Мэрилин Монро. Тайная жизнь самой известной женщины в мире

Есть другая история — о запрете посещать кинотеатр. Нет никаких данных, свидетельствующих о том, что Норме Джин запрещали смотреть кино. Однажды Мэрилин вспоминала, как Ида сказала ей: «Если бы конец света застал тебя в кинотеатре, знаешь, что случилось бы? Ты бы горела в аду вместе с грешниками. Мы должны ходить в церковь, а не в кинотеатр». Годы спустя Мэрилин говорила: «Не думаю, что правильно использовать Бога для подобного запугивания ребенка. Я считаю, что она поступила ужасно».

Нэнси Джеффри не соглашается и с этой частью истории. «Правда, что нам не разрешали ходить в кино по воскресеньям. Но мы все равно не ходили в кино. Мы же были маленькими детьми. Сколько фильмов мы могли посмотреть до семилетнего возраста? Я не думаю, что мать стала бы пугать Норму Джин таким образом. Наверно, она просто сказала что-то вроде: «Мы ходим в церковь, а не в кино». Это на нее похоже. Но остальное, про то, что она будет гореть в аду с грешниками? Нет, это не похоже на нашу мать».

Ходила она в кино или нет — конечно, она не могла ходить туда без сопровождения взрослых, — иногда казалось, что Норма Джин никак не могла угодить Иде, как бы ни старалась. Что бы она ни делала, она никак не могла соответствовать матриархальным стандартам Иды относительно чистоты и поведения. «Казалось, что у бедняжки Нормы Джин всегда были какие-то проблемы, — рассказывала Мэри Томас-Стронг. — Как и большинство детей, она любила играть в грязи, и Ида очень расстраивалась из-за этого. Ида одевала ее в красивое платьице, Норма шла гулять и через тридцать минут возвращалась грязная. Это сводило Иду с ума. Порой она могла быть очень строгой».

Да, Ида Болендер могла быть очень жесткой — в этом, похоже, никто не сомневается. Она была суровой и очень упрямой. «Сейчас мне кажется, что она оказывала сильное стабилизирующее влияние на юную Норму Джин. Она была первой сильной женщиной, с которой той пришлось столкнуться в жизни», — рассказывала Нэнси Джеффри. Возможно, Ида ощущала, что в жизни Нормы Джин было слишком мало устойчивых и решительных взрослых, и была решительно настроена стать одной из них, независимо от того, что думали о ней ее приемная дочь или кто-либо другой. «Я была суровой с ней ради ее же блага, — объяснила она однажды Нэнси Джеффри. А затем с огромной уверенностью она добавила: — Но я знаю, что направляла ее по верному пути. В глубине моего сердца я это твердо знаю».

Норма Джин за семь лет пребывания в доме Болендеров сумела впитать многие из лучших черт характера Иды. Поскольку ее мать была эмоционально неустойчивым человеком, возможно, что для маленькой Нормы Джин было хорошо, что у ее приемной матери оказался такой жесткий и властный характер. Именно сила характера Иды и ее напористость понадобились Норме Джин впоследствии, чтобы пробить себе дорогу в шоу-бизнесе. Однако, к сожалению, бесспорной биологической составляющей характера Нормы Джин были черты, унаследованные от Глэдис: ее чрезвычайная уязвимость и эмоциональная нестабильность. Например, она была хорошо подготовлена к отказам в профессиональной сфере и переживала их с той же стойкостью, с какой их встречала бы Ида. Однако в личной жизни выдержка изменяла ей — сказывалось наследие Глэдис.

«Единственное, чего мама хотела для Нормы Джин, — это быть такой же сильной, как она сама, — сказала Нэнси Джеффри. — Она всегда знала, что у нее [Нормы Джин] жизнь будет очень трудной. Она видела, что обстановка в семье не только не полезна, но может просто погубить ее. Она не собиралась нянчиться с ней. Она говорила: «Девочка окажется лицом к лицу с гораздо более сильными противниками, чем я, это я вам точно говорю. Она должна уметь выстоять самостоятельно. Кто знает, возможно, сейчас она ненавидит меня, но зато она будет очень сильной. И у нее все сложится хорошо».

Примечания

1. В 1940 году названия улиц в Хауторне изменились, и теперь это 4201, 34-я западная улица. Дом по-прежнему стоит на своем месте.

Пугающая встреча с Глэдис

В конце 1929 года Делла Бейкер была мертва уже около двух лет, и Глэдис наконец поняла, что в ее жизни больше нет никого, на кого она могла бы полностью положиться. Она не смогла удержать ни одного из своих мужчин, ее дети были или взяты у нее, или отданы ею самой. Друзей в Консолидейтед Студиос у нее не было. Фактически монтаж фильма — это черновая работа. Ей указывали, где резать и соединять куски пленки, чтобы они выглядели как единое целое. По иронии судьбы эта профессия была отличной метафорой ее душевного состояния, хотя, скорее всего, Глэдис этого не понимала: ее жизнь была собрана из кусочков. Да, у нее была верная подруга — Грейс МакКи. Однако после смерти Деллы Грейс не могла достучаться до Глэдис. Казалось, что в Глэдис что-то выключилось и она уже не стремилась общаться с людьми. Возможно, это происходило потому, что Глэдис, лишенная опоры в лице Деллы, оказалась просто неспособной утихомирить все более громкие и настойчивые голоса, звучащие у нее в голове. Оказалось, что только мать могла помочь Глэдис вернуть себе способность рассуждать здраво. Оставшись одна, Глэдис не могла разумно оценивать обстоятельства своей жизни. Не умея видеть перспективу, она жила мгновением. Она не могла наметить цели, предусмотреть последствия. Это было падение в бездну. Все, кто общался с ней в то время, понимали это, но не знали, что с этим сделать.

Несмотря на то, что порой ее жизнь оказывалась довольно мучительной, Глэдис была способна справляться с повседневными делами. Она вовремя приходила на работу, ходила в магазин за продуктами, не забывала поливать цветы. Поэтому, если оценивать исключительно по выполнению повседневных обязанностей, в жизни Глэдис Бейкер не было ничего необычного. Однако от остальных людей ее отличало то, что она чувствовала и как реагировала на самые обычные события.

Даже в конце своей жизни Делла была стабилизирующим фактором для своей дочери, возможно, отчасти потому, что на Глэдис лежала забота о здоровье и душевном состоянии матери. Эта обязанность помогала ей избежать сфокусированности на собственных параноидальных ощущениях. Однако теперь паранойя стала усиливаться. Оставшейся в одиночестве Глэдис стало все труднее действовать разумно. Естественно, первое, о чем она подумала, — найти мужчину, и для осуществления этого плана она регулярно наведывалась в один из близлежащих баров. Естественно, подобные союзы редко продолжались дольше одного-двух вечеров. К тому же ей становилось все труднее соблазнять мужчин, не только из-за своей репутации женщины без стойких моральных устоев, но и потому, что она выглядела все более «странной». Но при всем этом Глэдис чувствовала, что хотя бы один человек может быть с нею: Норма Джин. В конце концов, это же ее дочь. Когда она отдавала ее Иде, то надеялась, что когда-нибудь сможет сама позаботиться о своем ребенке.

Однажды днем, видимо в разгар приступа паранойи, Глэдис забарабанила кулаками во входную дверь дома Болендеров. Дочери одного из друзей Иды по церкви — интервью с обеими были использованы при написании этой книги — впервые описали произошедший разговор так, как рассказывала им их мать.

«Где Норма Джин?» — потребовала Глэдис, вталкивая Иду в дом.

«Что случилось, Глэдис? — ответила Ида, внимательно глядя на нее. — Что случилось?»

Глэдис сказала, что Норма Джин больше не может оставаться у Болендеров, что она приехала, чтобы забрать ее. Она настаивала на этом, обшаривая дом глазами. Глэдис не хотела слушать никаких доводов. Ида сказала Глэдис, чтобы та не злилась, а села и спокойно с ней поговорила. Однако Глэдис была непреклонна. Со сверкающими глазами она снова и снова выкрикивала, что Норма Джин — ее дочь и что она отведет ее домой. Ида схватила Глэдис за руку, на мгновение сдерживая ее. «Ее дом здесь, — сказала она. — Мы просто не оформили все официально [...] но как только мы соберем все документы для удочерения...» Глэдис взвилась, крича, что никакого удочерения не будет. Норма Джин принадлежит ей, сказала она, а не Иде. Затем Глэдис вырвалась и побежала на задний двор, где трехлетняя малышка играла с собакой, которая однажды увязалась за Вейном. Норма Джин назвала этого пса Типпи. Ида последовала за Глэдис, умоляя ее прийти в себя. Однако Глэдис настаивала, что возьмет только то, что принадлежит ей по праву. Затем она схватила плачущую Норму Джин и сказала: «Ты пойдешь с мамой, детка».

Согласно историй, передаваемой из поколения в поколение, там был настоящий погром: собака лает, ребенок рыдает, Ида пытается оттащить Глэдис и спасти маленькую девочку от безумной, а возможно, и опасной женщины. Продолжая драться, Глэдис сумела заскочить в кухню и, вытолкнув Иду наружу, запереться там.

В ужасе Ида заколотила в двери. Затем она попыталась выбить ее. После нескольких безуспешных попыток она перебежала ко входной двери и вошла в дом через переднюю дверь. К этому времени она сильно запыхалась, и ей пришлось отдышаться. Затем она прислушалась. Тихо.

Тогда Ида снова выбежала из двери, чтобы посмотреть, где Глэдис. Оказавшись на улице, она оглянулась по сторонам, но нигде никого не было. В недоумении она уже была готова разрыдаться, когда внезапно входная дверь распахнулась. Глэдис с красным от ярости лицом с криком бежала к Иде: «Ты мерзавка, и я знаю, на кого ты работаешь».

Ида, пораженная заявлением Глэдис, вдруг услышала приглушенные крики Нормы Джин. Глэдис ухитрилась засунуть ребенка в большой армейский мешок из плотной ткани, в котором Вейн Болендер обычно хранил свои инструменты. Мешок висел на плече у Глэдис и был наглухо застегнут. Глэдис, неуклюже переваливаясь под тяжестью мешка, пересекала лужайку перед домом. Ида ухватилась за одну из холщовых ручек мешка и попыталась выдернуть его из рук Глэдис. Это невероятное перетягивание каната длилось несколько мгновений и закончилось тем, что мешок упал и раскрылся, а беспомощная Норма Джин упала на землю. «Смотри, что ты наделала! — кричала Глэдис. — Теперь они все смотрят!»