Мелодия первая

Но насладиться их ошарашенными лицами мне не посчастливилось. Как-то странно закололи кончики пальцев, реагируя на направленное в мою сторону волшебство. Тяжелая, липкая и беспросветная темнота накрыла меня внезапно, даже не дав ощутить боль, когда безвольное тело упало на доски палубы…

— Шейнара, — к реальности меня вернул недовольный мужской голос. — Ну как ты держишь левый клинок? Ты что, на прогулку с ним вышла? Ты же в бою! Соберись!

Я окинула взглядом помещение, в котором сейчас стояла. Просторный светлый зал, с множеством мозаичных высоких окон и гладким паркетным полом. На противоположной от меня стене гобелен с вышитым изображением белого мотылька, летящего прямо на пламя костра. Место, болью отзывающееся в груди… Кончики дарханов непроизвольно опустились к полу, когда я посмотрела на того, кто только что так мною возмущался.

Высокий. Изящный. Смуглая практически до черноты кожа, пепельно-белые коротко-стриженные волосы с длинной неровно падающей на лицо челкой, плавный изгиб бровей, немного удивленный взгляд ярко-алых глаз с тонкими вертикальными зрачками. Упрямый волевой подбородок, правильные красивые черты, грация в каждом движении, в каждом вдохе. Истинная сила мастера дарханов. Дыхание уверенности и неповторимой мощи. И все это в одном-единственном мужчине.

— Лесс, — выдохнула я последний воздух из легких.

Лесс…

— Шейн, милая? Что такое? — он понимает, что что-то случилось, откладывает свои клинки в сторону, подходя поближе.

Я не знаю, что со мной происходит. Словно все так, как и должно быть. Я в Ире, в своем доме, вот рядом темный эльф, обеспокоено заглядывает в мои глаза, нежно меня обнимая. Но… одновременно все не так. Почему? Не знаю.

— Лесс, — твержу это слово как заклинание, пробуя его на вкус, вспоминая. — Я тебя люблю…

— Малыш, — еще более удивленный взгляд. — И я тебя люблю, но если ты будешь отлынивать от тренировки, буду наказывать!

Игривый поцелуй в шею за ухом.

— Я не знаю, я как будто выпала на какое-то время из реальности. Непонятное чувство внутри…

— Забавно, — еще один поцелуй, теперь в кончик носа. — Приходи в себя быстрей, а то няня Мирославу из парка скоро приведет, а у меня, между прочим, еще некие планы относительно вас, сударыня, были!

В его глазах загорелся шальной огонек.

— Кого приведет? — не совсем поняла, о чем он говорит.

— Мира сейчас придет с прогулки! Шейн, ты точно в порядке? — он отодвинулся в сторону. — Дочка наша сейчас в парке с няней, ты что, забыла?!

Я и не заметила, как присела на пол, так резко подкосились ноги.

— Дочка? — сухие глаза жгло огнем. У горла стоял комок боли, который даже проглотить не было сил.

— Милая, что случилось? — теперь Лесс был напуган уже не на шутку.

— Сколько мне лет? — вдруг спросила я.

— Еще утром было двадцать пять, — бездна непонимания в его глазах.

Вопрос вырвался сам по себе, я и объяснить толком не могла, зачем все это у мужа спрашиваю.

У мужа?! Да… Воспоминая всплывают в голове сами собой. Мне двадцать, и я с цветами в руках иду в белом свадебном платье прямо к стоящему у алтаря Беаты Лессу, рядом мама, сестры, бабушка. И еще вспышка. Мне двадцать один. На руках маленький сверток, отчего-то кричащий, и глупая счастливая улыбка на лице любимого мужчины. Еще три года уходит, мне навстречу бежит маленькая черноволосая и темнокожая девочка с радостным криком «Мама!», и я подхватываю ее на руки, кружа в воздухе.

Моя жизнь, моя любовь. Так похожая на сон.

Все правильно, все идеально. Но голова почему-то пульсировала от дикой боли, готовая взорваться в любой момент.

Эльф подхватил меня на руки и бережно отнес в гостиную, пристроив на диване. Налил холодной воды, позволяя прийти в себя и выровнять сбившееся дыхание.

— Может, лекаря позвать?

— Нет, — отрицательно качаю головой. — Не надо.

От шизофрении и раздвоения личности спасет лишь топор палача… А ничем иным странную смесь образов в сознании я объяснить не могла.

Словно две абсолютно разные жизни вдруг взяли и наслоились друг на друга, перемешивая все и не давая ни единого шанса разобраться в нагромождении воспоминаний. Мужчина крепко меня обнял, бережно прижав к себе, и я положила голову на его плечо. Он всегда рядом, всегда поддержит, подскажет, поможет.

— Ты меня пугаешь сегодня, — он гладил меня по волосам. — Знаешь что, давай оставим Миру с няней и пойдем прогуляемся? Развеешься, отдохнешь, а то ты со своей работой света белого не видишь.

Работой? Если мне не удалось окончательно сойти с ума, и моя собственная память меня не обманывает, то я вроде как работаю заместителем советника Тироги по внешним делам. Неплохо… Я только согласно кивнула на предложение мужа, решая, что чуть-чуть отдыха мне не помешает.

— Помнишь, как я тебя вместе с подругой в семнадцать лет вылавливал из таверны «Веселого обалдуя»?

Я непроизвольно рассмеялась, вспоминая забавный случай, когда принялась доказывать заезжему троллю, что с дарханами в руках набью его наглую и бесстыжую морду. Правда до этого вместе с классом мы успели уже изрядно отметить сдачу летней сессии, поэтому на практически «невинные» заигрывания я и ответила столь резко.

— Так давай позовем Ирму с мужем и посидим там, для разнообразия!

Почему бы и нет, подруга недавно говорила, что не прочь оставить детей дома и вспомнить дни юности.

Я постепенно осваивалась, медленно, но неотвратимо вспоминая все то, что каким-то чудом умудрилась забыть.

— Тогда собираемся, скоро солнце сядет, придем как раз в разгар веселья! — он поцеловал меня в лоб и поднялся с дивана. — А я пока свяжусь с друзьями.

— Договорились.

Странное, неясное чувство, мелькающее где-то в самой глубине разума, никак не давало покоя. Но я решила не тратить силы и нервы, разбираясь с такими глупыми мелочами.

— Мама! — в комнату вихрем влетело маленькое создание. — Смотри, какие мы цветы собрали!

Девочка ласточкой впорхнула в мои объятия, нежно прижимаясь.

— Красные, синие… Ты сплетешь мне венок, как обещала?

Венок… я растерянно смотрю в горящие любопытством темно-синие глаза дочери. Из взъерошенных черных волос торчат чуть раскрасневшиеся кончики острых ушей. Она точная моя копия, впрочем, только так и бывает в роду де Рилада, хотя уши и миндалевидная форма глаз совсем папины. Красивое небесно-голубое платье девочки безнадежно измазано зеленым соком растений, но лицо светится таким счастьем, что ругать ее за это я точно не смогу.