Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Товарищ генерал армии!
– прервал его раздумья чей- то звонкий голос.
Мерецков обернулся. У обочины дороги стояла чёрная «эмка», из неё выскочил капитан и подбежал к нему.
– Извините, товарищ командующий, я опоздал к самолёту. «Юнкерсы» бомбили город, пришлось в дороге нам остановиться...
Генерал Говоров, высокий, плечистый, с открытым лицом, встал из-за стола и шагнул навстречу Мерецкову. Пожатие его руки было тёплым и крепким.
– Ещё вчера ожидал вас, Кирилл Афанасьевич, но ваше сиятельство не смели прибыть, - не без шутки промолвил он.
– Что, испугались вьюги?
– Лучше пусть будет снежная буря, чем свинцовая, - сострил Мерецков.
–
– Мерецков снял шинель, присел к столу.
– Какие силы можешь задействовать в предстоящей операции?
Говоров сказал, что его войска нанесут встречный удар в том месте, где войска Волховского фронта находятся ближе всего к Ленинграду. Он предложил Кириллу Афанасьевичу подойти к карте, которая висела на противоположной стене.
– Я думаю, что это надо сделать, как ты и говорил, севернее Ладоги.
– Это место, обведённое красным кружочком, он показал на карте.
– Ну а мой план будет готов к середине ноября, и мы пошлём его в Ставку.
(17 ноября ленинградцы представили в Ставку свои соображения по плану совместной операции обоих фронтов, а также Балтийского флота; большое участие в её разработке принимал Жуков. – А. 3.).
– Где нам обозначить рубеж встречи двух фронтов? спросил Мерецков.
– Может быть, в районе железной дороги, что идёт через Рабочие посёлки номер один и номер пять, вот здесь?
– Кирилл Афанасьевич обозначил это место на карте.
– Согласен!
– задорно воскликнул Говоров.
– Здесь самое узкое место между нашими фронтами. Да, а как там Сталинград?
– Пока на улицах города идут ожесточённые бои, - подчеркнул Мерецков.
– Чтобы помочь защитникам Сталинграда, 19 октября в наступление перешли войска Донского фронта, немцам тут же пришлось снять со штурма города большую часть авиации, артиллерии и танков и бросить всё это против Донского фронта. По словам Василевского, там идёт упорная и кровавая битва, - проговорил Кирилл Афанасьевич.
– Но у Александра Михайловича был бодрый голос, и я понял, что назревают события не в пользу врага.
– Что конкретно?
– насторожился Говоров, разглаживая ладонью колючие усы.
– Василевский об этом не сказал, лишь намекнул.
– Мерецков выдержал паузу.
– По его словам, сейчас главная задача сталинградцев - измотать немцев до предела, а уж потом ударить по ним... Да, не будь этих тяжких боев под Сталинградом, мы бы с вами, Леонид Александрович, получили для фронтов солидные резервы, пока же всё идёт в Сталинград.
Работалось обоим командующим быстро и хорошо, они с полуслова понимали друг друга. В шестом часу вечера перекусили, и Мерецков уехал в свой штаб. Провожая его, генерал Говоров был задумчив.
– Чего вдруг притих?
– спросил его Кирилл Афанасьевич.
– Хотелось бы крепко ударить по немцам, но войск и боевой техники у меня маловато, на глубокую операцию сил не хватит.
– Не горюй, дружище!
– ободрил его Мерецков.
– Мы и с теми силами, что есть, дадим фрицам прикурить. Ну, будь здоров, Леонид Александрович!
– Они обнялись на ледяном ветру, и Кирилл Афанасьевич поднялся в кабину «Дугласа».
План, который разработали командующие, предусматривал встречный удар двух фронтов, разгром группировки немцев к югу от Ладоги и прорыв блокады Ленинграда в самом узком месте. Мерецков, учитывая
трудности Ленинградского фронта, пошёл на то, чтобы в операции участвовало больше дивизий его фронта, нежели Ленинградского. Кирилл Афанасьевич боялся, что Ставка не утвердит его план, но она утвердила его без каких-либо замечаний. Мерецков не смог сдержать своих чувств.– Пока всё идёт без сучка, без задоринки, - сказал он, потирая руки и весело глядя на генерала Стельмаха.
– Декабрь Ставка нам отводит на подвоз боеприпасов и новой техники, ремонт танков и прочее. Начнём мы боевые действия в начале января сорок третьего. Знаешь, как в Ставке назвали нашу операцию?
– Не слыхал, - смутился генерал Стельмах.
– «Искра»!
– весело изрёк Кирилл Афанасьевич.
Директива Ставки на прорыв блокады поступила 8 декабря. Руководство Волховского фронта к этому времени претерпело изменения. Членом Военного совета фронта по инициативе Верховного был назначен генерал Мехлис, а начальником штаба - генерал Шарохин. Генерал Стельмах возглавил штаб Юго-Западного фронта. Не знал Кирилл Афанасьевич, что видится с ним в последний раз: 21 декабря Стельмах погиб в бою, об этом Мерецкову в тот же день сообщил командующий фронтом генерал Ватутин. Конечно, генерал Шарохин был более опытный штабист, ещё до войны он окончил Военную академию Генштаба, а в ходе войны был заместителем начальника Генштаба. Против его назначения Мерецков не возражал, хотя ему жаль было отпускать Стельмаха. Но так решил не он, а Сталин, о чём Кирилл Афанасьевич честно заявил Григорию Давидовичу.
– И Мехлиса, и Шарохина прислала ко мне Ставка, - сказал Мерецков, - так что я не ставил вопроса о твоей замене. Но ты уходишь к моему другу Ватутину, он тебя знает и в обиду не даст. Передай от меня ему привет.
– Скажу честно, мне не хочется от вас уходить.
– Голос у Стельмаха дрогнул.
– Я же воевал с вами рядом в самые тяжкие дни...
– Не переживай, Григорий Давидович, - успокоил его Кирилл Афанасьевич.
– Главное ведь не в том, где ты вою ешь, а как ты воюешь.
Интересной была у Мерецкова встреча с генералом Мехлисом. Когда тот прибыл в штаб, Кирилл Афанасьевич, поздоровавшись с ним, спросил:
– Что, прибыли меня инспектировать?
– Нет, Кирилл Афанасьевич, - тихо ответил Мехлис, и, как показалось Мерецкову, в его голосе прозвучала неуверенность.
– Меня назначили членом Военного совета Волховского фронта.
Мерецков смутился, какое-то время молчал, не зная, что ответить, но вскоре обрёл прежнее спокойствие и, слегка улыбаясь, промолвил:
– Ну что ж, начальству виднее, куда вас направить, была бы только польза. Ну а коль прибыли ко мне, будем работать вместе. Можете тут располагаться и чувствовать себя как дома!
Мехлис, однако, остался стоять.
– В мае я был на Крымском фронте как представитель Ставки, - заговорил он негромко, чуть потупив взор, - но я не обеспечил организацию обороны и меня освободили от всех должностей. Вы знаете об этом?
– Знаю, Лев Захарович, - усмехнулся Кирилл Афанасьевич.
– И что вы на это скажете?
– У любого военачальника могут быть неудачи на фронте. Были они и у меня. Лекарство для выздоровления здесь одно - извлечь урок и трудиться в полную силу. Как это говорил Лев Толстой? Думай хорошо, и мысли созреют в добрые поступки!
– У Льва Толстого есть и другие слова, - улыбнулся Мехлис.
– Он говорил, что дело не в том, чтобы знать много, а в том, чтобы знать из всего, что можно знать, самое нужное.
– Я не Лев Толстой, но коль речь идёт о нашем военном деле, сказал бы так: долг превыше всего, и тот, кто честно исполняет его, герой.