Мертвый мир - Живые люди

– Никто не виноват, - повторяя то, что однажды говорил Тэд, прижимая к себе Блэр, Джин надеялся, что эти слова смогут передать все его чувства. Потому что «никто не виноват» несло для парня великий смысл, глубокие эмоции… В тот день, когда родилась эта фраза, говорящая и подтверждающая все, погибли Эрин и Стив, о которых теперь больше не вспоминают. В тот день младший брат просил Блэр убить его, избавить от мучений, если участь обращения настигнет и его. «Никто не виноват» стала значимой фразой для Джина, потому что он продолжал верить в Крайтона, даже теперь.

Шаги оказались слишком близко, и все готовились к смерти, но неожиданно, будто кто-то решил, что для гибели молодых еще не время, прогремел взрыв, сотрясший землю. Он был громким, пугающим и каким-то родным. Казалось, в этом звуке сокрыты и гнев, и ненависть, и призыв к мести, и спасение. Казалось, кто-то кричал: «К бою!»

О выстрелах в том помещении все забыли, а шаги стали срывающимися на бег, направляясь в сторону, где прогремело многозначное «бдыщ», эхом раздающееся по всей территории порта. Николас подскочил в своем кресле, не осознав этого, Джин невольно улыбнулся, слыша посыл, а Бонни заплакала еще сильнее.

Все началось вместе со взрывом.

***

Мужчины… они всегда борются за то, чего порой не понимают. Они дерутся, получая раны, шрамы и царапины, оправдывая все это тем, что так выглядят более серьезно и сурово. Они махают кулаками, не задумываясь, чего пытаются этим добиться. Учувствуют в боях, не понимая, как сильно тревожатся женщины.

Мужчины не столь сентиментальны, не так сильно поддаются эмоциям, да и вообще во многом не нуждаются. Ровно как и то, что многого вокруг себя не замечают. Им нужны обычные вещи, они поверхностны и не любят всего усложнять. Им нужен минимум, и так было всегда. Однако, если тому, что дорого для мужчины, будет грозить опасность, множество чувств перекликнутся в их душах, позволяя сорвать замок, скрывающий дьявольские возможности их тел. Они будут сражаться до конца, рискуя и терпя, и так тоже было всегда.

Еще в молодости я поняла, что лишь из-за того, что ты – женщина, к тебе относятся иначе, воспринимают твои решения как шутку. И это злит, раздражает, а после заставляет почти плакать, будто подтверждая слова тех, кто не видит в тебе человека.

Мне всегда говорили «женщина», а не «человек», словно это две разные вещи.

Когда я сказала отцу, что иду в армию, отказываясь от брака и мужа, выбранного семьей, от университета, где преподавал родитель, от тихой и мирной жизни слабой девушки, он лишь посмеялся, говоря, что я, наконец-то, научилась шутить – его все время печалило мое спокойное лицо. И мне стало обидно, однако, привыкшая к подобной реакции со стороны мужского пола, я ничего не сказала, просто однажды утром, когда родители проснулись, меня уже не было в доме, я получала форму в ближнем корпусе солдат.

Как и ожидалось, в армии меня тоже не приняли как человека, там для всех я была женщиной. Пускай я и готовила себя к подобному отношению, все равно было тяжело: вечные насмешки, колкие фразы и слова, попытки вразумить и отправить домой. Ко всем девушкам, каких было совсем немного, относились подобным образом, но из-за моего характера, мне доставалось больше всех, следовательно, работать тоже приходилось больше.

С родителями я упорно не встречалась, лишь с матерью. Произошло это по инициативе командира, который считал, что женщинам не место в армии. От матери я ожидала слезных упрашиваний с уклоном в то, что она не переживет если со мной что-либо случится, но ничего подобного не было. Без слов она лишь поцеловала меня в лоб, перекрестив несколько раз, обняла и, кивнув на прощание, ушла навсегда. И в ее взгляде было это: она словно хотела, чтобы я доказала кому-то, что женщина может быть сильной.

Стрельбища, ориентировка на местности, теоритические знания, дисциплина, практические знания, ползанья в грязи, слежка под дождем, в грозу, моделирование ситуаций с угрозой для жизни, практическое лишение свободы, практическое лишение жизни. Даже во время тренировок люди получали травмы, порой и умирали.

Когда же все это закончилось, и «женщина» исчезло из словаря нашего корпуса, командир забыл его, я почувствовала, что стала человеком. Без половых принадлежностей, без каких-либо отличий в теле и голове, простым человеком, знающим лишь слово «приказ».

Так я думала какое-то время, пока не пришла очередь войны. Хотя, в действительности, это не было масштабной войной между странами – однако для нас любая война масштабная -, скорее зачистка местности. Нет, я вовсе не поняла в тот раз, что любая женщина обладает материнским инстинктом, что она не может нажать на курок перед ребенком, не может убить чьего-либо сына, ничего подобного не было. Но в тот раз я поняла, что от мужчин нас отличает знание. Мы не идем слепо в бой, надеясь на грубую силу, у нас есть способность думать и решать. Я не превратилась в безмозглую куклу с оружием, но стала холодной, сдержанной и полупустой, касательно эмоций. Я их не забыла, но осознанно спрятала куда-то глубоко, понимая, что большая их часть – лишнее.

Так я жила долго, замечая, как все вокруг меняется. Потом я увидела падение мира, смерть товарищей, гибель командира. Во время того, как мир стремительно сгнивал на глазах, а люди бушевали, я и такие же, как я, пытались бороться с мертвецами, отстаивать города, сохранять порядок. Наш отряд, когда стало понятно, что города падут, был вынужден переправлять людей в безопасные места, на острова, но, вероятно, и там было небезопасно. Потому как через какое-то время даже Айл Ройал – один из крупнейших национальных заповедников, куда переправляли в основном важных людей и полицейских для их защиты – перестал отвечать.

Мы правда старались сделать хоть что-то с эпидемией смерти, но все слишком быстро исчезало, цивилизация скатывалась и уничтожала сама себя. В первые дни плакали все, даже командир, который когда-то считал женщин слабыми. Наверное, узнай он, что я пережила его, тоже посмеялся, как делал всегда в неловких ситуациях, но он не мог, потому что его мозги вынесли пулей.

Я считаю, что прожила долгую жизнь, считаю, что она была хорошей, но единственное, о чем я, возможно, жалею, так это то, что не встретилась с отцом и не доказала ему то, что хотела доказать. Наверное, ради его признания я и решилась остричь волосы, променяв тишину, спокойствие и счастье на свист пуль и взрывы. Наверное, все действительно было именно так.

Я убедилась в том, что женщины и мужчины различаются, в том, что приоритеты у нас разные, что думаем мы по-разному, и мне, когда я осознала это, не было грустно или печально, напротив, я гордилась подобным. Но в этот раз, наблюдая за тем, что происходит, я поняла, что человек, на самом деле, это что-то вроде смешения женского и мужского. Женщина не может быть в полной мере человеком, мужчина не может быть полностью человеком. Однако в этот раз я попробую, попробую стать человеком: я буду махать кулаками, не думая о том, что это повлечет, буду получать раны, оправдываясь тем, что это хорошо выглядит, не буду знать о трагичных переживаниях слабого пола. Я просто решусь на это, решусь потому что могу.

Я родилась в женском теле, после забыла о том, кто я, затем меня вновь заставили почувствовать свою слабость, загоняя в угол. Я знала, что умру именно здесь, возле воды, потому как ее и боялась, но ведь я имею право выбора, как и кто-либо другой. Лучше я умру человеком, чем слабой женщиной или поверхностным мужчиной, погибну, сражаясь, но сражение это будет моим выбором.

Агата Дуглас стояла на лестнице, вспоминая свою жизнь, заранее зная, что произойдет сегодня – Роб рассказал ей, Роб дал ей шанс решить, как именно она погибнет: даст надежду остальным или исчезнет в гнилых желудках.