Меньшее из зол

– - Вы лучше хозяина расспросите! Технологию он купил, а софт не захотел. Набрал молодежь - наслушался где-то про хакеров. До города - два часа езды. Здесь ни игровой комнаты, ни кафе. А он считал - раз в цеху емкости из нержавейки, так и коррозия им не грозит. Как же - от наших-то продуктов! Только теперь хозяина этого еще найти надо.

В процессе расследования Скобелева поразила еще одна фраза. Слава Богу, у нас не Чернобыль. Большинство уцелевших считало то, что случилось, меньшим из возможных зол. Другие цеха продолжали дымить, экспертов туда не пускали.

К концу недолгой поездки чувство недоумения, с которым Скобелев примерял на себя роль эксперта, только усилилось.

2

Усилием воли Скобелев выбросил себя из сна. Граница между сном и явью оказалась достаточно прочной. Он перевел дух. На этот раз он хорошо помнил, что видел...

Таня тихо посапывала, уткнувшись носом в подушку. Он встал, подошел к окну. На дальнем перекрестке нервно мигал желтый огонь светофора.

Спиной к комнате было как-то не по себе. Он обернулся.

Свет уличного фонаря наискось падал вглубь, выхватывая постель, пухлые плечи Тани, недвижные складки одеяла, напоминающие позеленевший от времени мрамор. Буфет, полки, стол от этого еще глубже прятались в темноту. Дверь. Ее верхняя половина была ярко освещена, а за нею пустая комната. Танина мать, властная старуха, отдыхала в санатории, иначе бы его не было здесь в подобное время. Удивительно, что эти бывшие партийцы до сих пор сохраняют какие-то возможности, связи, получают материальную помощь, если только сами не в бизнесе, но в ее возрасте это, разумеется, было бы трудно, туда ринулся комсомол...

Во сне Скобелева тоже была дверь, ничуть, правда, не похожая на эту, однако закрытая дверь, за которой лежит безлюдная комната, усиливала нервное напряжение.

Во сне Скобелева была башня. Напоминающая телевизионную. Собственно, на окраинах его сновидений почти всегда присутствовала башня, как присутствовал город, похожий на Петербург, дождливый, печальный, с его ленинградскими окраинами. Обыкновенно сны - то, что он в них помнил - настолько были похожи на дневную серую реальность, что не хотелось даже о них думать. Что за радость - закрывать глаза, для того только, чтобы снова участвовать в долгих скучных разговорах, унижаться, перезжать с места на место, делать доклады, есть, читать, и чуть ли даже не спать. Но нынешний сон коснулся каких-то более темных глубин его личности - или, возможно, на этот раз он так резко заставил себя пробудиться, что не успел забыть о сердцевине, всегда присутствующей в сновидениях, только притворяющихся бесцветными.

Сегодня Скобелев долго карабкался вверх по решетчатым фермам и, уже очень высоко над землей, достиг двери. За нею находилось то, что он искал. Скобелев увидел стол, его глаза торопливо обшарили пластмассовую гладь и вот что он увидел - маковое зернышко.

Оно оказалось тяжелым... нет, не просто тяжелым. Едва зернышка коснулось тепло ладони, оно начало расти. Коме того, оно стало быстро увеличиваться в размерах.

Видно было, что поверхность его не ровная и не гладкая, а бешено клубится. Скобелев стряхнул, вернее, оттолкнул его - так сильно оно выросло - и бросился к выходу.

Секунда - и оно уже занимало всю комнату, вытолкнуло его за дверь, сбросило с башни, и он полетел вниз, опережая стремительно надвигающися края тучи. Наконец он почувствовал спиной удар о твердый, чуть выпуклый асфальт шоссе, но не разбился, а просто лежал, глядя на рушащуюся сверху бархатную тучу. В этот момент он и катапультировался из сна, оставив кошмар за стенкой, отделяющей сон от яви. Сонное ядро... или мина замедленного действия... или смерть. Быть может, именно это его бодрствующее "я" ощущало днем, как спящую область... Он смутно помнил, что подобные сны у него уже бывали раньше, так что вряд ли содержание навеяно взрывом на химкомбинате.

– - Ты спишь?
– пробормотала сквозь сон Таня.

– - Сплю, сплю, я сейчас, - Скобелев на ватных ногах пошел через пустую комнату на кухню. Взял с мойки чашку и напился холодной воды из-под крана.

До самого утра он так и не смог заснуть. Только солнечный свет, нехитрый завтрак, приготовленный Таней - глазунья и кофе - возвратили ему в известной мере душевное равновесие.

– -- * ---

После того, как, ночуя у Тани, Скобелев увидел "маковое зернышко", этот мотив словно перестал прятаться и часто повторялся. Андрей знал теперь, что происходит, если попасть внутрь расширяющегося облака. Оказывается, ничего особенного. Еще секунду назад на него неслась бешено клубящаяся туча, затем - мгновенный удар, резкий, но не слишком сильный, будто граница тучи - это тонкая и не особенно прочная оболочка; и вот уже он лежит на шоссе - по другую сторону границы, внутри такой страшной на вид тучи. На обочине - те же серые кусты, вверху - водянистое небо, вдали - тускло-серые или стеклянные, отражающие небо, здания. Мир сделался немного более темным, но даже здесь, внутри, иногда кажется, что может выглянуть солнце.

Что касается Снегиревской группы... Снегиреву действительно ничего не стоило договориться с Кузьмой (наедине с Андреем он никого не называл по имени-отчеству), так что Скобелев большую часть рабочего времени проводил здесь, если только не отсиживался дома, пользуясь тем, что Снегирев не требовал от своего главного математика строгого соблюдения трудовой дисциплины. И все-таки Андрей скучал.

Ему было бы неловко в этом признаться, но бурная деятельность по исследованию сонной болезни, которая поначалу увлекла его, разбудив надежду на выздоровление, как и любая другая, быстро оказалась в тягость. Он сомневался в успехе, чувствуя, что никто, включая Снегирева, не знает, с какой стороны подступиться к загадке. Впрочем, как иногда говорил себе Андрей, быстрая утомляемость, навязчивые сомнения, скоре всего тоже одно из проявлений болезненного состояния.

На взгляд постороннего, группа функционировала, как хорошо налаженный механизм. После рассылки приглашений потоком хлынули больные. Адресаты направляли в Центр своих знакомых, те - своих. По мере удаления от первоисточника связь с сонной болезнью терялась и люди приходили за консультацией чуть ли не по брачно-семейным отношениям и трудностям в бизенесе.

Чтобы сократить работу, один из врачей вел первичный прием, после краткой беседы клиенту либо говорили, что он обратился не по адресу, либо заводили историю болезни и направляли на дальнейшее обследование. Несмотря на значительный отсев, в в приемных и даже в коридорах толпился народ. Глядя на тревожные лица, Андрей не сомневался, что врачам от жаждущих излечиться перепадают немалые суммы. К самым важным клиентам они, несомненно ездят на дом. Снегирев, впрочем, когда Андрей поинтересовался, оказавшись с ним tЙte Ю tЙte, по-барски пожал плечами: "У нас и без того солидные спонсоры."

Это видно было и без лишних расспросов. Пресловутый евроремонт, железные двери, решетки на окнах. "Крыша" - наверняка ФСБ. В деле был государственный интерес. Бандиты если и мелькали, то только среди пациентов. Андрею Снегирев платил солидную зарплату, уже весной позволившую ему купить слегка подержанный "фордик".

Основной функцией Андрея была обработка данных.

Не все, на кого заведены истории болезней, больны. Выделение настоящих больных среди них считалось серьезной проблемой.

Чтобы подступиться к ней, при отсутствии "объективных" симптомов, за отправную точку взяли "наивный опросник", наскоро скомпилированный на базе известных психологических тестов с поправкой на то, что говорили о себе ранее обследованные больные. Некоторое противоречие - на каком основании сами они были сочтены больными - при этом не принималось во внимание. Предполагалось, что после накопления достаточной статистики "наивный опросник" принесет иформацию по объективной составляющей.