Мертвецы тоже люди

Не каждый мужчина отважился бы не то чтобы полюбить, но и заговорить с подобной женщиной. Именно такие роковые дамы вдохновляют мужчин во времена смут и революций, и те добровольно кладут себя на жертвенный камень и готовы по взмаху руки прекрасных дульсиней вырвать сердце каждому, на кого они укажут.

Наверное, такие пассионарии могли бы стать родоначальницами нового этноса и даже новой веры, если бы не их врождённая способность к самоуничтожению. Не удивлюсь, если Жанна д’Арк выглядела так же.

Я невольно улыбнулась. Марья сверкнула глазами, будто бы прочла мои мысли.

Кожа Марьи была так бледна, что заморские «вайтсноу» позеленели бы от зависти. Впрочем, тогда мне показалось, что именно безупречное личико Марьи имеет лёгкий салатовый оттенок.

Я остановилась:

– Ра могивидат? Тквен пермкртали харт [8] .

– Тавс цудад вгрдзноб… Албат сицхе маквс… [9] – вздохнула сестра жалобно.

8

Что с тобой? Ты бледна. (Искаж. груз.)

9

Я плохо себя чувствую… Наверное, у меня температура… (Искаж. груз.)

– Вай ме! С ней всё в порядке… Опять ты за своё, Мари! – Тётя, крепко прижав к себе мою руку, потянула из неухоженного переулка на улицу, громко шепча на ухо семейные новости.

Не то чтобы я не знала о событиях в семье, но мне было интересно услышать о них от тёти. Тётушка никогда не упрекала меня за долгое отсутствие. Да и чем тут попрекать? Когда на твоих глазах погибают мать и отец, разве захочешь пережить это ещё раз в своих воспоминаниях там, где произошло несчастье?

Но спустя годы боль от потери притупилась, и я отпустила её бродить по широкому кругу моей ойкумены.

Все девять лет тётя по старинке писала мне длинные письма в университетскую общагу в Москву, затем в Цюрих, в маленький домик на живописной и чистенькой Флорхофгассе рядом с ETH Zurich [10] . Потом в Болгарию, где проходила моя стажировка в серпентарии в городке Стара-Загора, в зоопарк стокгольмского музея Скансен и, наконец, в национальный парк на затерянном в океане острове Isla del Coco, где я работала последние три года в исследовательском центре.

10

Швейцарская высшая техническая школа Цюриха.

На остров письма шли долго, через Коста-Рику. Почтовый катер прибывал по вторникам, и я с горящими глазами и бьющимся сердцем отыскивала среди газет недельной давности прямоугольные усечённые конверты с русскими «Куда… Кому…» и марками с портретами улыбчивого Юрия Гагарина.

* * *

Однажды, утром в субботу, тётя неожиданно приехала ко мне в Цюрих. Мы не виделись два года и, открыв дверь, я не сразу её узнала.

Передо мной стояла высокая, худая, как жердь, бедно одетая женщина. Бедняга так отощала, что поношенное, хотя чистое и отглаженное, некогда лучшее её голубое платье висело на исхудавших плечах. Волосы в аккуратном пучке пестрели широкими полосками седины. Цветущая, средних лет женщина превратилась в старуху.

Лишь волевой, породистый подбородок и упрямый взгляд выдавали в ней прежнюю тётю Макошу. Даже в таком плачевном положении она «тянула» на мэршу какого-нибудь городка с тысячей-другой жителей и была похожа на изгнанную мать Кориолана.

Сердце рухнуло и перестало биться.

– Что случилось? Кто умер?! – прошептала я, холодея лицом.

– Все живы-здоровы! – поспешила успокоить меня тётя.

– Господи, как же ты меня напугала! Свалилась как снег на голову! Почему ты не предупредила о приезде?

Мы расцеловались и вскоре выяснилось, что деньги на билет тётя одолжила у соседки – директора мясокомбината, и по возвращении обещала отдать долг с процентами.

– Как ты получила визу, тётя?

– Мир не без добрых людей… У меня есть знакомая в визовом центре, я однажды помогла ей…

– Почему же ты не попросила меня? Я бы выслала приглашение и деньги на билет!

Тётя виновато посмотрела на меня и тихо прошептала, комкая в руках носовой платочек:

– Ах, Васочка, всё так плохо… Я не решалась… Не хотела тебя расстраивать… Знаешь, крыша в доме течёт, а починить не на что. Электричество в городе включают раз в день на пару часов… Центральное отопление давно не работает, так что дом мы топим дровами в буржуйке… сами рубим в лесу, сами возим… Сварог хорошие ботинки Велесу отдал, он у нас единственный работающий в семье. На его зарплату все мы кормимся.

Я смотрела на тётю, холодея, и почему-то почувствовала злобу. А разозлилась я на квартирную хозяйку, госпожу Майер, сдававшую мне дом. Уж у неё-то не течёт крыша и хороших ботинок не меньше десятка.

На вопрос, сколько зарабатывает Велес, тётя скорбно опустила голову и ответила еле слышно:

– Если с лари перевести, то в месяц семь долларов… примерно. Я не говорила тебе, не хотела расстраивать… прости… но, если ты не поможешь, дочка, нам не прожить. Нам впору камни грызть. Ты же всё можешь, Васа… помоги нам.

С тех пор каждый месяц я высылала тёте деньги. Их хватило и на починку крыши, и на ремонт дома, и на солярку для генератора, и на еду. И даже на покупку старого катера, на котором военврач запаса – дядя Хорсови теперь возил на рыбалку по Куре туристов. Иногда он ставил лодку на прицеп к старому «уазику» и уезжал на несколько дней: вниз по течению за Тбилиси, почти до Мингечаурских порогов, до плотины.

* * *

Вот и теперь тётя с воодушевлением рассказывала последние новости. Марья развелась с престарелым мужем, с которым жила в браке, по её собственным словам, тридцать лет и три года (на самом деле пять лет, что тоже не мало), и год назад вернулась на родину. Нового мужа при такой-то красоте ждать долго не пришлось. К Марье посватался молодой и перспективный генеральный директор Тбилисской электростанции, и вскоре она вышла за него замуж.

Тётя долго рылась в сумочке и наконец откопала в лакированных недрах помятый снимок и протянула мне. Фотография показалась мне старой, чёрно-белой, но приглядевшись внимательно, я поняла, что она вполне современная, просто все предметы на фото не имеют цвета.

Я вглядывалась в лицо мужчины. Сухощавый, лет сорока пяти, в белой сорочке и чёрных брюках – он стоял на фоне чёрной, вулканической скалы. Лица и волос почти не было видно за полями чёрной широкополой шляпы. Борода тёмная, но с проседью. Мужчина довольно улыбался и ловил сачком в чёрной, как лужа нефти, воде… рыбу. За скалой виднелся силуэт особняка с куполом чёрной башни, занявшей на снимке половину пасмурного, серого неба.

Пейзаж производил зловещее впечатление. В облике мужчины было что-то смутно знакомое.

– Вай ме, тётя! Кто это?

– Её бывший муж.

– Откуда это у тебя? – Холодок пробежал по спине.

Тётя оглянулась и жарко зашептала в ухо:

– Стянула у Марьи… Ты не выдавай меня. Она фотографию полгода в кармане таскала, никому не показывала. Я случайно карточку нашла, на полу в её комнате лежала. Видно, обронила она… потом искала, но разве могла я такое вернуть? Сама посуди, я-то думала-гадала, на кого она всё время тайком любуется? Я уж такого красавца себе напридумывала, а как увидела, чуть чувств не лишилась!