Мертвый разлив
Шрифт:
– Итак, – начал режимник, подстраивая приборы, – соблаговолите назвать имя, фамилию, профессию, место работы… и так далее, вы знаете.
Вадим кивнул и заговорил. Торопиться было некуда, и рассказывал он обстоятельно, с избыточными подробностями, рассеянным взглядом озирая комнату. С прошлого раза здесь мало что изменилось – как и за все годы, которые Вадим ее посещал. Даже режимник уже несколько лет не менялся – немолодой, сухощавый, одетый по инструкции и с такой аккуратностью, что Вадиму сделалось неловко за свою всегдашнюю расхлябанность. Ему
– Достаточно, – наконец произнес режимник и поднял глаза на Вадима. – Теперь приступим к допросу. Готовы?
– Конечно.
– Мы не беседовали два месяца. Что у вас изменилось, что произошло нового?
Вадим подумал, пожал плечами:
– Ничего существенного.
Режимник немедленно вперился в индикаторы. Усмехнувшись, Вадим ждал продолжения. Эти деятели не верили людям и потому слишком полагались на приборы. Но кто сказал, будто приборы нельзя обмануть?
– Так, – сказал режимник, – хорошо. Вы не солгали, но это не означает, что вы сказали правду.
Пронизывающим взглядом, словно копируя Основателя, он вперился уже в Вадима, и тому пришлось изобразить ожидаемое недоумение.
– Да, именно, – подтвердил режимник удовлетворенно. – В вашей жизни есть перемены и не столь малые, однако вы еще их не осознали.
– В самом деле? – снова удивился Вадим. – Какие?
– Об этом после. Сначала обговорим старое. Не возражаете?
– Пожалуйста.
– Странно вы ведете себя, Вадим Георгиевич, причем давно. Зачем это вам?
– Что именно?
– Что? Ну, например, вот это, – перегнувшись через стол, режимник потрогал его бицепс, распирающий тесный рукав. – Вам так хочется выделиться?
– Нет, конечно.
– Тогда зачем?
– За десять лет я не пропустил по болезни ни одного дня. Разве плохо?
– Так ведь существует много других оздоровительных систем, вполне достойных, я бы даже сказал: патриотических, – отчего вы избрали именно такую, чуждую нам всем? Разве не понимаете, чем это чревато?
– А вы сами не пробовали?
– Я? – изумился старик. – Вот это? Да на что мне!
– А вы попробуйте. Чего ж говорить с чужих слов.
– Да? – режимник с сомнением вгляделся в его лицо. – Может, вы не доверяете Крепости: что она сумеет вас защитить? Или хотите защищаться как раз от нее?.. Ладно, оставим. А вот это как?
Он достал из стола книжицу в яркой обложке, уже занесенную Вадимом в пропажи. Так это был обыск? Вадим прикрыл глаза, прогоняя злость. Что с них взять, иначе они не умеют – бедные, бедные… сволочи!
– Где вы взяли это? – строго спросил режимник.
Вадим открыл глаза.
– В библиотеке.
– Что? Вы шутите!
– Проверьте. Да там и штамп есть.
Полистав книжку, режимник озадаченно нахмурился. Что-то в их ведомстве дало сбой, если в Крепостную библиотеку проникли даже не забугорные, а – страшно подумать! – импортные книги. Но уж Вадима винить в этом неправомочно. Тем более, библиотеку давно прикрыли.
–
Знаете, все-таки странно, – сказал режимник неуверенно. – Ну зачем вам тратить время и силы на изучение чуждых языков, зачем читать эту… белиберду?– А вы сами читали?
– Разумеется, нет!
– Напрасно, – укорил Вадим. – Врагов надо знать.
Он уже без усилия выдерживал доброжелательный тон, ощущая внутри упругую твердость. Режимник растерянно хлопнул ресницами, затем с надеждой вгляделся в индикаторы. Что он ожидал там увидеть, интересно?
– Пусть этим занимаются, кому положено, – с опозданием возразил режимник. – Вообще, каждый должен заниматься своим делом.
– А как же народная инициатива? Основатель учит нас…
– Кстати, об инициативе, – оживился режимник. – Собрания вы не игнорируете – это так. Но все как-то без охоты, без огонька.
– Я по натуре сдержан.
– Сдержанным следует быть с посторонними. А вот вы третьего дня…
– Это по служебной надобности.
– Да? А это? – Режимник выхватил из папки листок и зачитал: – “17-го числа сего месяца проверочная комиссия в составе… ну, это пропустим… застала в квартире жильца Смирнова В. Г. постороннюю женщину. Объяснить свое аморальное поведение жилец отказался, при этом вел себя вызывающе”. Что вы скажете на такое?
– Я уже писал по этому поводу объяснительную.
– Да-да, я читал. Но вы не указали там фамилию вашей… гм… гостьи.
– Фамилии не знаю.
– Интересно. Выходит, в неположенное время вас посещает женщина, и вы укладываете ее, простите, в постель, даже не спросив фамилии. Я правильно излагаю?
– Да знаете ли, – усмехаясь, ответил Вадим, – как-то было не до анкетирования. Если помните, иногда это происходит быстро.
В раздражении режимник хлопнул ладонью по папке:
– Шутки тут неуместны! Вам следует помнить, что работаете на режимном предприятии, и быть разборчивее в связях!
– Об этом я помню всегда, – с точно дозированной обидой возразил Вадим, – и с посторонними о работе не говорю – ни при каких обстоятельствах!
– Но вы можете за нее поручиться?
– А зачем? Повторяю, здесь утечки быть не может.
Режимник снова проконсультировался с детектором – с тем же результатом.
– А что вы думаете о лабуправе? – без особой надежды спросил он.
– А вы? – с улыбкой спросил Вадим. – Сверху-то видней.
Со вздохом режимник поднялся и принялся освобождать его от присосок и ремней, напоследок пожелав:
– Если что – заходите.
– А как же, – ответил Вадим. – Обязательно. Всенепременно.
Выходя из режимного отдела (как и положено, через другой кабинет), он вдруг увидел Оросьева, по-хозяйски расположившегося за одним из столов. Насупя кустистые брови, человечек сосредоточенно копался костлявыми темными пальцами в стопке пухленьких папок.
– Сколько раз говорил: пиши короче, – остановившись рядом, сказал Вадим. – Не сваливай все на старших братьев! Сейчас не пришлось бы так напрягаться.