Мерцание золотых огней

Чернов, опустив голову, засеменил к выходу.

Угрин злобно посмотрел на Лаврентьева.

– Ну, козел, тебе это так не пройдет! Завтра же будешь иметь дело со старшиной!

– Не буду. Ты, Угрин, забыл, как пытался заставить меня драить туалет после отбоя? Ни хрена у тебя не вышло. Заткнулся, и старшине не сказал. Потом, правда, нарядами меня задолбал, на экзаменах подлянки строил, чтобы я младшего сержанта получил, или вообще рядовым из "учебки" свалил. И тут ни хрена не полу чилось. Москвичи, они ведь разные бывают. Как и новосибирцы, и свердловчане. Классный у нас был призыв, как бы ты, комбайнер хренов, ни измывался над горожанами, выдержали. Так что, затк нись и оставь Чернова в покое. Он в моем отделении, сам позабо чусь, чтобы стал настоящим бойцом.

– Ну ты и падла, Лаврентьев!
– покачал головой Угрин.
– Ду маешь, если самбист, так все можно? Да я таких самбистов в гро бу видал!
– сжав кулаки, он бросился на сержанта.

Лаврентьев без труда нырнул под тяжелый кулак бывшего ком байнера и, сделав мгновенную подсечку, пустил Угрина дальше по прямой, но уже - с ногами, сильно отставшими от туловища.

Угрин врезался руками в железную стену кабинки и медленно опустился на пол рядом с унитазом. Лаврентьев хлестким ударом по шее заставил замкомвзвода нагнуть голову, а потом наклонил её в фаянсовую емкость и дернул за пруток с кольцом, спуская воду. Угрин замычал, забулькал, пытаясь вырваться, но ещё один удар заставил его ткнуться головой в фаянсовую стенку. Вода смягчила удар, но не сделала его более приятным.

Лаврентьев отскочил к стене, встал в боевую стойку. Угрин медленно поднялся на ноги, тряхнул головой, стараясь избавиться от дурно пахнущей влаги.

– Ты что, сука?
– дрожащим голосом спросил он.
– Ты на ко го?.. Да я тебя с говном смешаю!..

Лаврентьев усмехнулся.

– Короче так, Угрин, - сказал он.
– Мы с тобой квиты. Это раз. Парней из моего отделения ты не трогаешь, это два. А если попытаешься сделать мне подлянку, вся казарма узнает, что ты хлебал из унитаза - это три. Думай, Угрин, думай! И не надейся, что другие сержанты помогут тебе разобраться со мной. Они же слышали наш громкий разговор - и никто не пришел. Потому что ты

– подонок, Угрин!

Старший сержант машинально качнулся назад, такая злоба вспыхнула в темных глазах Лаврентьева. Бормоча проклятья, он двинулся в соседнее помещение, открыл воду и сунул голову в ра ковину, брезгливо отплевываясь. Лаврентьев сделал глубокий вдох, успокаивая дыхание и пошел к своей кровати.

Едва он лег, со второго яруса соседней койки свесилась стриженная под "нуль" голова.

– Товарищ сержант, товарищ сержант!
– послышался громкий шепот.
– Я все видел, спасибо вам!

– Спи, Чернов, - устало сказал Лаврентьев.
– Ты ничего не видел, запомни это. В субботу пойдешь на кухню, а потом я лично займусь твоим воспитанием... чтоб не позорил Москву.

– Так я не против, товарищ сержант! Я ваш должник на всю жизнь теперь.

– Заткнись и спи... должник, - усмехнулся Лаврентьев.

3

Май 1990 года. Ростов-на-Дону

– Ой, как хорошо!
– Юля закружилась на месте, раскинув руки в стороны.
– Я люблю, когда начинается весна, и небо такое си нее-синее, и звезды яркие-яркие, как будто они специально для тебя опускаются пониже.

– А я люблю, когда кончается весна, и небо такое синее-си нее, а звезды яркие-яркие, - сказал её спутник, высокий, белоб рысый парень в потертых синих джинсах.

Он остановился, с удивлением глядя на свою подругу, словно впервые увидел ее: стройная, красивая девчонка в короткой юбоч ке, с распущенными каштановыми волосами и удивительными голу быми глазами, в которых отражаются низкие весенние звезды. А юбка такая короткая, смуглая кожа длинных ног кажется глянце вой, так и хочется потрогать, погладить её, поцеловать... Но как это сделать?

– Саня, не передразнивай меня!
– Юля со смехом погрозила ему пальчиком.
– Придумай что-нибудь свое собственное и скажи. Ну? Немедленно придумай! Ты же собираешься стать журналистом.

– Конечно. Я же говорил тебе, что сейчас журналист - самая интересная и важная профессия. Наконец-то можно говорить и пи сать правду обо всем. Ты ведь и сама знаешь, что в Москве тво рится.

– Ох, ох, ох, какие мы умные! Там всегда творилось черт-те что и сбоку бантик, в этой Москве. Ну и пусть! А я тебя проси ла, между прочим, придумать что-нибудь свое и красивое о том, как мы сейчас идем по улице. Не можешь, да?

– Ну почему же...

– Тогда скажи!

– Звезды яркие и красивые...

– Это уже было!

– А красивее всех звезд - ты, Юлька, - после недолгого раз думья сказал Саня.
– И когда я гуляю с тобой, хочется сделать что-то невероятное.

Юля перестала кружиться, уверенно взяла его под руку.

– Не надо ничего невероятного делать. Просто проводи меня домой, вот и все. Уже поздно, пятнадцатилетним девушкам пора спать ложится. Да и семнадцатилетним мальчикам тоже. Вот так. Правильно я рассуждаю?

Она заглянула в его глаза, прикрытые очками с толстыми стеклами и рассмеялась. Неделю назад она стала встречаться с этим парнем, Саней Иваненко. Тогда на танцах не было Стаса Ко това и его дружка Левы-Кочегара, и она весь вечер танцевала с Саней, а потом он проводил её домой. Стас, когда узнал, что она ходит с Иваненко, разозлился, угрожать стал: я вас поймаю, я тебе ноги выдерну, если не бросишь Иваненко... Дурак несчаст ный, прямо проходу не дает! Надоел уже, прямо дальше некуда. Так она его и послушалась! Хочет ходить с Саней - и будет! Они уже несколько раз ездили в центр, ели мороженое, ходили в кино. Так хорошо гулять с Саней по ночным ростовским улицам. В центре народу много, а потом, когда выйдешь из троллейбуса у Нахиче ванского рынка и неторопливо шагаешь по направлению к дому, го род кажется тихим, как будто принадлежит только им двоим. Саня был серьезным парнем, он готовился к выпускным экзаменам, после которых собирался поступать в Московский университет на факуль тет журналистики. В областной газете "Комсомолец" напечатали уже четыре его заметки о школьной жизни.

– Не знаю...
– он пожал плечами.
– Мне кажется, можно ещё немного посидеть на лавочке. Юля, а ты пойдешь в девятый класс, или собираешься куда-нибудь... в техникум?
– спросил он, чтобы отвлечь её от мысли поскорее вернуться домой.

– Тоже не знаю. Не всем же быть знаменитыми журналистами. Папа хочет, чтобы я получила среднее образование, но мне кажет ся, нужно поскорее получить специальность, чтобы побольше денег зарабатывать, а то нам трудновато жить на его зарплату. Хоть я и подрабатываю в книжном магазине, где когда-то мать работала. Они меня помнят, зачислили ученицей продавца, три раза в неделю по четыре часа продаю книги, пятьдесят рублей в месяц платят, но все равно не хватает.

– Значит, ты ещё не решила, да?
– Саня мучительно думал, как бы поцеловать её, или, хотя бы обнять, но подходящего пред лога не мог найти. А просто так... Кто знает, вдруг она обидит ся и убежит? Красивая девчонка, но все говорят, что - со стран ностями. Мать её бросила, сбежала в Москву с каким-то начальни ком, вот она и немного... не такая, как все.

– Нет, не решила, - тряхнула головой Юля.

– А ты... ты про мать вспоминаешь?
– осторожно спросил Са ня. Говорят, она тебя бросила... Извини, если тебе неприятно говорить об этом, тогда не будем.