Мелодия Второго Иерусалима
Шрифт:
— Мент, поганый! — произнес Лелик, и пошел навстречу к нему, придерживаясь за стену.
— Мент поганый! — пискнул сын, и отправился в путь по другой стенке.
Они брали его в клещи так, словно Москву пытались взять панцирные дивизии Гудериана. От неожиданности, Игорь попятился назад, нащупал пальцами за спиной дверной замок, крутанул защелку и стремглав выскочил на лестничную клетку….
Это была последняя в его жизни повестка, которую он отнес за милиционера. Не разнесенные в тот день повестки — он просунул в щель под дверь его комнаты…
…С тех пор прошло совсем немного времени. Игорь записался
В «Кулинарии» питались немногие. Больше предпочитая кафе «Лыбидь», что находилось как раз напротив «Палаца культуры Украина». Там в одном из четырех залов, можно было за небольшую плату, сносно, по тем меркам, пообедать после занятий, чтоб потом отправиться оттуда прямо на Крещатик, где, затерявшись в многоликой толпе пешеходов, плыть в человеческом потоке, высматривая среди пешеходов красивые лица юных киевлянок. Особенно весною, когда в Киеве расцветали каштаны и в школах начинались выпускные экзамены. Школьницы тогда ходили по улицам в нарядных белых фартуках, что всегда придавало древнему Киеву особенный, не с чем не сравнимый шарм вечно юного города…
…Неожиданно он встретил Просто Володю возле 150 отделения связи на Красноармейской улице. Была весна; был май месяц, он очень спешил в библиотеку. В руках Игорь держал подлежащие сдаче книги.
— Чё ты больше не заходишь ко мне? — Голос милиционера звучал так, будто они расстались на той неделе.
— А я вот… в библиотеку записался, — смущенно отвечал Игорь, протягивая к милиционеру подлежащие сдаче книги.
Он даже почувствовал за собой вину, что больше не является к милиционеру.
— Конечно, — сказал невпопад милиционер.
На этих словах, они расстались теперь уже навсегда…
…Теперь все эти улицы застроены новыми ультрасовременными зданиями. Как-то сразу, словно грибы после дождя, для меня выросли дома по Лабораторной улице. Я ведь многое время отсутствовал в Киеве. Город для меня, как первая любовь, которая не забывается. Многое здесь еще строится и перестраивается. Сильно изменилась почему-то так и не переименованная улица Мыколы Щорса.
По-прежнему высится на вершине лишь здание геологоразведочного техникума, с одряхлевшим портиком и квадратными колонами. Теперь в этом постаревшем уже строении находится Славистический институт…
Я иногда захожу сюда, — на один из перекрестков своей памяти, — чтоб окунутся еще раз в атмосферу своей юности. Я рад, что жизнь дарит мне еще один шанс увидеть любимый город снова, и снова, чтоб сравнить его и оценить в нем все те перемены, которые несет ему это новое для него обновление…
19 сентября 2007 года.
Маленькая женщина играющая на скрипке
Маленькая пожилая женщина играет на скрипке. У нее морщинистое лицо, делающее ее похожей на небольшую обезьянку. От ее скрипки, волнами накатываются скорбные
звуки полонеза Огинского «Прощание с родиной». Вместо того, чтоб спуститься в подземелье метро, — я сажусь невдалеке, и начинаю наблюдать.Перед женщиной лежит распахнутый футляр от инструмента. Лежат небрежно брошенные туда, очевидно родною рукою, какие-то мятые гривны.
В голове моей по этому поводу хлопочет мысль: «Кто же ей подает?». Тем временем, женщина перешла на народные мелодии. Потом — играла блатную «Мурку». Сразу же к ней подходит мужик, по татуировкам видно: с тюремным прошлым. Он положил ей деньги, и попросил сыграть «Гоп со Смыком».
Оказалось, что маленькая женщина мало, что смыслит в блатной классике. Очевидно, что в жизни она пошла по иной линии. И только жестокая потребность в деньгах, заставила ее выйти музицировать на оживленную улицу…
На этом людном Крещатике, — среди этой праздной и безучастной толпы по большей части вооруженной пивом и мобильными телефонами, непреодолимая — она в чем-то выглядела проституткой торгующей своим телом. Стараясь всем своим видом угодить бывшему уголовнику. Она превратилась в сам слух, когда тот напевал ей нехитрую мелодию. Стала водить смычком, пытаясь попадать в такт некогда популярной в кругах подворотни блатной песенки. Ничего не получалось. Так и не добившись ничего от нее — мужик отошел, унося в глубь Крещатика свое невоплощенное в музыке прошлое.
Снова играла полонез. Видно было, что это ее музыка. В накатывающихся теплых звуках страдающей ностальгии, — она поднималась, и парила над праздной толпой. Я уже представлял ее перед большой аудиторией, стоящую на освещенной сцене большого концертного зала. Полет моей мысли обрывает разговор трех молодых людей, проходящих мимо.
— Смотри, как эта бабулька наяривает, — сказал один из них.
— «Чардаш»! — с претензией на всезнайство, отозвался его товарищ.
— Дадим ей денег? — Предлагает последний.
Она играла им. Потом играла еще. Угадывая вкусы все той же толпы. Всего лишь, маленькая женщина…
Потом явился ее любящий муж. И как часто так бывает в жизни маленьких женщин — он оказался очень высоким и худощавым мужчиной. Его волосы посеребрила уже седина.
Он сел на скамейку рядом и раскрыл принесенную сумку. Она собрала свой инструмент, засунула его под скамейку. Муж достал баночку с черникой, и открыл ее. Потом они аккуратно кушали принесенные ягоды, по очереди макая в баночку чайными ложечками. Я отвернулся, ибо нехорошо смотреть, когда другие люди едят.
Потом он собирал вещи. Она что-то говорила ему, держа на весу свой рабочий инструмент…
16 июля 2006 года.
Вторая глава
Поговорим на Дерибасовской
(Юанне Подтоцкой)
Очищая использованный, архивный бестиарий, послуживший для написания многих расшатывающих статей в то, недалекое время, когда Украину тащили на заклание в создаваемую нью-рос. империю. Эпический колониальный удав, состоящий из тысяч колец агентов "русского мира" (сек. сотов), силился поглотить нашу страну. Удушенная в смертельной хватке жертва, заглатывалась под соусом "привычной коррупции".