Меня нашли в воронке

–  Понятно. Костяев, дай-ка бумажку… Тебя как зовут?

–  Вини… В смысле, Винокуров Алексей Дмитриевич!

–  Читай, Алексей Дмитриевич, вслух.

Вини взял лист:

–  Я, Винокуров Алексей Дмитриевич, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей советской Родине и рабоче-крестьянскому правительству.

Я всегда готов по приказу рабоче-крестьянского правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик, и, как воин Рабоче-крестьянской Красной армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.

–  Молодец… Силантьев!

Адъютант неслышно вышел из-за спины, неся на вытянутых руках вчетверо сложенную красную ткань:

–  Целуй!

Вини встал на колено и поцеловал знамя, пахнущее пылью, как будто его не разворачивали уже давно-давно.

–  Распишись тут. А Теперь ты!

Андрей Ежов вышел из строя и тоже прочитал текст присяги вслух. На этот раз обошлось без швыркания носом и прочих Ежиных выходок. Осознал важность момента.

–  Отлично, боец. А ты, старик, что стоишь?

Кирьян Васильевич аж оробел немного:

–  Мне тоже можно?

–  Нужно дед, нужно. Вся страна в строю, ты чем хуже?

Унтер кивнул как-то судорожно, а потом полез мелко дрожащими руками за пазуху. Вытащил оттуда тряпицу, развернул ее… И прицепил на грудь два Георгиевских креста.

–  Ого!
– с уважением сказа полковник.
– Бывалый вояка?

–  Так точно, ваше бла… товарищ полковник.

–  Где?
– кивнул тот на кресты:

–  В великую войну немцев погонял маленько.

–  Ну эта война тоже великая. И к тому, же отечественная. Звание-то какой имел?

–  Унтер-офицер.

–  Пока в рядовых походишь. А там видно будет. Принимай, унтер-офицер рабоче-крестьянскую присягу.

Когда дед читал текст и целовал знамя - в уголках глаз блестели слезинки. Но этого никто не заметил.

–  А теперь, товарищи бойцы, поступаете в распоряжение командира второго батальона лейтенанта Костяева.
– Полковник развернулся и пошел в избу.

–  Подождите, товарищ полковник, а как же мы?
– воскликнула Маринка - Мы-то куда?

Полковник развернулся, посмотрел на них:

–  Куда, куда… В сарай обратно. Старший лейтенант приедет - разберется.

Рита подбежала к полковнику и вцепилась в рукав:

–  Товарищ полковник, не оставляйте нас в сарае одних. Страшно же!

–  Чего бояться, мышей что ли? Эвон, какой гигант мысли вас охраняет, - махнул он в сторону Сердюка.

А потом чуть подумал и сказал:

–  В госпиталь шуруйте. Там лишние руки никогда не помешают.

Глава 13. Атака

На горе на горушке стоит колоколенка,

А с неё по полюшку лупит пулемёт,

И лежит на полюшке сапогами к солнышку

С растакой-то матерью наш геройский взвод.

Мы землицу хапаем скрючеными пальцами.

Пули как воробушки плещутся в пыли…

Митрия Горохова да сержанта Мохова

Эти вот воробушки взяли да нашли.

Л. Сергеев

Оружие им вернули. Выдали новое обмундирование. Новое, конечно, относительно - застиранное до белизны и штопанное не раз. Но, все же, лучше, чем те обноски, в которых были партизаны. Выдали еще и каски, лопатки, котелки, фляжки. Причем, Ежу досталась стеклянная фляжка, которую дед тут же отобрал, мотивируя, что Еж непременно ее сломает и отрежет себе, как минимум, палец.

Когда дошли до позиций роты стало уже смеркаться - солнце тихонечко садилось в мутную дымку.

Еж заметил, что дождь ночью будет.

–  Оно и к лучшему, - кивнул дед.

–  Почему?

–  Похоже ночью в атаку пойдем. Сердцем чую.

Добравшись до второй линии окопов, нашли свою роту, где им тут же набили щедрой рукой повара полные котелки гречневой каши с мясом. И по буханке хлеба в руки.

Еж удивился:

–  Куда мне столько, я ж маленький, много не ем.

–  Сунь в мешок, пригодится. Да заверни во что-нибудь.

–  Эй, боец, где газету можно взять?
– дернул за штаны проходящего мимо бойца в телогрейке.

Тот остановился, внимательно посмотрел на Ежа и спросил:

–  Кому боец, а кому сержант Прощин. Кто такой?

Еж вытер рот рукавом, встал и заорал во всю дурь:

–  Боец Ежов по Вашему приказанию прибыл!

–  Господи, ты чего орешь? Куда прибыл? По чьему приказанию? Я тебе ничего не приказывал!

–  Сюда прибыл. Во второй батальон определили, первая рота.

–  Взвод какой?

–  Не знаем мы еще, товарищ сержант. Ротного вот ждем. Куда определит, - подал голос Кирьян Васильевич.

–  Ко мне и определит. У меня от всего взвода двенадцать бойцов осталось. Ладно, кушайте.

–  Погодите, товарищ сержант, а может быть будет газетка, а?

–  Приспичило, что ли?

–  Не… Хлеб завернуть.

–  В тряпку заверни.

–  Нету тряпки!

Сержант вздохнул и вытащил откуда-то из-за пазухи газету.

–  На, старая уже. Пользуй, - и ушел по своим делам

–  Нам каждая газета сейчас свежая. Спасибо, товарищ сержант!

Еж снова уселся и, жуя кашу, принялся читать газету вслух:

–  Девятое мая тысяча девятьсот сорок второго года… Сейчас посмотри, чего у нас тут новенького… В смысле старенького…

–  Еж, прожуй сначала, а то подавишься. Я тебя спасать не буду!
– сказал дед.

–  Да ладно… - отмахнулся Андрей.
– О! Макаки янкам наваляли! «Последний оплот американского сопротивления на Филиппинах - крепость Коррехидор капитулировала перед японцами. В плен попало 12 тысяч солдат». А бритты в Мадагаскаре высадились. Ну, блин. А чего им там надо?