Мертвое озеро
Шрифт:
– - Какие волосы! как хороша она так!
– - сказал Тавровский.
Надежда Александровна кусала губы, щурясь, глядя на луг, и отвечала:
– - Я держу пари, что эта гребенка упала с расчетом.
– - И расчет был верен, потому что она так великолепно-хороша…
– - Мне кажется, что она какая-нибудь колдунья. Посмотрите, как разбегался мой муж: хочет показать, что он еще молод!
– - смеясь принужденно, говорила Надежда Александровна.
– - Я пойду тоже бегать!
– - сказал Тавровский и кинулся с террасы.
– - Поль! Поль!
– - стиснув зубы, кричала ему вслед Надежда Александровна.
Но
– - Мисс Бетси!
Через две минуты вошла, или, лучше сказать, вкатилась, толстая англичанка. Огненные ее волосы были взбиты в мелкие пукли; на голове ее был чепчик с лиловыми лентами, но и он не мог скрыть ее жидкой косы и таких жидких волос, что красная кожа на голове просвечивалась. Она была затянута в пестрое платье, и пышная ее талия была открыта.
– - Детей за класс!
– - не отвечая на поклон мисс Бетси, сказала Надежда Александровна и нетерпеливо глядела вслед толстой англичанке. Потом она подошла к зеркалу, оправила вуаль на голове и, приняв спокойное выражение лица, пошла на террасу, мимоходом взяв какую-то книгу. Она уселась в креслы и стала качаться; но покачивание на этот раз было медленно, выражение лица так кротко; ее серые быстрые глаза щурились и наконец закрылись.
В это время Тавровский возвратился к террасе; но голова его была повернута к лугу, где дети плакали, узнав, что им велят идти учиться.
Когда он подошел к ступенькам и увидел дремавшую в креслах Надежду Александровну, он остановился, посмотрел с улыбкой на спящую и повернул назад. Спящая быстро открыла глаза и крикнула:
– - Поль!
– - Я думал, вы спите…
– - Вы куда идете?
– - Назад. Я было пришел ходатайствовать за детей.
– - Останьтесь!
– - повелительно произнесла Надежда Александровна.
– - Вы, кажется, считаете меня тоже за ребенка? Но вам трудно будет сладить со мной; я очень капризен и…
– - Разве это вежливо -- убежать и оставить,-- горячась, перебила его Надежда Александровна.
Тавровский, смеясь, в свою очередь перебил ее, сказав:
– - Мы играли с детьми. Вообразите, я было догнал ее и взял за руку: как она на меня посмотрит… Я сконфузился даже.
– - Вы, кажется, слишком много приписываете могуществу ее взгляда; чтоб вас привести в смущение, надо…
Надежда Александровна остановилась и, взяв неожиданно под руку Тавровского, повлекла его к лугу. Подходя к детям, она приняла такой строгий вид, что Марк Семеныч сказал:
– - Надинь, ты не сердись; это я виноват.
Но Надинь не слушала его и строго спросила мисс Бетси по-французски:
– - Что значит, что дети не уведены?
– - Они заигрались!
– - подхватила mademoiselle Клара.
– - Maman, позвольте!
– - со слезами бормотали дети.
– - Надинь, дай им поиграть еще!
– - сказал Марк Семеныч.
– - Вздор! голову мне вскружили своими криками,-- отвечала Надежда Александровна и повелительным жестом приказала детям удалиться.
Мисс Бетси и mademoiselle Клара пошли за детьми. Mademoiselle Анет тоже хотела было
следовать за ними; но хозяйка дома остановила ее, сказав небрежно:– - Вы теперь им не нужны, можете идти в свою комнату.
Марк Семеныч подхватил любезно:
– - Вы, я думаю, устали. Мы, кажется, слишком пользовались вашей добротой. Позвольте, я вас провожу.
– - Mademoiselle Клара, mademoiselle Клара!
– - закричала Надежда Александровна, не выпуская руки Тавровского.
Француженка подбежала к хозяйке дома, которая сказала:
– - Прикажите провести ее в ее комнату, -- и, обратись к Марку Семенычу, она поманила его к себе.
Он подошел; жена взяла его под руку и, глядя язвительно то тому, то другому в лицо, молча повела их на террасу.
Комнаты, назначенные для новой гувернантки, были очень милы и удобно меблированы. Одна выходила в сад и была перегорожена занавесью, так что из нее вышла спальня и маленькая гостиная. Другая выходила на двор; в ней была уборная. Из каждой комнаты был выход: из одной -- на двор, из другой -- в сад.
Явилась горничная, очень порядочной наружности, и стала разбирать чемоданы.
Mademoiselle Анет, сев у окна в мягкие креслы, так задумалась, что не замечала Марка Семеныча, стоявшего уже с минуту в дверях и пристально смотревшего на нее.
Mademoiselle Анет, наконец увидя его, быстро встала. Марк Семеныч кинулся к ней, взял ее руку и тихо, с волнением сказал:
– - Простите, простите меня!
– - Что вы, Марк Семеныч!
– - Я виноват: вы…
– - Полноте!
– - с принужденною веселостью перебила его mademoiselle Анет, и, придвигая стул к окну, она сказала: -- Садитесь!
– - но, как бы опомнясь, улыбнулась, положила руку на спинку стула и продолжала: -- Я еще не привыкла к своему новому положению; но я скоро совершенно войду в него. Эти комнатки очень миленькие, и я…
– - Скажите, может быть, чего-нибудь недостает здесь?
– - Нет, здесь всё так удобно!
– - Я рад, что хоть комнатой вы довольны.
– - Я всем довольна… Ваши дети очень милы.
Марк Семеныч тяжело вздохнул.
Молчание длилось с минуту. Марк Семеныч сказал:
– - Для вас избрана горничная очень порядочная; вы можете быть покойны на этот счет.
– - Благодарю вас.
– - Может быть, вам не нравится, что ваши комнаты очень отдалены от других? Но всё занято, и я думал, что вам здесь будет свободнее.
– - Вы очень добры.
– - Я, кажется, вас стесняю!
– - как бы только теперь заметив, что mademoiselle Анет стоит, сказал Марк Семеныч и, раскланиваясь, прибавил: -- Мы будем обедать в пять часов en famille {по-семейному (франц.)}.
Не успел скрыться Марк Семеныч, как mademoiselle Анет вошла в уборную, думая застать горничную; но ее уже не было. Она подошла к окну и, взглянув в него, услышала топанье лошадей и свист бича. Тавровский сидел впереди в четвероместном шарабане, запряженном серыми лошадьми. Надежда Александровна и mademoiselle Клара усаживались на второе место. Шарабан уже двинулся, как Тавровский повернул голову к дамам, верно желая что-нибудь сказать, и его глаза встретились с глазами mademoiselle Анет. Он почтительно приподнял шляпу, отчего женские головы, как бы через электрический удар, повернулись к окну; но mademoiselle Анет успела скрыться.