Мертвые тоже скачут

Книга как будто насмехалась надо мной. Она словно говорила мне с кровати: «Ну что, не ждали?» Ей-богу, была бы я Репиным, написала бы ее портрет – этакое «Не ждали двадцать первого века», – не обратив даже внимания на то, что она неживая. Хотя с последним умозаключением можно было бы поспорить… Откуда она здесь тогда взялась? Что, Азаза пришла к Диане и забрала у нее книгу? А та с горя взяла да повесилась? Чушь.

Желая убедиться в том, что я не сошла с ума, я приблизилась к кровати и схватила книгу в руки. Дрожа в каком-то трепетном, благоговейном волнении, стала листать, устойчиво закрепив ее на левом согнутом локте. Оказалось, что книга была на двух языках, поделенная на две половины. Начинать можно было смело с середины: первая часть излагалась на неизвестном мне, но явственно древнем языке, так как буквы были похожи на древнегреческие с особым наклоном письма и завитушками. А старославянский второй половины был мне более-менее понятен, и что самое примечательное, определенные заклинания были выведены современным русским письмом на кусочках белой бумаги, вклеенной прямо поверх старого текста. Конечно, эксперт сказал бы точнее, но мне казалось, что сделаны были эти пометки сравнительно недавно, может, лет двадцать назад, в то время как сама книга – это как-то чувствовалось сразу – действительно была создана двумя веками ранее.

Позабыв о страхе, я с каким-то маниакальным упорством прочитала целиком весь обряд воскрешения мертвеца. Все совпадало со словами Азазы и найденными мною предметами на могиле Валерия.

Валерия ли?

Того ли Валерия?..

В любом случае, колдунья мне не врала. За то и поплатилась жизнью. Кто ее убил? Для чего ее так повесили, как… как Диану! Мой логический склад ума подсказывал, что если это были убийства, а не самоубийства (а скорее всего так оно и было), то сделал это один и тот же человек. Или одни и те же люди, но все же я более склонялась к мысли об убийце-одиночке. И повесил он их специально, словно бахвалясь своей силой, могущественностью и жестокостью.

А еще – для того, чтобы запугать меня. Именно меня, так как я обнаружила их обеих первой, а в совпадения я давно уже не верю.

Эх, Азаза… Ну и переполох будет в деревне. Но, видимо, клиентов в последнее время было не так уж много, раз до меня здесь никто не побывал. Но, может, кто-то из клиентов и пришел, но тут же убежал в ужасе, даже не обратившись в полицию. Так или иначе, теперь уже их не будет вовсе. И никогда больше она не возьмет в руки карты Таро и магические кости…

Тут меня поразила одна мысль: на столе, прямо под болтающимся телом, были разбросаны кости. Просто так ли? А может, неспроста?

Я вернулась наверх и, скрепя сердце, подошла ближе к телу, глядя все же не на него, а на черную, освещаемую шаром поверхность стола.

Или у меня разыгралась фантазия, или же кости были разложены строго так, как в ее предпоследнее гадание, когда Азаза сильно чего-то испугалась. «Жизнь поменялась со смертью местами». Еще сказала, что меня-де это не касается. Уж не свою ли смерть она тогда увидела? Теперь мне об этом никто не скажет. Но повтор этого расклада вызывал священный трепет.

Почуяв в себе настоятельное желание немедленно покинуть этот дом, я послушалась и выбежала на улицу.

Ужас сковал мое сердце. Что же происходит в этой деревне? За что убили людей? Сколько еще будет жертв?

Я бежала по улице, но, внезапно вспомнив свою таблицу, начертанную на ночь глядя, поняла, что связь между двумя колонками, представлявшими истории деда с ожерельем и Дианы с Валерием, непременно должна быть. И хоть это и прискорбно, но теперь я знаю, как они связаны.

Не понимая толком, совершаю ли я хитрый ход конем или же очередную полусумасшедшую выходку, я, сделав изрядный крюк, обошла дом, где жила, за другими домами, появилась с тыла, быстро, подобно гепарду на олимпиаде по бегу с препятствиями, перепрыгнула через низкий, расшатавшийся забор и, перебегая от кустика к кустику, незаметно подкралась к окну комнаты Валерия, оказавшемуся, по счастью, чуть приоткрытым.

Осторожно заглянув через стекло и никого не заметив внутри, я приоткрыла створку и легко влезла в помещение. Присела, положила на пол босоножки, которые весь путь несла в руке, отдышалась, прислушалась. В глубине дома раздавался шум, я не могла точно понять откуда, но, кажется, он не приближался – это уже хорошо.

Поднявшись на ноги, я стала осторожно перебирать вещи в комнате, сперва медленно, затем все сильнее набирая темп. Это то самое действие, которое напрашивалось еще с утра, перед моим отъездом в Москву, но которое пунктуальный, но вместе с тем так не вовремя приехавший таксист помешал мне совершить.

Одежда Хабарова, его журналы, записная книжка, пролистав которую я не нашла ни единого знакомого имени, другие предметы, показывающие, что жил здесь он не одну неделю. Да и подруга бабы Клавы явно его знала, раз определила как «картежник он!». Как же это могло быть? Отец оказался не отцом… Игрушки во дворе… Замурован подпол… Я продолжала обыск, рукам совершенно не мешали путанные мысли в голове. Наконец я сунулась под кровать и извлекла неожиданно попавшийся под руку непрозрачный целлофановый пакет. Судорожно развязав узел, обнаружила там паспорт на имя Любимова Михаила Геннадьевича и… мешочек, внутри которого, как вы уже догадались, лежали серьги и перстень.

– Не может быть! – воскликнула я, правда, шепотом и тут же сунула мешочек в свою дамскую сумочку, что валялась неподалеку.

В следующую секунду произошло такое, что я едва не лишилась сознания. Я успела вернуть пакет на место, отбросить сумку ногой и взяться за покрывало кровати, чтобы обследовать ту на предмет еще одной вещи из набора – ожерелья, своими собственными руками всунутого лютому врагу в руки, но тут как гром средь ясного неба сзади раздалось:

– Это ошибка.

Я ахнула, обернулась и села прямо на кровать, потому что подкашивались ноги. Какой-то новый Валерий смотрел на меня сверху вниз, но говорил этот пришелец своим первоначальным голосом: холодным, жестким, лишенным эмоций. Одет он был довольно щегольски: в качественный костюм, черный в тонкую полоску, рубашку и галстук. Конечно, ни намека на кровь на его груди не было.

– Что? Что ошибка? – Я уже знала, что он имел в виду, но мне нужно было потянуть время. Я внутренне напряглась до предела, заставляя извилины работать, чтобы найти путь к спасению. Я ведь не сказала главную новость: у Валеры из-за пояса торчал пистолет, он выглядывал из-за полы расстегнутого пиджака.

– Пытаться вернуть назад то, что уже проиграно.

– Проиграно? Кем? Не мной же! Я-то не играла в карты.

– Да нет, Катя, это была карточная игра. Наша с тобой партия. У меня были все козыри на руках, потому ты проиграла мне семейную реликвию, всю целиком. Не печалься, тебе все равно это было не нужно, ты бы не нашла им должного применения. – Мертвицин вздохнул и сложил руки на груди, смотрясь очень авторитетно и как бы умиротворенно, то есть он был уверен, что партию выиграл и ничто уже не сможет ему помешать. Я лишь думала о том, убьет он меня или нет. – Не трясись так, я не трону тебя, – похоже, эти мысли были написаны у меня на лице. – Просто ты вернулась раньше, чем я рассчитывал. Предполагалось, что меня ты дома уже не найдешь. Ну ладно, – он глянул на наручные часы, странно, раньше их не было, – это я немного закопался, пора в путь.

– Ты действительно немного закопался, да так немного, что тебя даже выкопали, – вспомнила я о своем остром язычке. – А вместо тебя – поразительно! – в могиле очутился совсем другой парень.

– Нет, он там и был, – решил пооткровенничать Валера. – Мы выкопали гроб, вместо него положили другой, открытый, на крышке которого начертили дурацкий знак из этой офигенной книжки, – хмыкнул он, подразумевая, что слово «офигенная» надобно взять в кавычки. – Подбросили горшок и наклеили мою фотографию поверх изначальной. Вот и весь фокус, вуаля! – развел он руками. От этого жеста приоткрылась другая пола пиджака, и из внутреннего кармана что-то блеснуло. Он изобразил фальшивое смущение, как будто я была дурой и не поняла, что он нарочно продемонстрировал мне ожерелье. – Ох, прости, ты ведь это и искала, да?

– Пошел ты, Валера, – огрызнулась я, продолжая сидеть.

– Я не Валера, – сказал он таким тоном, что сразу стало понятно: ничего хорошего ждать не стоит. Я испугалась еще сильнее, затем вспомнила, что вроде как убивать он меня не собирается. К тому же меня сильно грела мысль о том, что мешочек все ж таки угодил в мою сумку, авось не заметит пропажи. Ну а если заметит – пиши пропало. В живых меня уже не оставят как минимум – из злости, как максимум – в назидание другим.

– Шел бы ты отсюда, – фыркнула я, отворачиваясь к окошку. Все, финита ля комедия. Чары рассеялись, Валерий – или кто он там – больше мне не нравился. И уж конечно, я его больше не любила. Глядя в его обыкновенные, как оказалось, карие глаза, я не могла понять, как могла совершить такую глупость – влюбиться в подлого мошенника и убийцу.