Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мемориал. Семейный портрет
Шрифт:

–  Эрик, может, в коммунистической воскресной школе мне работенку подыщете?

* * *

Привычный вопль. Кто-нибудь, ну сделайте что-то! Вечеринка запнулась. У леди Клейн кислый вид. Предлагают шарады. Предлагают дружно. Но изображать никому неохота.

–  Мэри - королева Виктория.

–  Мэри - королева Виктория.

–  Я лично в жизни не видел бессмертного действа.

–  Ах, лапка, но как же, этак и жить

невозможно. Это классика! Мэри, ну!

–  Мэри, ну пожалуйста!

–  Не дай нам сойти в могилу с неутоленной мечтой!

–  Да вы уже это видели все сто раз, - отбивается Мэри.

–  И жаждем снова увидеть.

–  Ладно уж. Но мне понадобится вся моя лондонская рать. Дайте-ка гляну. Кто это исполнял…

Кое- кто из прежних участников налицо. Да и Маргарет была ведь придворной дамой. Но как же лорд Теннисон?

–  Да, амплуа благородного старца? Ой, это же Эдвард Блейк! Помните, какая сногсшибательная была умора, когда он в этой бороде декламировал "In Memoriam"?

–  Вот жалость, что его нет.

–  Что ли из города умотал?

1. Скорбная поэма (1850) английского поэта Альфреда Теннисона, посвященная памяти рано умершего друга.

Ну наконец-то актерский состав в полном сборе. Леди Клейн, лучась признательностью, отвела Мэри с Маргарет в чуть ли не лучшую гостевую, завалила платьями, старинными кружевами, брошками, всем, что требуется для грима.

–  Используйте все-все что угодно, творите.

–  Спасибо большое. Мы скоренько.

Мэри села перед зеркалом и занялась прической. Маргарет уныло перебирает шарфы и шали. Вдруг она кричит:

–  Ну почему, почему он не пишет?

Мэри продолжает мерно водить щеткой по волосам. Говорит как можно спокойней:

–  Никогда Эдвард не отличался аккуратностью по части переписки.

–  Ах, да знаю я… Но сейчас тут что-то другое, - голос у Маргарет дрожит.
– Мэри, как по-вашему, что случилось?

–  Ну что такое, миленькая, могло вдруг случиться?

–  Ох, да Бог его знает. Все на свете. Что угодно. Он в таком состоянии.

Мэри стянула волосы в пучок.

–  Завтра будет весточка, вот увидишь.

–  О Господи, не могу я больше ждать.

Мэри вздохнула и встала. Маргарет сидит на кровати, вся скрюченная, и у нее дрожат плечи. Она терзает, рвет зубами свой носовой платок.

–  Если хочешь, я им скажу, что тебе плоховато. Икры объелась. Оставайся тут. Как-нибудь без тебя перебьемся.

–  Большое спасибо, Мэри. Но я ничего, я сейчас. Дура я, нюни распустила.

Мэри порылась в сумке.

–  Может, хлебнешь глоточек вредоносного зелья? Маргарет глотнула из фляжки. Потом подошла к зеркалу,

утерла глаза.

–  Батюшки, ну и видик!

–  Послушай-ка, Эрик. Вот, значит, понимаешь, какое дело, у меня к тебе очень важная просьба.

Общество уже разбредается. Эрик видел, как Морис попросил свою девицу минуточку обождать и двинулся через зал.

–  Да, что такое?

–  Ну, ты понимаешь, Эрик, дело такое… сам знаешь, как я вечно влипаю… сегодня, например, пока в полпервого не узрел начальство, понятия не имел, что придется всю ночь валандаться в городе… то есть с девяти

утра надо, оказывается, опять приступать… а, как тебе известно, конец месяца на носу, и надоело вечно клянчить у Мэри…

–  Сколько тебе?
– Эрик улыбается.
– Ну…

По лицу Мориса ясно: гадает, помнит ли Эрик о другом небольшом одолжении, не говоря о десятишиллинговой купюре "только пока разменяю", в тот день, когда всей оравой выкатили на автомобиле. Эрику так жаль оконфуженного Мориса, что он поскорей бормочет:

–  У меня, правда, кажется, только два фунта с собой и еще серебро. Тебе хватит?

Лицо у Мориса проясняется.

–  Вполне. Колоссальное тебе спасибо, Эрик. Осклабился и прибавил - на голубом глазу, сама искренность:

–  Не думай, я не забыл… тот раз, ну и вообще, сам знаешь. "Забудь, ах оставь" - не сказал, удержался Эрик, чтоб не оскорбить чувств Мориса.

–  И, естественно, ты завтра получишь все, с первой же почтой.

–  Ну, мне не так уж безумно к спеху, - бормочет Эрик.

IV

Работница вносила в столовую серебряную вазу с миндальным кремом, и Лили говорила, вздыхая:

–  А дни, и правда стали длинней.

Эрик не шелохнулся. Мать на него не смотрела. Подальше сдвинула столовую ложку с вилкой, шелковым рукавом задев стакан, ответивший нежным звоном. Тихий ангел пролетел. Работница поставила вазу на уготованную салфетку.

Эрик разглядывал потолок. Лили положила ему крема, только чуть-чуть оставив себе. Начала есть, и по всему было ясно, насколько ей неведомо чувство голода.

Эрик разглядывал потолок, разглядывал небо за важным окном, за пышным шелком серебристо-лазоревых штор. И думал: с какой стати, за что, зачем надо этому подвергаться? Кому из нас это нужно? Тут совсем отупеешь: такая жаркая духота в комнате. Запахи Старого Кенсингтона - подгнившие сушеные лепестки, в каминах тлеющий кедр.

Глянул на мать. Та улыбнулась. Спросила:

–  Вкусно тебе?

–  Да, мое любимое сладкое.

Смутную, нежную улыбку не спугнула сухость ответа. Она всего-навсего, он подумал, спросила: "Ты признаешь, что я добросовестно исполнила свою роль?"

Он кивнул, мысленно отвечая на то, чего она не спросила: "Да, и не только. Ты сделала все".

Телефон. Слышно, как работница отвечает, жеманясь:

–  Да, квартира миссис Верной.

–  Меня кто-нибудь?
– спрашивает Лили.

–  Да, мэм. Майор Чарлзуорт.

–  Хочет, чтоб я подошла?

–  Если, говорит, вы можете уделить минутку.

Лили улыбнулась, встала. Исчезла в прихожей. Он сидел, слушал материнский голос. Изменившийся в миг. Этот ее телефонный голос. Веселый, почти игривый.

–  Да. А-а. Добрый день! Да, ну разумеется, я пойду. Из вазы с фруктами Эрик выбрал орех.

–  Да, по-моему, всего разумней доехать на метро до Марк-лейн, а уж там на автобусе. К самой двери доставит.

Вернулась. Странно. В который раз он смутно удивился, обна-ружа, что вовсе она не обернулась юной девушкой, как сулил голос. Хоть вообще-то она ведь не старо выглядит. В светлых волосах почти не разглядеть седины. Печальная, ясная улыбка:

Поделиться с друзьями: