Мерцание золотых огней
Шрифт:
– Пошли, доча, пошли, - Малюков подхватил девочку на руки и, осторожно ступая, направился в дом.
– А почему ты плачешь, папка?
– спросила Юля, когда он уса дил её на кровать, а сам присел за стол, где она делала уроки.
– Я не плачу, это дождь... я на улицу выходил, вот меня дождик и намочил. Ты не грусти, Юля, включи телевизор, может, мультик показывают для детей. Или поиграй во что-нибудь...
– Не хочу.
– Ты уроки с-сделала? А кушать не хочешь?
– Сделала. И угля в печку подсыпала. А кушать не хочу.
–
– Папа, а куда мама уехала? В отпуск или в командировку?
– Уехала... просто взяла и уехала.
– А разве так бывает?
– Выходит, бывает...
– Но зачем она уехала?
– Бросила нас, Юля. Бросила и уехала в Москву.
– Как это? Она же здесь живет, - Юля смотрела на отца широ ко раскрытыми глазенками, не понимая смысла его слов.
– Мы все здесь живем, разве можно это бросить и уехать?
– Она теперь будет жить в Москве, там её дом теперь.
– А потом и мы поедем в Москву, да?
– Нет, Юля. Она бросила нас. Понимаешь? Предала нас. Я не хотел тебе говорить, но вот... сказал.
– Насовсем бросила?
– с ужасом спросила Юля.
– Насовсем... Но ты не переживай, доча, мы как-нибудь и без неё справимся. Проживем. Черт с ней, уехала, предала, бро сила - и не нужно нам такой мамы!
– А кто же будет утром печку растапливать?..
– только и смогла спросить потрясенная девочка.
Но отец только рукой махнул и, не в силах видеть глаза до чери, убежал в другую комнату.
Утром Юля проснулась от холода. Стуча зубами, выбралась из-под одеяла, подошла к погасшей печке, потом заглянула в дальнюю комнату. Отец храпел на неразобранной кровати. Как был в рубашке и брюках, так и свалился на покрывало. Юля быстро оделась, умылась, плеская на ладошку холодную воду из эмалиро ванного ведра и размазывая её по щекам. Вода прыгала мимо ла дошки, падала на крашенные доски пола, потому что не только ру ки и ноги, но и плечи девочки содрогались от пронизывающей сы рости.
Умывшись кое-как, она взяла свое одеяло, укрыла им отца, а потом принялась выгребать из печи холодные комья сгоревшего уг ля. Через двадцать минут в печке загудели дрова, обильно поли тые керосином.
Мама уехала, бросила их, предала. Юля все ещё не верила, что она уехала навсегда, и не это пугало её, а мысль, что те перь каждое утро придется просыпаться в холодной комнате. И растапливать печку. И готовить завтрак. А кто же ещё будет этим заниматься? Отец вчера на работу не ходил, плакал, за ним самим присматривать нужно...
В школе она только об этом и думала, и два раза не могла понять, о чем её спрашивает учительница. Два замечания в один день - такого с ней никогда не бывало.
После третьего урока, на перемене, к её столу подошел толстый Стасик Котов.
– О чем размечталась, Жулька?!
– крикнул он, размахивая бу тербродом с толстым куском баночной ветчины. Таких банок Юля
– Может, ветчинки хочешь, ждешь, когда я дам? А ты заслужи!
Мальчишки за соседним столом засмеялись.
– Уйди!
– крикнула Юля.
– Давай, послужи, повиляй хвостиком, попрыгай на задних лапках! куражился Стасик, дергая её за косичку. Не первый раз этот толстый увалень приставал к ней.
Юля поднялась, сорвала со стола портфель и с размаху уда рила его ребром в лицо Стасика. Бутерброд выпал из его рук, глаза полезли на лоб, а из носа потекла на пол кровь. Стасик раскрыл рот и завопил на весь класс. Юля хладнокровно взмахнула портфелем и вторым ударом сбила его с ног.
Вмиг стихли все разговоры в классе, изумленные дети уста вились на Юлю, не веря глазам своим. Вот так тихоня! А Стасик корчился на полу и вопил от боли.
Прибежала встревоженная учительница, кинулась к Стасику, подняла его, увела в школьный медпункт, бросив на Юлю взгляд, который не предвещал ничего хорошего. Почему? Она ведь знала, что Стасик первый к ней пристает, сама же предупреждала его, чтобы не трогал Юлю...
В классе воцарилась тишина, дети догадывались, что Юле сейчас достанется. Хоть Стасик и первый к ней приставал, но за это нельзя так сильно бить портфелем, что капли крови на полу от её стола до двери тянутся. И, наверное, в коридоре...
Юля, опустив голову, тоже молчала, не выпуская из рук портфеля.
– Малюкова! Юля! Как ты могла зверски избить своего однок лассника? закричала учительница, вернувшись в класс.
– Что ты себе позволяешь, маленькая негодяйка?! Дай сюда дневник, и что бы завтра без матери в школу не приходила!
– У меня нет мамы, - неожиданно твердо сказала девочка.
– Она предала нас. Бросила и уехала в Москву.
2
Ноябрь 1983 года. Отдельный зенитно-артиллерийский учебный дивизион, г. Черновцы
Старшина Первой батареи, прапорщик Манько появился в ка зарме, как всегда, неожиданно.
– Батарея, смирно!
– испуганно завопил дневальный у тумбоч ки курсант Чернов.
Старшина знал, что в казарме с утра уже побывали офицеры и теперь ему, прапорщику, не положено подавать команду "Смирно". И нахмурился, подозрительно глядя на дневального. Из курилки уже мчался, скользя сапогами по натертым до зеркального блеска доскам пола дежурный по батарее сержант Лаврентьев.
– Вольно, балда!
– рявкнул старшина.
– Вольно...
– пересохшим голосом сказал Чернов, чем вызвал ещё большее раздражение старшины.
– Товарищ прапорщик! За время вашего отсутствия в Первой батарее происшествий не произошло. Личный состав на занятиях, согласно штатному расписанию. Дежурный по батарее, сержант Лав рентьев!
– отрапортовал сержант.
– А чего прячетесь, товарищ сержант?
– мрачно спросил стар шина.
– Никак нет, товарищ прапорщик, не прячусь. Проверял, как дневальные свободной смены провели уборку.