Мертвое озеро
Шрифт:
– - Я испугалась… впрочем, ничего… это…
Надежда Александровна подошла к зеркалу и, срывая свои перчатки, сказала сердито:
– - Мисс Бетси, уведите детей!
И, бросясь на стул, она нетерпеливо стучала ногой об пол.
Все двинулись из комнаты, исключая Марка Семеныча, который сказал:
– - Надинь!
Но она не слыхала, потому что провожала глазами Тавровского, подавшего руку mademoiselle Анет. Они медленно шли, тихо разговаривая.
– - Надежда Александровна!
– - опять сказал Марк Семеныч.
Надежда Александровна быстро
– - Вы надоели мне с музыкой!
– - вставая, сказала Надежда Александровна и, позвонив в колокольчик, прибавила вошедшему лакею: -- Вынести отсюда фортепьяно.
– - Надинь!
– - воскликнул Марк Семеныч.
– - Куда прикажете?
– - спросил лакей.
– - На чердак!
– - Помилуй, Надинь! как же дети будут учиться?
– - Ну так в детскую! Скорее!
– - Это слишком! Неужели для детей нет комнаты?
– - заносчиво начал Марк Семеныч; но его перебила Надежда Александровна:
– - Не от детей, а от пения ваших гувернанток я избавляю себя.
– - Напрасно! она поет очень хорошо!
– - сказал Тавровский, входя в комнату.
– - Вы, верно, так заслушались, что забыли ваше слово приехать к Мари?
– - язвительно заметила Надежда Александровна.
– - И вы не ошиблись: я так приятно провел время, что…
– - Я не любопытна! прощайте!
И Надежда Александровна вышла из комнаты. Тавровский взял шляпу и сказал Марку Семенычу:
– - Поедемте в клуб!
– - Нет, я буду дома.
– - Об вас все спрашивают, не знают, что думать, и решили, что вы влюблены!
– - натягивая перчатки, говорил Тавровский.
– - Кому какое дело, бываю ли я или нет в клубе!
– - горячась, отвечал Марк Семеныч.
– - Разве вы не знаете, что партнер так же любопытен, как ревнивая женщина. До свидания!
И Тавровский удалился, а Марк Семеныч долго сидел задумчиво за фортепьяно, склонив голову на грудь; несколько лакеев стояли у дверей и шептались между собой, готовые вынести фортепьяно…
Несколько дней Надежда Александровна не выходила к столу. Все в доме ходили на цыпочках. Марк Семеныч был озабочен и мрачен. Mademoiselle Клара целые дни сидела у больной и занимала роль лектрисы. Мисс Бетси водила к хозяйке дома здороваться и прощаться детей, так что mademoiselle Анет не имела случая видеть больную.
Времени оказалось очень много свободного у mademoiselle Анет, и она занялась чтением маленькой своей библиотеки, стоявшей у ней в комнате в красивом шкапу. Книги были большей частию назидательные, и поля их мелко исписаны карандашом. Писавшая свои заметки особа была очень мрачного настроения духа. Всё говорилось о необходимости жертв, о сладости дружбы; о том же были исписаны целые листы, вложенные в книги. Эти отрывки очень заинтересовали mademoiselle Анет, и она спросила Марка Семеныча, кому принадлежала маленькая библиотека ее.
– - А что?
– - спросил он.
– - Может быть, я поступила нескромно, но я прочла
заметки в книгах.– - Как вы их нашли?
– - Мне кажется, тот, кто писал, должен быть очень несчастлив.
– - Вы жалеете о нем?
– - Кто же писал?
– - Это была комната Веры и ее любимые книги; но когда ее не стало, то я в тяжелые минуты часто приходил туда и…
– - Так это ваши…
– - Вас удивляет?
Анет молчала. Тогда Марк Семеныч наставительно сказал:
– - Никто, кроме вас, мне кажется, не знает, какие глубокие раны в моем сердце. Сожаление пустых людей только растравляет их, и потому я стараюсь иметь личину довольную. Да, одни лицемерят, чтоб приняли в них участье, а я, я решаюсь на это, чтоб избегнуть его. Я горд и хочу только одного искреннего участья.
Марк Семеныч мог говорить свободно с mademoiselle Анет: это было после обеда, во время прогулок детей по саду; часто они выходили даже из калитки в поле.
Наконец Надежда Александровна сняла с себя карантин, потому что на ее наружности не было и тени болезни. Она небрежно отвечала на поклон mademoiselle Анет и оставляла ее без внимания, как будто она была невидимкою для нее.
Гостиная Надежды Александровны была полна молодых людей и дам, исключая Тавровского, который не показывался в дом с того дня, как пела mademoiselle Анет.
Однажды, когда садились за стол, лакей известил о прибытии Тавровского. Надежда Александровна так поспешно встала с своего места, на котором она уже сидела, что mademoiselle Клара закашлялась.
Вошел Тавровский. Он раскланялся с хозяйкой и хозяином дома, потом со всеми и сел возле Надежды Александровны, которая приказала поставить ему прибор. Она спросила:
– - Что значит, что вас столько времени не было видно?
– - Я был на охоте.
– - Целую неделю?
– - язвительно воскликнула Надежда Александровна.
– - Да.
– - Странно! а Мари мне говорила, будто бы она вас видела…
– - Ошиблась: приняла другого за меня,-- отвечал Тавровский и, обращаясь к Эженю, продолжал: -- Ну что? как идет твое рисованье?
– - Очень хорошо! я теперь рисую головку…-- отвечал Эжень.
– - Портрет с mademoiselle Авет!
– - подхватила, смеясь, Софи.
– - Неправда!
– - покраснев, перебил ее Эжень.
– - Да, да! ты сам меня спрашивал, похоже ли.
Mademoiselle Анет покраснела.
Мисс Бетси запыхтела и сделала замечание Софи, что она стала говорить очень скоро.
– - Да, это правда, и манеры у ней стали какие-то резкие!
– - подхватила Надежда Александровна.
Краска сменилась бледностью у mademoiselle Анет.
– - Немудрено: живость mademoiselle Клары очень увлекательна. Она так грациозна…-- смеясь, сказал Тавровский.
– - Я не беру на себя выговора, потому что Софи, кроме класса, не бывает со мной,-- отвечала mademoiselle Клара.
– - И я тоже!
– - заметила мисс Бетси.
Слезы дрожали на ресницах у mademoiselle Анет. Она сидела потупив глаза. За столом вдруг воцарилось молчание.