Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских

Обобщение сходств и различий в представлениях французов и русских о добре и зле

Добро носителем современного русского языка понимается как высшая нравственная ценность, связывающая сознание и поведение человека с идеями бескорыстности и всепрощения. Современное сознание овеществляет и одушевляет это понятие. Добро ассоциируется со светилом, растением, воинствующей, но уязвимой силой. Понятие добра для носителя русского языка является частотным и обиходным.

Зло – антоним добра, также понятие обиходное. Оно также овеществляется и одушевляется. Овеществляется в виде растения, одушевляется – в виде воинствующего начала, по отношению к которому человек активен и враждебен.

Bien (n. m.) в значении «моральная ценность» употребляется нечастотно. Основные значения – то, что полезно, то, из чего можно извлечь выгоду, а также богатство, собственность. Моральное значение находится на периферии употребления этого слова. Bien– понятие из ряда fortune, occasion, маркирующее материальное преуспевание человека. Сочетаемость этого слова позволяет сделать вывод

онеразработанности вторичной конкретизации понятия, его образной структуры. Глаголы, сочетающиеся с bien, характеризуют действия, совершаемые с этим понятием, как действия практические. Моральный смысл дериватов также существенно редуцирован, а в ряде случаев и сильно искажен.

Mal (n. m.) – древний религиозный термин, обозначающий моральное понятие, соотносимое с представлением о дьяволе. Его более поздние значения – боль, болезнь – в современном языке вышли на первый план, а первое употребление слова в моральном значении становится все менее частотным. Образный ряд, ассоциируемый с этим понятием, связан с идеей «низа» – источник, растение, хтоническое существо. Человек призван бороться со злом, однако подобные контексты не обиходные, а философско-религиозные. Понятия добра и зла не являются базовыми этическими ориентирами для носителей современного сознания франкоговорящих этносов.

Из предпринятого описания мы можем сделать следующие выводы.

Во французском обыденном сознании сильно изменено понятие, эквивалентное русскому добру, а также и доброте. Подобный факт связывается нами со специфической трактовкой во французской культуре понятия бескорыстного действия. Безусловно, оно присутствует во французском сознании, так как это сознание во многом определяется христианскими установками, однако в обыденном сознании более активными оказываются идеи, связанные с прагматической деятельностью, нацеленной на процветание человека. Это подтверждается не только ущемленностью понятия добра во французском языке, но и особыми смыслами, обнаруживающимися в fortune, occasion, v'erit'e. Эпитеты, характеризующие поведение человека с точки зрения именно этой нравственной категории («добрый, хороший»), также заменяются эпитетами, описывающими не суть характера, а социально значимые его проявления. Мы связываем это различие двух культур с восхождением этих понятий к принципиально разным истокам.

Французский менталитет продолжает сохранять многие установки, идущие от античности, связанные в первую очередь с идеями целесообразности, практичности, блага. Русский же менталитет, формировавшийся под влиянием православия, не прошедший через горнило многократно сменявшихся эпох, бесконечно ведущих диалог с античными истоками, и пребывавший долгое время в средневековой, небуржуазной идеологии, не усвоил многих рациональных и прагматических взглядов и отражает во многих своих проявлениях сознание не конкурентное, а мировое, в котором процветают понятия добра, любви и дружбы, интерпретируемые в терминах равенства и подобия, а не в терминах индивидуализма, связанного с идеей успеха, обогащения и материального процветания.

По основным признакам французские понятия добра и зла могут быть охарактеризованы следующим образом.

ДОБРО/BIEN

ЗЛО/МАL

Влияние этих ключевых представлений, как мы увидим далее, ощущается во многих смысловых полях и среди самых разнообразных понятий.

Библиография

1. Иванов В. В. Близнечные мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980. Т. 1. С. 174–176; а также Штенберг Л. Я. Античный культ близнецов в свете этнографии // Первобытная религия в свете этнографии. Л., 1936.

2. Кузнецов Б. Г. Эволюция картины мира. М., 1961.

3. Уголев А. М. Истина и пути ее познания. М., 1985.

4. Иванов С. А. Византийское юродство. М., 1994.

5. Smith G. Е. The evolution of the dragon. Manchester, 1919.

Глава седьмая Представление французов и русских об истине и лжи

Истина, правда/ложь, обман характеризуют не этически-поведенческие аспекты человеческой жизни, но когнитивные. Это означает, что эти понятия отражают представление о том, как выглядит в культуре живущее в пространстве соответствующего языка (русского и французского в нашем случае) представление о знании и незнании чего-то, о пределах этого знания.

Категории истины, истинного, как и ложного, также по-разному трактуются на протяжении развития европейской цивилизации представителями различных философских течений (1): так или иначе, но истина есть знание, и вопрос лишь в том, кто может обладать ею и в какой форме – Бог, человек или природа. Идея познаваемости/непознаваемости мира, непосредственно примыкающая к представлениям о специфичности истины со времен античности, делит не только философов, но и обычных граждан на два лагеря: одни полагают, что они знают или могут знать истину в отношении чего-либо, другие уверены, что нет, и истина является предметом специального знания. От этого последнего соображения возникла в современной цивилизации мифология, представляющая научное познание как процесс поиска истины, структурированный, пошагово описанный, будто бы выверенный в веках и сверенный с когнитивными техниками, выдающими себя за когнитивные идеалы. Дедукция, индукция, эксперимент, статистика, экстраполяция и так далее – все это приемы современного научного метода, на сегодняшний день являющиеся догматами, не подлежащими обсуждению. Такой взгляд на вещи так или иначе связан с нашими (европейскими в широком смысле слова) представлениями о характере истины, закрытой, спрятанной и подлежащей выявлению только с помощью вот такого особенного скальпеля (или консервного ножа).

Мы не отыщем понятия ложь ни в одной философской или мифологической энциклопедии. Это весьма удивительно, ведь если представлено понятие истины, логично представить и понятие лжи. Этот пробел восполняют логические словари (2), где пара истины и ложности доведена до уровня бинарного противопоставления и возведена в ранг древней близнечной оппозиции. При этом очевидно, что эти понятия выступают в этой бинарной системе несамостоятельно, а как продолжение глобальных членов противопоставления – добра и зла. Так, истина явно лежит в плоскости добра, а ложь, даже на образном уровне ассоциированная с искажением, кривым зеркалом, лежит в плоскости зла (вспомним, что зло нередко ассоциируется в культурах с кривизной).

Оформление понятия ложности, лжи в логике на уровне термина – первый, но недостаточный шаг для оформления целостного концепта в языке. Пока это понятие само по себе не развило должной системы связей с другими абстрактными концептами (как, например, это произошло у слова заблуждение) и образами. Но многие языки, в том числе и русский, уже демонстрируют готовность, как мы увидим, принять ложь в пантеон и уделить ей достойное место.

Рассмотрим русские понятия истина, правда/ложь, обман, описывающие понятийное гнездо, о котором мы говорим.

Истина – достоверное знание, объективное знание, недоступное человеку, но лишь высшему началу, связано со старославянской истиной, обозначавшей «правду, верность, законность». В «Судебнике» 1497 года, своде законов русского государства, слово истина встречается в значении «основной, без процентов капитал», производно от истый – подлинный, действенный, настоящий. Это суть, квинтессенция русского понятия истины: истина – это то, что есть, то, что можно предъявить, как уже отмечено у Даля. Даль комментирует это значение так: истина – наличные деньги, то есть не мнимое, оборотное или долговое богатство, а истинное, наличное. Отмечает Даль еще один любопытный факт: истина, по его словам, это «все, что подлинно, точно справедливо, ныне слову этому отвечает и правда, хотя вернее под словом правда понимать правдивость». Истина, поясняет он, от земли, а правда – с небес. То есть, если сопоставлять реальность, описанную Далем, с сегодняшней, то они принципиально не совпадут, ведь сегодня именно истина – высшее, небесное знание, а правда, как мы увидим, это то, что видно и известно смертным людям.