Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии

«К поверьям наших симбирских простолюдинов надо отнести и это заблуждение: они полагают, что опойцы, самоубийцы, а также люди, проклятые отцом или матерью, поступают после смерти, сохраняя свой телесный состав, в распоряжение колдунов, и их будто бы посылают колдуны-плотники или мельники – в долы шалить, прорывать плотины и проч.» [102] .

е) Это симбирское мнение о том, будто заложные находятся в распоряжении колдунов, нельзя назвать общепринятым. Обычное же народное мнение по этому вопросу то, что заложные, в частности «удавленники и утопленники, поступают во власть чертей» [103] . Черти же прежде всего употребляют заложных вместо лошадей, ездят на них, очевидно пользуясь способностью их быстро бегать (ср. выше сообщение Манжуры, под буквой в). Из Орловской губ. мы имеем несколько народных рассказов о том, как на удавленниках ездят черти, причем в одном случае черт едет со скоростью 500 верст в ночь [104] .

102

В. Юрлов. Матер. для этнографии Симб. губ. (АГО. XXXVII. С. 16, 1866 г., л. 3 обор.).

103

Этн. обозр. 1900, № 4. С. 92 (Орловск. губ.).

104

Этн. обозр. 1900, № 4. С. 85 и 92.

Во Владимирской губ. верят, что опойцы служат вместо лошадей чертям в их беспрестанных поездках по белу свету [105] .

В Шацком у. Тамбовской губ., на том месте, где когда-то хоронили опойцев и удавленников, теперь видят какие-то горящие свечи. Там же видят «лукавых духов», со свистом ездящих ночью на опойцах и удавленниках как на своих рабах [106] .

«Один дьякон опился вина и умер. После того его шурин шел под вечор по улице и увидел его, запряженного в тройку на пристяжне, а на тройке ехали черти» [107] . А кузнецу случилось раз попадью подковать: ночью стучат к нему в окошко, подъехали на конях люди богатые, одетые хорошо: „Подкуй кобылу, кузнец”. Пошел в кузню, подковал кобылу; только успел повернуться, глядь: уж человек на нее вскочил, а она уж не кобыла, а попадья (незадолго перед тем удавившаяся), а он, человек-то, – сам нечистый. И другие такие же, как он, и все сидят либо на удавленниках, либо на пьяницах. Недели через две после того помер этот кузнец» [108] .

105

Гарелин. Гор. Иваново-Вознесенск. I, 59.

106

АГО. XL, 12, рукопись Н. Убранцева 1849 года.

107

Жив. стар. 1898. С. 233, ст. О. П. Семеновой (Раненб. у. Рязанской губ.).

108

Там же.

В симбирской сказке черт везет бурлака на тройке лихих коней со скоростью триста верст в минуту, причем запряженною оказалась незадолго до этого удавившаяся попадья [109] . А в вятской сказке на провалившемся под землю попе «сам сатана ездит, до ушей рот (очевидно, удилами) разорвало» [110] .

В Симбирской губ. отмечено поверье, будто бы на опившихся людях колдуны могут ездить три года вместо лошадей [111] .

109

Садовников. Сказки и пред. Самарск. края, с. 247, № 77: Про самоубийцу.

110

Зеленин. Вятск. сказки. С. 282.

111

АГО. XXXVII, 16, Юрлов.

Ср. с этим чувашское поверье: «колдуны на том свете служат лошадьми, санями и даже полозьями для саней, на которых ездят шайтаны (нечистые духи)» [112] .

На вопрос о том, для чего именно черти ездят на заложных, отвечает следующее сообщение из Тамбовской губ. (с. Старое Юрьево): на умерших, которые умерли, опившись вина, удавившись или еще иначе, только «не своею смертью», «в самую полночь нечистые катаются по селу», а иногда и «воду возят» [113] .

112

Гур. Комиссаров. Чуваши Казанского Заволжья (Изв. Общ. Археол., истор. и этногр. при Каз. унив. XXVII, 1911, V, 5. С. 376).

113

Тамбовск. епарх. ведом. 1866, № 24. С. 686, ст. свящ. Сеславинского.

В саратовской легенде мужик пошел сватом к чертям и «сосватал за сына опившуюся девку, что возит у чертей воду с прочими опойцами» [114] . Старик-пьяница шел из кабака пьяный, упал в воду и утонул: «черти тотчас подхватили его, сделали своею лошадью, да и возят теперь на нем дрова и воду» [115] .

Здесь мы находим и объяснение ходячей, но давно уже ставшей совершенно непонятною пословицы: «На сердитых воду возят» [116] . Пословицу эту мы понимаем так: сердитые часто оканчивают свои жизнь самоубийством или вообще преждевременною и скоропостижною смертью, после коей становятся водовозными лошадями у чертей.

114

А. Н. Афанасьев. Народн. русск. легенды. М., 1914. С. 192. № 29; Кумова кровать.

115

Там же, 204, № 29: Горькой пьяница.

116

АГО. XXXVII, 27. С. 35 (Корсунск. у.). Я много раз слышал эту пословицу в Петрограде. У Даля в Толковом словаре она приведена с таким пояснением: «…на упрямой лошади». Но, напр., на моей родине, в Сарапульском у. Вятской губ., пословица эта употребляется исключительно в таком виде: «На сердитых волки (иногда: черти) ср… ездят», где волки, конечно, – волкодлаки, оборотни, нечистые. Здесь ясно, что речь не о лошадях. Чубинский. Тр. экспед. 1, 190.

ж) Однако же не всегда или не все заложные покойники служат у чертей вместо рабочего скота. Положение некоторых несколько выше: они служат у чертей кучерами, работниками и т. п. У Чубинского [117] приведен народный рассказ из Литинского у., где утонувший человек служит у чертей кучером на конюшне. В вятской сказке проклененыш (т. е. проклятый родителями человек) пашет под землею [118] .

Один галицкий (Костромской губ.) мужичок «видел лешего: сидит леший на утопленнике, весело больно окаянному, что загубил грешную душу христианскую; иногда подхватит мертвеца, да и ну вертеться (т. е. танцевать) с ним» [119] .

117

Зеленин. Вятск. сказки, с. 282, № 92.

118

Костромские губ. вед. 1856, № 39. С. 283.

119

Олонецк. губ. вед. 1876, № 15.

з) Иногда заложным покойникам приписывается также способность насылать на людей болезни и вообще вредить здоровью людей (срв. ниже § 10).

Олонецкий колдун, желая испортить человека, просит в своем заговоре «умерших, убитых, с дерева падших, заблудящих, некрещеных, безыменных встать» и повредить данному человеку [120] .

Хотинские малорусы верят, что если самоубийца встретится на пути с человеком, то сможет его «пидтяты», т. е. подрезать его жизнь, после чего этому человеку много не жить [121] . Подольские малорусы то же самое свойство приписывают и «потырчатам», т. е. некрещеным младенцам, которыми в данном случае вполне действует черт. Когда мать выйдет на плач такого младенца, то черт такую неопытную женщину «пидтынае»; она после этого заболевает и нередко умирает [122] .

120

Кишиневск. епархиальн. вед. 1873. С. 676, ст. Кульчицкого о Ставучанах.

121

Подольские губернск. ведом. 1869, № 47 (статья Данильченко).

122

В. Магницкий. Поверья и обряды в Уржумском уезде, № 255–258 (из Памятн. кн. Вятск. губ. на 1884 год).

В городе Уржуме Вятской губернии отмечен обычай, в силу коего больные дают обещание помянуть, в случае своего выздоровления, заложных. Во исполнение такого обещания выздоровевший сам собирает, перед Семиком, в разных домах муку, как милостыню; из этой «сбиранной» муки пекут в Семик (как ниже увидим, это – день всеобщего поминовения заложных) блины и булки, несут их на кладбище и выкладывают на могилах на рогожку. После панихиды яства эти поступают в пользу духовенства [123] . Поминовение заложных на общем кладбище совершается здесь, конечно, потому, что место прежнего погребения заложных в этом городе застроено теперь домами. В самом обычае с очевидностью явствует поверье, что болезнь приписывается влиянию заложных. Сбор муки, к Семику и к Радунице, «на заложных родителей» отмечен еще и в Слободском уезде [124] .

123

Вятские губернск. ведом. 1848, № 13.

124

Вятские губернск. ведом. 1848, № 13.

В городе Котельниче Вятской же губернии, также в Семик совершается «всемерная панихида» на площади над ямой, в которой видят могилу воинов, «падших в сече с новгородскими выходцами». По окончании этой панихиды крестьянские женщины недавно еще рвали растущую в этой яме траву и несли ее домой, где хранили как лекарство от болезней домашнего скота. Равным образом и черепам тех же воинов приписывалась врачебная сила [125] . В талицкой часовне Яранского уезда суеверы моются с костей убитых «устюжан», чтобы не болела голова [126] .

125

Глушков. Топографическо-статистическое и этнографическое описание гор. Котельнича (Этнографическ. сборник Географ. общ. V, 1862. С. 27–30).

126

По личным расспросам у местных крестьян.

«О колдунах существует убеждение, что их земля не принимает, и потому по смерти они блуждают по свету, творя разные пакости крещеному люду… Умершие колдуны являются в деревни, морят и поедают живых людей» [127] .

Чуму и другие эпидемические болезни, также засуху, неурожаи приписывают упырям и упырицам [128] , которых народ причисляет к заложным же и часто смешивает с обычными заложными покойниками.

и) В симбирских поверьях выяснилось новое занятие заложных, а именно: быть «приставниками» при кладах, т. е. стеречь клады в земле, не допуская до них людей. В этом случае заложные заменяют уже самих представителей нечистой силы.

127

А. Н. Афанасьев. Народн. русские сказки. II. Изд. 3. С. 321 (примеч. к ск. № 205: Рассказы о мертвецах).

128

Ефименко. Упыри. С. 373.

«…И дана бысть оттоле, по попущению Божию, власть приставникам сторожити поклажи на земли: овы нечисты духи, яко же и поклажу Царя Соломона, до дня Страшного суда стерегут, овы же простые поклажи молитвами отчитываются, положены на срок. У тех поклаж через три года приставники бывают: ино место опившие люди, ино место проклятые, а коли и сами князи бесовские» (Извлечение из рукописных записок симбирского кладоискателя старца Андрея Михайлова, умершего в 1854 году) [129] .

129

В. Юрлов. Материалы для этнографии Симб. губ., 1867 г. (АГО. XXXVII, 16, л. 35).