— Пусть не лето, всё равно не холодно, — он поцеловал меня в висок, и объятия стали крепче. — Мне до сих пор не верится, что ты меня выбрала, фея из другого мира.

— Ну, на фоне остальных мужчин ты явно выигрываешь, — я попыталась за шуткой скрыть нахлынувшую нежность.

Озеро переливалось перед нами всеми оттенками синего, клёны по берегу полыхали алой листвой, чуть оттенённой золотом буков — яркие, чистые краски.

— И чем же я выделился?

Я успела ответить прежде, чем Рейвен добрался с поцелуем до моих губ:

— Представляешь, все они заводили только песенки о деньгах. Граф, его мельник, Римсби, Димак, Бриско… Все они пели о богатстве. И только ты спел мне о любви.

Глава 15 Колдовству — конец, делу — венец

Подружкой невесты на моей свадьбе вызвалась быть Сюзетт Квакмайер. И хотя свадьба предполагалась только через неделю, перед девичьими посиделками Сюзетт пришла пораньше, чтобы помочь мне нарядиться.

— Вы и в первый раз выходили замуж в простом платье, и сейчас не хотите прикупить что-нибудь понаряднее? — мурлыкала она, заплетая мне косы и украшая их последними осенними ромашками.

— Если тратиться на каждую свадьбу, — ответила я уклончиво, — на жизнь не останется.

— Да ладно, не прибедняйтесь, хозяйка, — усмехнулась Сюзетт. — Ваша деловая хватка уже в поговорку вошла. Теперь у нас в деревне говорят — мельничиха за что ни возьмётся, ей всё удаётся.