Мерцание золота

И вот теперь я в Москве, а он в Минске.

— Ничем не занимаюсь, — сказал я.

— Говорят, дачу в Переделкине получил?

— Во Внукове.

— Там, где Стекловский? — удивился Кукляев.

— Его оттуда уже выселили.

— За что?

— За неуплату аренды.

— Узнаю Игоря, — повеселел Кукляев. — Там, где надо, не платит, а куда не надо последние деньги вбухает.

— Ты про чернобыльский лес? — вмешался Гайворон.

Ходили слухи, что Стекловский всю свою Госпремию, между прочим последнюю в истории СССР, отдал на восстановление леса, пострадавшего от чернобыльской аварии.

— Костюм еще не сносился? — подмигнул я Кукляеву.

— Какой костюм? — заинтересовался Гайворон. У него был хороший слух.

— Какой надо, — сказал я.

Перед поездкой на тот самый съезд Виктор занял у меня двести рублей. «Ехать не в чем, — пожаловался он. — Туда же в джинсах не пустят».

В одежде Кукляев тогда признавал только джинсы и кожаный пиджак. Как и я, впрочем.

— Но я ведь должок отдал? — посмотрел на меня Кукляев.

— Отдал, — кивнул я.

— Тогда и говорить не о чем.

Я вынужден был с ним согласиться.

— Ладно, пошли в бар, — сказал Гайворон. — Тут еще долго голоса будут считать.

Кукляев удалился с видом инопланетянина, невесть как очутившегося на Земле. Мы с Гайвороном отправились в бар.

— Традиции надо чтить! — торжественно произнес он.

Я послушно взял со стола рюмку.

— Где остановился? — спросил Алесь, отдышавшись.

— У Николая.

— Почему не у меня?

— Привычка.

С Николаем, моим однокашником, мы долго жили в одном доме, и мне действительно было привычнее останавливаться у него, чем у кого-либо другого. Коля тоже переехал в другую квартиру, однако и там всегда меня ждали накрытый стол и чистая постель.

Я распрощался с Гайвороном и поехал к Николаю. Там на столе уже дымилась бульба, поблескивала политая маслом селедка, отсвечивала запотевшим боком бутылка.

— Чем богаты, — повел в сторону стола рукой Коля.

— Как дочка? — спросил я, накладывая в тарелку картошку.

Алена была наша с женой любимица. С малолетства в ней чувствовался стерженек, который не даст ей пропасть.

— Вышла замуж, — вздохнул Коля.

— За кого?

— За француза.

Тут и у меня замерла рука с ложкой.

— За какого такого француза?

— Французского, — пожал плечами мой друг. — Зовут Эрве.

— Он белый, — подал голос из соседней комнаты Андрей, младший сын Николая.

«А жизнь не стоит на месте, — подумал я. — Даже Андрей вырос, не только Алена».

Андрюшу до сих пор я вспоминал пятилетним мальчуганом, которого мама с папой отправляли в детсад. По дороге туда папа с сыном зашли ко мне, и я по достоинству оценил его вид.

— Зачем тебе два пистолета? — спросил я Андрюшу.

На голове у него была шапка со звездой, за пояс заткнуты два пистолета, в руках пластмассовая сабля.

— Всех девок поубиваю! — ответил мальчик.

— Всех?! — поразился я.

— Всех! — махнул саблей Андрюша.

Так вот и Андрюша вырос. Не далее как вчера я заглянул в бар возле ГУМа, в котором прошли наши с Гайвороном лучшие годы, и увидел Андрея в окружении разномастной компании девушек. Все они с обожанием смотрели на Андрея.

«Когда-то и на меня так смотрели, — с грустью подумал я. — Хороший парень вырос».

Но до Алены было далеко даже Андрею.

— И где она нашла этого француза? — спросил я.

— В ящике, — хмыкнул Николай. — Они ж все теперь живут в Интернете.

— И вы его видели?

— Как тебя.

— Да, перед свадьбой приезжал знакомиться, — вышла из кухни Надя, жена Николая. — Они в Бухаресте расписывались.

— Почему не в Париже? — удивился я.

— Эрве Париж не любит, — сказал Николай. — Черных, говорит, много. А сам, между прочим, родом из Версаля.

— Бурбон? — еще больше удивился я.

— Да нет, он из простых, — вздохнул Коля. — По французским меркам, конечно. Химию преподает.

— Какую еще химию? — совсем запутался я.

— Школьный предмет, — вмешалась Надя. — Он работает в школе при посольстве в развивающихся странах. Там стаж идет год за два и зарплата хорошая.

— Понятно, — сказал я. — А университет она хоть закончила?

— А ты разве не знаешь? — посмотрел на меня Коля.

— Нет, — помотал я головой. — Кажется, на матфаке училась.

— Какой матфак! — взял в руки бутылку Коля. — Со второго курса матфака перевелась на второй курс филфака с досдачей всех экзаменов и зачетов. Впервые в истории университета, между прочим. А на пятом курсе вышла замуж и не стала защищать диплом.

— Она же отличница, — вспомнил я. — С золотой медалью школу закончила. На цимбалах играет.

— А защищать диплом не захотела, — разлил по рюмкам водку Николай. — Говорит, в Вануату он ей не нужен.

— Где-где?!

— В Вануату, — сказала Надя. — Им предложили на выбор Гвинею и Вануату, и они выбрали острова.

— В каком океане?

— В Тихом. Прямо посередине.

— Две тысячи километров от Австралии, — кивнул Коля. — Или три. Давай лучше выпьем.

В этой ситуации не выпить было нельзя.

— Хорошо, Андрей еще не женился, — положил я в рот кусочек селедки.

— У него еще все впереди, — сказал Коля, прислушиваясь к грохоту в соседней комнате. — Вот барабанную установку купили.

Семья Николая сейчас жила в двухэтажном доме в частном секторе, и барабанная установка особо никому не мешала.

Цимбалистка Алена свой ход сделала. Каков будет ответ барабанщика Андрея?

Но спрашивать об этом родителей я не стал. В конце концов, я живу в Москве, а они в Минске. Это уже не просто разные города, — чужедальние страны.

4

— Заработать не хочешь? — спросил меня Завальнюк. Он был моим соседом по внуковской даче.

— Хочу, — сказал я.

Честно говоря, с подобными предложениями внуковские насельники обращались друг к другу не часто. Тем более странно было услышать эти слова от Завальнюка, то ли директора, то ли главного редактора одного московского издательства.

— Нужно привести в порядок рукопись Коноплина, — объяснил суть дела Сергей Петрович. — Знаешь, кто такой Коноплин?