Меня зовут Арам

— Нет, все-таки, не сумасшедший! — прокричал Джо.

И двинулся дальше своей дорогой.

— Самый что ни на есть сумасшедший, — сказал кузен Мурад.

— А может быть, — сказал я, — он не всегда бывает такой.

Мы решили больше не говорить об этом до тех пор, пока снова не отправимся купаться, а тогда заглянем еще раз в лавочку и посмотрим, как там идут дела.

Когда через месяц мы снова пришли в лавку после того, как выкупались в канаве, вместо Эббота Даркуса там хозяйничал другой мужчина. Он тоже был не иностранец.

— Чего вам? — спросил он.

— Колбасы на десять центов и одну французскую булку, — сказал Джо.

— А где мистер Даркус? — спросил мой кузен Мурад.

— Уехал к себе домой.

— А где его дом?

— По-моему, где-то в Коннектикуте.

Мы сделали себе бутерброды с колбасой и стали есть.

Под конец Джо не выдержал:

— Он был сумасшедший?

— Ну, — сказал молодой человек, — трудно сказать. Сначала я думал, что он псих. А потом решил, что нет. Способ, каким он вел дела в своей лавке, наводил на мысль, что он не в себе. Он больше отдавал даром, чем продавал. В остальном с ним все было в порядке.

— Благодарю вас, — ответил Джо.

Лавка была теперь в полном порядке и стала довольно скучным местом. Мы вышли оттуда и отправились домой.

— Он сам ненормальный, — сказал Джо.

— Кто? — спросил я.

— Этот парень, что стоит сейчас за прилавком.

— Тот малый?

— Угу… тот парень, у которого нет никакого образования.

— По-моему, ты прав, — сказал мой кузен Мурад.

Всю дорогу мы вспоминали образованного бакалейщика.

— Пусть меня возделают, — сказал Джо, расставаясь с нами и уходя вниз по улице.

— Пусть меня сорвут с дерева и бросят в ящик, — сказал мой кузен Мурад.

— Пусть меня срежет с лозы и съест по ягодке молоденькая девушка, — сказал я.

Несомненно, то был замечательный человек. Спустя двадцать лет я решил, что он, наверное, был поэтом и держал бакалейную лавку в этом маленьком захудалом поселке ряди поэзии, которая нет-нет да и попадалась там, а вовсе не ради презренных денег.

Локомотив 38, оджибвей

Однажды к нам в город приехал человек верхом на осле и стал являться что ни день в публичную библиотеку, где я тогда проводил почти все свое время. Это был высокий молодой индеец из племени оджибвеев. Он сказал что его зовут Локомотив 38. В городе все считали, что он сбежал из сумасшедшего дома.

Через шесть дней после того, как он к нам прибыл, на Туларе-стрит троллейбус сбил и серьезно ранил его осла. На другой день на углу улиц Марипоза и Фултон животное подохло, вероятнее всего от внутренних повреждений. Осел упал на тротуар, придавил индейцу ногу, застонал и сдох. Индеец высвободил ногу, поднялся, прохромал в аптеку на углу и заказал телефонный разговор на дальнее расстояние. Он звонил своему брату в Оклахому. Вызов стоил ему больших денег, которые он по требованию телефонистки опустил в щель аппарата так, словно для него это было обычное дело.

Я сидел в это время в аптеке и ел банановое мороженое с толчеными орехами.

Выйдя из телефонной будки, он увидел, что я сижу у стойки с газированной водой и ем это фантастическое кушанье.

— Хелло, Вилли, — оказал он.

Он знал, что мое имя не Билли — просто ему нравилось называть меня так.

Он прохромал к буфету, где продавалась жевательная резинка, и купил три пакета с фруктовыми соками. Потом вернулся и спросил:

— Что ты ешь? Это выглядит довольно привлекательно.

— Особое банановое. С толчеными орехами.

Индеец взобрался на соседний стул.

— Дайте мне того же, — сказал он девушке, торгующей содовой.

— Нехорошо очень вышло с вашим животным, — сказал я.

— В этом мире для животных нет больше места. Какой бы мне купить автомобиль?

— Разве вы собираетесь купить автомобиль?

— Вот уже несколько минут я думаю об этом.

— Я и не подозревал, что у вас водятся деньги. Мне казалось, что вы бедны.

— Просто я произвожу на людей такое впечатление. И еще им кажется, что я сумасшедший.

— Что до моих впечатлений, то вы не показались мне ни сумасшедшим, ни богачом.

— Да, я богатый.

— Хотел бы и я быть богатым.

— Для чего?

— Да вот уже три года, как у меня мечта съездить в Мендоту на рыбалку. А для этого нужно снаряжение и хоть какая-нибудь машина.

— Ты умеешь водить машину?

— Я все умею водить.

— А ты когда-нибудь пробовал?

— Нет еще. Потому что у меня никогда еще не было автомобиля, а украсть его не позволяет наша религия.

— Ты хочешь сказать, что достаточно тебе сесть за руль, как машина у тебя поедет?

— Да, сэр.

— Вспомни, о чем я толковал тебе на днях около библиотеки.

— Это про век машин?

— Вот именно.

— Я помню.

— Индейцы рождаются на свет с инстинктом скакать на лошади, править веслом, удить рыбу, охотиться и плавать. Американцы рождаются с инстинктом гонять машину.

— Я не американец.

— Знаю. Ты армянин. Я прекрасно помню. Я спрашивал, и ты говорил мне. Ты армянин, родившийся в Америке. Тебе четырнадцать лет, и ты уже знаешь, что стоит тебе сесть за руль, и ты поведешь машину. Ты типичный американец, хотя и смуглый, как я.

— Управлять машиной проще простого. Легче, чем ехать на осле.

— Отлично. Пусть будет так. Если я сейчас выйду и куплю машину, ты согласишься ее водить?

— Еще бы!

— А за какую плату?

— Вы хотите сказать, что будете платить мне за вождение?

— Конечно.

— Это очень любезно с вашей стороны, но мне не нужно никаких денег.

— Некоторые поездки могут продлиться долго.

— Чем дольше, тем лучше.

— Тебе что, не сидится на месте?

— Я родился в этом маленьком городишке.

— Он тебе не нравится?

— Мне нравятся горы, реки и горные озера.

— А бывал ты когда-нибудь в горах?

— Пока нет. Но когда-нибудь побываю.

— Ясно. Как ты считаешь, какой мне купить автомобиль?

— Как насчет фордовского «родстера»?

— Это самый лучший?

— Вам надо непременно лучший?

— Почему бы и нет?

— Не знаю. Может потому, что лучший стоит кучу денег.

— Какой из них лучший?

— Некоторые считают, что «кадиллак». Другие предпочитают «паккард». И тот, и другой хороши. Трудно даже сказать, который лучше. «Паккард» просто великолепен на автостраде, но и «кадиллак» тоже. Я их много перевидал на шоссе — чудо что за машины.