Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мертвая женщина играет на скрипке
Шрифт:

— То есть, никак?

— Абсолютно. Извини. Какой второй вопрос?

— Какова механика игры? Я ТЗ раз пять прочитал, но яснее не стало. Тыкаюсь наугад, боюсь накосячить.

— Наконец-то дозрел спросить? — усмехнулся Петрович. — Я уж думал, не сподобишься.

— Всякому овощу свое время, грядка и салат.

— В общем, смотри. Попробую кратко для непрограммиста. Ты уже наверняка понял, что главное отличие этой игры от обычных — непрописанные реакции. Например, у неписей нет никакого предзаданного набора фраз, которые они будут талдычить каждый раз, как ты к ним подойдешь.

— Да, это прям поражает.

— Ерунда, — Петрович вытащил из пыльных

недр пульта какую-то штучку с ножками, подозрительно ее осмотрел и отбросил в сторону. — Вздулся, скотина.

Я не сразу понял, что это он про деталь.

— Поражает там совсем не это. Это как раз технология не новая. На ней сейчас все сервисные службы работают типа техподдержки, банковских консультаций и так далее. Бытовая речь достаточно легко алгоритмизируется, а дальше самообучение с обратной связью. Когда у тебя сто миллионов юзеров, то система по их реакции быстро нарабатывает базу корректных и некорректных ответов для любых речевых ситуаций. Дальше все это расшаривается распределенным нейросом, и вот ты уже хрен отличишь, человек с той стороны сигнала или машина. Тест Тьюринга — смешное старье, Антох.

— Типа ИИ теперь такой умный?

— Это не ИИ. Интеллекта в этом ноль. Знаешь, чем заняты большинство соцконтрактников?

— Улицы метут?

— Нет, улиц на всех не хватит. Они работают разметчиками данных.

— Это как?

— Обучают нейросетку. Сидят перед экраном и беседуют с компьютером. В самом простейшем случае система задает вопросы и сама предлагает ответы. Разметчик выбирает наиболее подходящий по контексту. На заре эпохи нейросов так распознаватели картинок обучали, теперь — распознаватели семантических смыслов. Но и это уже пройденный этап. Новый тренд — свободная беседа. Сидят люди и треплются, половина друг с другом, половина — с машиной. Никто не знает, кто с кем. Система оценивает взгляд, задержку ответов, интонацию, процент глаголов и используемых существительных, голосовую артикуляцию и миллион прочих параметров, вычисляя идеальные ответы.

— И это не интеллект?

— Вообще ни разу. Это подбор коэффициентов через кросс-валидацию. Просто выборка огромная.

— Не понял ни слова.

— И не надо оно тебе. Просто поверь — это совсем другое.

— Ладно, верю. А как это все относится к игре?

— Кобальты сделали следующий шаг. Свобода не только семантической, но и поведенческой реакции. То есть, в игровом смысле, не диалог подтягивают к квесту, а квест подтягивается к диалогу.

— Это как?

— Квесты формируются на лету.

— А как же сюжет и все такое?

— Это, Антох, рудименты и атавизмы, поверь. Да, на первом этапе там поработали сценаристы, натащившие туда штампов и кальки с других игр. Надо же было с чего-то начинать? Ну и юзеры предпочитают привычные зачины. Но теперь уже видно, что они только сдерживают развитие игры. Вот тут-то и понадобились фикторы.

— Готов ваш пульт, молодежь! — сказал Петрович, закрывая крышку.

— Супер! — сказал синеволосый клавишник и тут же кинулся втыкать туда шнуры.

Зашипело и хрюкнуло в колонках. Взяла шарахнувший по ушам аккорд Клюся.

— Тише, тише! Прикрути фитилек, коптит! — замахал руками Петрович.

После нескольких болезненных для барабанных перепонок попыток, звук отрегулировали до переносимого человеческим организмом без баротравмы. Клавишник запустил драм-машину и погнал наигрывать мелодию. Затумкал по струнам баса Виталик, потом гитарист засолил безыскусный несложный проигрыш и после него вступила Клюся. Она повела акустический ритм и, наклонившись

к микрофону, запела:

…Когда мы умрем, то не встретимся на той стороне,

Ты не жди меня, сидя на перилах моста.

Я не приду — это не нужно ни тебе, ни мне.

Не хочу вечности, которая будет так же пуста…

Надо же, детишки умеют в гаражный рок. По дочке вижу — работает. Даже меня немного зацепило — очень у Клюси голос подходящий. Хрипловатый и драматический, искренний, как пьяные слёзы. Талантливая девочка, но с трагичностью перебор. Надеюсь, отрефлексирует в творчестве и перерастет, а не накрутит себя до какой-нибудь глупости.

Я бы еще послушал, но меня внезапно вызвала Лайса. Неужели подвижки по делу? Попросил Петровича присмотреть за дитем.

— Не боись, Антох. Если что — у меня паяльник. Это не только ректальный термокриптоанализатор, но и орудие первоначального накопления капитала. Устаревшее, но эффективное.

Обнадеженный этими историческими сентенциями, я отбыл на службу правопорядку.

— Нет, по жене твоей ничего нового. Она ухитрилась исчезнуть буквально бесследно, — сходу разочаровала меня Лайса. — Но мы работаем над этим.

Мы встретились в уличном кафе и теперь сидели, слушая, как барабанит дождь по полотняной маркизе. Заказали кофе и сэндвичи, официантка — я постепенно начинаю заново привыкать к живому обслуживанию — не спешила.

— А вот по Бабаю вырисовывается интересное…

Я смотрел на Лайсу и думал, что она красивая женщина. Но я, пожалуй, понимаю, что у них общего с Мартой, хотя они совершенно не похожи. В них обеих есть какой-то изначальный глубоко скрытый надлом. В Лайсе он умело замаскирован лихим и строгим полицейским имиджем, образом сильной женщины и уверенным поведением, но никуда не делся. Наверное, у нее в прошлом тоже «все сложно».

— Ты меня вообще слушаешь?

— Прости, задумался.

— О чем? — недовольно буркнула она.

— О тебе, — честно признался я.

— Скажешь тоже… — смутилась Лайса. — Повторяю для невнимательных: я изучила переписку Бабая с последней жертвой, сравнила ее с архивами, и мне начинает казаться, что…

— У него есть друзья в полиции.

— Как ты догадался?

— Он знал о жертве слишком много. Это можно было вытащить только из полицейской федбазы. По другим та же картина?

— Именно. Все жертвы — приезжие, в городе относительно недавно, но он использовал в своих психологических играх такие детали их биографии, которые нельзя выяснить тут. Он всегда знал, где находится и чем занимается его цель. И он не отслеживается через сеть. Вывод? — У него есть информатор с доступом к полицейским системам.

— Или он сам полицейский.

— Нет, не думаю, — мрачно ответила Лайса.

— Корпоративная солидарность?

— Ничего подобного. Просто он ведет себя не как полицейский. Это сложно в двух словах объяснить, но лексикон, способ мышления, подача себя… Не похоже. Он любит писать будущим жертвам, у нас куча эпистолярного материала для анализа. Психологи построили примерный психопрофиль, и он категорически не характерен для полицейского.

Поделиться с друзьями: