Мертвое море

– В чем проблема? Господи Иисусе, вы, что, все ослепли? Разве вы не видите это на нем? Разве не чувствуйте? С ним что-то случилось. Что-то добралось до него, и я ни за что не закрою глаза в его присутствии.

– О, господи!
– воскликнул Сакс.

Но Крайчек выглядел решительно... А его глаза сквозили безумием и готовностью на все. Я серьезно. Он не будет спать с нами.

– Почему, Крайчек? Он, что, гребаный призрак?
– спросил Сакс.

– Может и так.

Сакс взорвался хохотом.

– Ой, да ладно. Призрак, белая моя задница! В следующий раз он скажет мне, что у Ричарда Симмонса есть член.

Менхаус был явно недоволен.

– Знаете, что? Я очень устал. Я чертовски голоден, измотан, и совершенно не в настроении слушать эту чушь.

– А мне насрать, - сказал Крайчек.
– Он не будет спать в нашей каюте.

Маковски лишь смущенно вертел головой.

– Поздравляю, - сказал Сакс.
– Ваш Крайчек снова перевозбудился. Иди сюда, Крайчек, папочка даст тебе титю.

– Заткнись, - сказал Фабрини.

– Все заткнитесь.
– Кук массировал себе виски, стараясь отогнать боль.
– Крайчек? Ты спишь с нами. Менхаус? Возьмешь Маковски к себе.

Сакс, казалось, был доволен.

– Хорошо. Мы забираем чокнутого Слима, а вы - Крайчека. У вас троих будет время, чтобы побыть наедине. Можете заняться там "групповушкой". Фабрини исполнит стриптиз и покажет вам свою "киску".

Этого было достаточно.

Фабрини чуть не сбил Кука с ног, бросившись на Сакса. Его чаша терпения была переполнена, и Сакс должен был за это ответить. Он подскочил к продолжающему ухмыляться Саксу. Фабрини протянул, было, к нему руку... и остановился.

В руке у Сакса был нож, и его лезвие упиралось Фабрини в живот.

– Ну, давай, гребаный итальяшка, - сказал ему Сакс.
– Если кишка не тонка.

Фабрини отступил назад, вспомнив про собственный нож, но не стал его вытаскивать, потому что между ними встали Кук и Менхаус. Оба смертельно устали от этого дерьма. Даже старый весельчак Менхаус больше не мог терпеть.

– Убери нож, Сакс, - сказал Кук.
– Знаешь, мы все уже сыты по горло твоим дерьмом. Сыты твоим сортирным юмором. С нас довольно. Если не можешь сказать ничего путного, то будь так добр, заткнись.

Сакс рассмеялся и убрал нож.

– Расслабься, босс. Не сердитесь на меня, если Фабрини не понимает шуток. Черт, мы все знаем, что этот итальяшка - жопотрах, поэтому не кидайтесь на меня за его сексуальные предпочтения.

– Просто заткнись, Сакс, - сказал Менхаус.
– Хотя бы раз в жизни заткнись.

Сакс захохотал. Менхаус, показывающий характер, был для него все равно, что мистер Роджерс показывающий средний палец.

Фабрини, уже немного успокоившись, спросил:

– Думаете, нам нужно выставлять часового?

– От кого стеречь?
– спросил Менхаус.

– Не от кого здесь стеречь... если только, ты не веришь в призраков.
– Саксу вся затея показалась очень смешной.
– К тому же, я не собираюсь стоять всю ночь в этом гребаном коридоре и слушать стоны Фабрини, когда ему будет присовывать Крайчек.

– Чертов... ублюдок, - глухо прорычал Фабрини и снова бросился на Сакса.

Менхаус с Куком остановили его, оттащив назад.

Крайчек просто стоял и смотрел, умудряясь выглядеть веселым и встревоженным одновременно.

А что Сакс? Он просто улыбнулся, довольный тем, как легко у него получается находить у Фабрини нужные кнопки. Довольный той властью, которую имел над человеком. И честно говоря, он хотел, чтобы Фабрини напал на него, хотел подпустить его поближе. Может, Кук был отчасти прав, когда сказал, что Сакс имеет глубоко укоренившийся страх одиночества и по этой причине не станет никого убивать... но этот страх не распространялся на Фабрини. Фабрини бы он убил. С радостью. Это было видно по его глазам.

"Веселье" прервал Маковский, который встал, подошел к иллюминатору и сказал:

– Вам тут не место. Всем вам. Сегодня... сегодня ночью она придет... и вам нельзя здесь находиться.

– Кто придет?
– спросил Кук, похолодев.

Маковски повернулся и посмотрел на него. Его желтое лицо расплылось в нездоровой улыбке. Глаза у него были темные и пустые, как осушенные пруды.

– Вы знаете, кто... и ей не понравится, что вы здесь...

Сакс уже не улыбался.

Если ему вообще было свойственно бояться, то можно сказать, что сейчас он был напуган.

14

Люди на плоту ждали.

Ждали ужасов больших и маленьких, ждали безумия в каждом цвете радужного спектра... и в тех, что вне его. Ибо, несмотря на их непринужденную беседу, в глубине души они думали о смерти. Ждали ее либо от моря либо от тумана, а может, и от того и от другого. Они не знали, какую форму может принять смерть. Знали лишь, что она будет страшной и гигантской в момент своего появления.

Гослинг и Джордж гребли, а Кушинг нес вахту.

Гослинг беспокоился за них, хотя никогда не сказал бы об этом вслух. Беспокоился за их физическое состояние, а особенно - за моральное. Потому что человеческий разум может терпеть лишь до определенной степени. Так же как человек может выпить и удержать в животе лишь определенное количество воды, пока та не пойдет наружу. Как и спина верблюда сможет вместить лишь определенное количество соломы. И сейчас Гослинг думал, что свалившийся им на плечи груз становится слишком тяжел.

Кушинг, казалось, достаточно хорошо справлялся с этим.

Он обладал дисциплинированным, научным мышлением. Независимо от того, насколько ужасными были твари из тумана, дома в кругу коллег он мог бы дать им вполне рационалистическое объяснение. Он даже утверждал, что та гигантская студенистая тварь - на самом деле обычная медуза. А не какой-то там адский монстр.

Взять потом Джорджа.

По классификации Гослинга, жесткий и здравомыслящий человек. Он казался довольно выносливым, благодаря своему оптимистичному складу ума. Но и он изнашивался. Постепенно, точно так же, как и сам Гослинг.