Мелодия Второго Иерусалима
Шрифт:
Львиная доля денег, "выводимых" путем распила бюджета из экономики, «зарывается» здесь же, под Киевом, в созерцаемых огромных гетто чиновников-нуворышей.
Украинцев делают соучастниками политической аферы века: они собственными руками, под присмотром «донецких» смотрящих, уничтожают собственную государственность. Так уже не раз происходило в истории. Новые поколения украинцев принуждали на новый «переяславский» договор. Это отвечало бы историческим стандартам, когда украинцы «завоевывали» сами себя, продлевая строк московского владычества в Украине.
Уворованное у будущих поколений, "зарабатывается" очень легко: территория под Киевом, буквально напичкана «американскими — вечно зелеными — деньгами».
Моя женщина занималась ландшафтным
«— Ты никогда не был на море?» — в продолжение этой темы, спросила Жанна, однажды. — «Побывал… в одно время в Коми АССР, — говорю, — на южном побережье… Северного Ледовитого океана… И, еще — видел залив Балтийского…», — отвечаю я. — «Появилась возможность побывать на северном берегу Черного моря, — продолжает Жанна. — Заказчику, срочно, потребовались (название растения). Отправляемся, на выходные, в Одессу. Погуляем по городу, посидим на Дерибасовской — поговорим…»
В общем, перебирая свои записи, я отыскал несколько строчек, оставленных после этого путешествия. Эта не совсем дневниковая запись, показалась мне, не безнадежной, в смысле "переработать" ее в литературу. «14. 09. 2013 г., мы отправляемся к «Жемчужине у моря». Хотим убедиться в том, что Одесса: существует, таки да! О чарующем обаянии которой, говорилось так много. Надо убедиться, что этот город у синего моря, не является чьим-то досужим вымыслом. Обветшалой пропаганды, из какого-нибудь недалекого советского прошлого.
Станет возможным сказать и свое веское слово об Одессе… Приобщаясь, так сказать, к общему литературному процессу. Прошвырнувшись по Дерибасовской, сфоткавшись у Дюка, продефилировать по Французскому бульвару и поглазеть на морские, бирюзовые просторы, оказавшись на знаменитой Потемкинской лестнице.
А опосля, завалиться в гостиничном номере, с Жанной, и заниматься с нею любовью. Что мы делаем всегда, после посещений разных достопримечательностей, с завидной постоянностью, не один год к ряду, путешествуя по городам и весям. Романтики много не бывает. Мы многое повидали в наших жизнях, с мудрено закрученными сюжетами. Чай уже не маленькие…
Одесса, на нашем пути, смотрится завидным трофеем.
…С тех пор как я познакомился с этой женщиной (и: поэтессой , знающий толк в несомненных авантюрах; долгий период пожившей в солнечной Испании (в Каталонии, недалеко от Барселоны), и, к сорока своим годам, вернувшись в Украину: на круги своя.
Она была страстным любителем приключений, секса без ограничений; обретя в том: едва ли не смысл жизни. В жизни она перепробовала много чего; впрочем, иногда в разговорах, что-то прорывается сквозь некоторые табу: «об этом широко не распространяться». Она любительница пудрить мозги своим мужикам, и оставалась, всегда, очень довольна собой, если у нее это получалось. Она много, как и всякая поэтесса, приукрашивала свою жизнь всевозможными прибамбасами. Она заверяла меня, что подрабатывает в Национальном банке: присматривает, в этом учреждении, за цветочными горшками. Иногда она кому-то звонит (говорит, что в посольство Испании) и долго разговаривает, с какой-то женщиной, на испанском языке. Это — интригует. Потом, я понял, что этот стиль поведения, очень разумный, для всякой опытной женщины: сделать своему мужчине приятно, чтобы он сделался более обходительным к ее потребностям. Жанне такой стиль поведения импонировал, как никому другому.
«Поможешь как-нибудь пробраться в Национальный банк, — в эту подозрительную, контору?», — напрашивался я, в гости, к нашим банкирам. —
«Ты не грабить ее собрался? — шутила. — Туда не пропустят без документов», — продолжала, уже серьезно. — «Плохи мои дела. — Искраивал я, недовольную мину на лице. — Хотелось бы, вблизи, познакомиться с работой этого рассадника денежных знаков». — «А как ты насчет потратить немножко купюр в ближайшем супермаркете?» — спрашивала Жанна, чтоб сбить мой напор. На это стоило соглашаться. С деньгами своих мужчин, она не привыкла церемониться. Как, собственно, и со своими, тоже.Жанна россиянка, с какими-то, незначительными примесями, польской крови, которую она унаследовала от одной, своей покойной бабушки, очевидно по материной линии. Она, также, взяла себе ее гордую, польскую фамилию, в качестве литературного псевдонима.
Крупные черты лица, выдают в ней россиянку до мозга костей, и, вообще, ее фигура склонна к легкой форме корпулентности; она — дама бальзаковского возраста, которая не потеряла живого интереса к жизни. То есть к мужчинам, как ее опорной части. Польское начало в ней, практически уже не проявляется. Отталкивающее, скрывается, дезавуируется, прячется от окружающих посредством обаяния и постоянного желания быть востребованной. Мы чувствуем обоюдно, примерно, одного и того же возраста «молодыми людьми», что помогает нам бесшабашно проводить время в путешествиях.
— Люблю таких мужчин, которым слегка за пятьдесят, — рассыпаясь в комплиментах, говорит Жанна. — Те, кто выглядят моложаво, как бы не чувствуют груза прожитых лет. У них: ничего никогда нигде не висит. А, ведь на тебе далеко за сто десять кэге живого веса!
— Ты безошибочно отыскиваешь подход к мужчинам. Что значит, огромный боевой опыт, — с ухмылкой, пытаюсь придать цену своим словам.
Отец, у нее, был летчик; чистокровный русак. Она считала, что всем обязана именно ему. Воспитывалась она в Архангельской области, у своих: дедушки и бабушки. Она посвятила этим воспоминаниям одно трогательное стихотворение. Она часто сравнивает себя с Алисой из сказки Кэрролла.
Окончила помимо каких-то обязательных институтов, еще какие-то испаноязычные курсы; училище народных промыслов; писала спичи донецким кавээнщикам. Отправлялась, ежегодно, вожатой в пионерские лагеря. Даже когда уже была замужем.
До замужества, она проживала в Донецке. С мужем — в Житомирской области. Я это понял, рассматривая ее семейный альбом. После — с матерью и отчимом-профессором на Донбассе.
С замужеством, у нее не сложилось, из-за отсутствия детей.
…С тех пор, Жанна путешествует…
…Поддавшись какому-то социальному призыву, она, вслед за ордой донецких захватчиков (заполонивших собою Киев и Украину), «припутешествовала» в Ирпень; нашла занятие по душе — ландшафтный дизайн. И — меня, естественно.
Короче, мы живем и путешествуем, вместе не первый год.
…В Одессу мы прибываем уже в сумерках, отыскиваем отвечающую самым скромным запросам гостиничку, закупаем в ближайшем гастрономе продуктов на два дня, — и, — в потемках, — устраиваем ужин при свечах.
Славный праздник себе, который навсегда поселяется в нас, — пусть простит мне, почти святой Эрнест за такое сравнение (это в его стиле). Другие слова, просто не приходят в голову при этих обстоятельствах, особенно, когда речь заходит об Одессе-маме. Чтобы отобразить всю гамму переполняющих чувств.
Одесский говорок, таки да! Даже не сам говорок, как таковой, а именно то, гурманское, послевкусие от него, остающееся в памяти об этом событии…
Единожды, мне посчастливилось услышать, — на конечной остановке какого-то там, одесского транспорта, — когда общались между собою два коренных одессита, простые водители. Сложно передать свое внутреннее состояние, когда я их слушал. Это: внутренний восторг и овации. Это — эстрадное выступление всех артистов-одесситов: Карцева, Ильченко и Жванецкого на одном концерте! С шумом морского прибоя, одномоментно, послышатся голоса: Утесова и Марка Бернеса… О шаландах полных кефали.