Мертвый мир - Живые люди

– Думаю, Робу нравится, когда люди сравнивают его со скалой, - цепляясь за мое замечание, находя тем самым тему для разговора, продолжает привычным непринужденным тоном Майкл, удобнее перехватывая тяжелый ящик. – Его лицо прям-таки и говорит: «Любите меня и восхваляйте, ублюдки, лижущие зады своих жен!»

Я лишь многозначно хмыкнула на слова мужчины, который тут же оглянулся по сторонам, боясь наткнуться на Роба – тот был страшен в гневе.

– Но знаешь, что самое хорошее в этом парне? – в голове сразу появился образ массивного мужика-дровосека с отросшей и воняющей бородой. Я подозрительно уставилась на Майкла, не понимая, что светлого может быть в мужчине-скале.

Заметив мой заинтересованный взгляд, Майкл довольно продолжил:

– Он никогда не трогает мам, - мужчина радовался своей наблюдательности. – Он может поливать тебя и твою девушку грязью, но никогда-никогда не позволит себе заикнуться о твоих родителях.

– Просто он знает, что любой ударит его за это, - отмечая в голове, что Майкл действительно прав, ответила я на его заговорщицкий взгляд.

– Ну ты-то точно заедешь ему в челюсть, верно? – засмеявшись, собеседник задал риторический вопрос.

– Эй, вы, что как черепахи? – тут же послышался угрожающий голос, схожий со звуком сломанного машинного мотора. Роб, которого мы только что обсуждали, словно последние сплетницы на земле, заметив меня и Майкла, тут же открыл рот.

– Привет, Роб! – вскидывая одну руку, забывая о тяжелом ящике, который тут же покосился в сторону, заставляя меня подставить ладони под высыпающиеся гвозди, бросил приветствие скале мужчина, вызвавшийся мне на помощь. Через несколько секунд все гвозди оказались на бетонном покрытии, заставляя Роба прожигать в теле Майкла огромную дыру, кажется, там, где было сердце.

– Кретина кусок, собирай и тащи свой бледный зад к нам, будешь помогать! – на такие грубые слова Майкл лишь утвердительно ответил, приседая на корточки и начиная не торопясь собирать рассыпанные железки с погнутыми шляпками, иногда посмеиваясь.

Такой медлительностью мужчина вызвал очередную вспышку гнева человека-скалы, заставляя того перекинуть все свое внимание на его персону, совершенно забывая обо мне. Что ж, раз я никого не интересую, то следует сматываться, привлекая как можно меньше внимания.

Кода опасность побега миновала, я спокойно выдохнула, решая, что лучшее место для безделья и тем же временем какого-то подобия активности и ненастоящей занятости – это наблюдательный пункт. Теперь моим любимым дежурным, следящим за передвижением мертвецов за забором, стал Барри, так и не расставшийся со своими остановившимися часами. Мужчина, кажется, недавно заменил лопнувший ремешок, продолжая любовно глазеть на стоящие стрелки.

Барри продолжал делать вид крутого парня, чем вызывал смех некоторых, или же странную улыбку у его напарников. Однако старушки на станции любили мужчину, считая его действительно сильным и защищающим. Роуз – божий одуванчик, недавно лишившаяся мужа, такого же охотника как и Билл, нашла в Барри свое успокоение, принимая его как собственного сына.

Теперь рядом с крестом из старых досок, возвышающимся над могилой отца Кевина, расположились еще несколько таких же: умерли от старости муж старушки и от укуса мертвеца Кристиан.

В который раз увиливая от работы, приплетаясь на смотровую точку Барри, я с каким-то смирением осознала, что забыла. Забыла о смерти человека, о самом человеке, с чьей потерей многие здесь не могли смириться.

Но самое печальное, что я не придала этому забытью значения, стремительно убеждая себя, что должна помнить всё лишь о тех, кого я мечтала увидеть, кто еще не умер для меня.

– Как Билл? – то ли просто чтобы не молчать, смотря на шатающихся у забора тварей, то ли желая действительно узнать как там старик, позвал меня Барри, откусывая большой кусок от сэндвича, стащенного из столовой. Многие теперь делали так же, говоря самому себе, что от одного несчастного бутерброда община не пострадает.

– Почему ты спрашиваешь у меня? – с небольшой неприязнью смотря, как мужчина прожевывает листья салата, проглатывая большие куски мяса и сыра, при этом чавкая, спросила я в ответ.

– Ну, вы вроде общались, я замечал пару раз, - смотря на сэндвич, думая, с какой стороны откусить и какая часть вкуснее, Барри пожал плечами.

– Я не знаю, старик вечно занят в совете, - смирившись с чавканьем, я тяжело выдохнула, понимая, что день не задался с самого начала, стоило Вэл облить меня. После водных утренних процедур Бенсон не подходила ко мне, думая, что я разозлилась. Это был умный ход с ее стороны: переждать какое-то время, а после подойти, когда все вновь уляжется и утихнет.

– Понятно, - довольно мыча, вероятно, наткнувшись на особенно вкусный кусок бутерброда, где было больше мяса, почти не слушая, бросил мужчина, чьи круглые наручные часы обычно, при попадании света на циферблат, отбрасывали солнечные зайчики.

Здесь, на высоте семи-восьми метров, было легко простыть и просквозить спину, сидя вот так на холодном бетоне. Просчитав подобный исход, Барри всегда таскал с собой подушки или детские игрушки, найденные Робом-скалой на вылазках, притащенные, чтобы кого-нибудь лишний раз унизить, подкладывая их под зад.

– Кажется, после недавнего инцидента с Кристианом, никто и не собирается делать ту вылазку, ну, которая далекая, - когда его бутерброд исчез, почти не пережеванный, где-то в желудке, вновь начал Барри. Иногда казалось, что мужчина должен был молчать, не высказывая своих мыслей, потому что говорил он или полный бред или что-то, причиняющее боль.

«Эх, это ты недалекий…» - сокрушенно выдохнула я, ничего не отвечая. Но после смерти Кристиана шесть дней назад, из пятерки совета остались четверо: Билл, Агата, Бронсон и Дэвид. Последние двое не принимали никакого участия в жизни станции, так, по крайней мере, казалось. Бронсон отвечал и волновался лишь выработкой электроэнергии, мало беспокоясь о вылазках и смертях. В прошлом у мужчины было одно забавное увлечение – дирижировать. Я долго думала, почему пальцы этого «темного профессора» такие длинные и при этом постоянно движутся плавно, иногда чуть дергаясь в резком движении, после снова застывая, а потом спросила о своем наблюдении у того же самого Барри.

К слову от этого темноволосого мужчины с рыжим отливом можно было много чего узнать, из-за своей явной глуповатой натуры Барри много чего слышал, но не придавал большого значения ничему, кроме еды. Но стоило тебе сказать, что он действительно выглядит круто, как наблюдатель сразу вспоминал какие-то разборки или разговоры, хранящиеся в его памяти. Это было полезно.

– Слушай, я тут подумал, может, тебе не стоит прогуливать свою работу? – как-то резко меняя тему после очередного молчаливого наблюдения за тупыми, но опасными тварями, так и идущими на звуки ударов молотка по деревянной доске, неуверенно отводя глаза в сторону, как бы предлагал Барри.