Мещане

– Никак этого, ваше превосходительство, невозможно сделать, - возразил тот самым почтительным тоном.
– Извольте вы взять одни земляные работы. У вас гора, вам надобно ее срыть или провести сквозь нее туннель; в верхних слоях, которые вы можете исследовать, она - или суглина, или супесок, а пошли внутрь - там кремень, а это разница огромная в стоимости!.. Болото теперь у вас на пути; вы в него, положим, рассчитали вбить две тысячи свай; а вам, может быть, придется вбить их двадцать тысяч. Потом-с цены на хлеб в прошлом году были одни, а нынче вдвое; на железо и кирпич тоже.

– Ну, - перебил его Тюменев, - на все это, я думаю, прикинуто довольно.

– Где ж прикинуто! Из чего, когда по сорок тысяч на версту берут! воскликнул невеселым тоном Янсутский.

– Я вот имею капиталы и опытность в этих делах, но решительно кидаю их, потому что добросовестно и честно при таких ценах выполнить этого дела невозможно; я лучше обращусь к другим каким-нибудь предприятиям.

На эти слова Янсутского собеседники его ничего не возразили, и только у обоих на лицах как бы написано было; "Мошенник ты, мошенник этакой, еще о честности и добросовестности говоришь; мало барышей попадает в твою ненасытную лапу, вот ты и отворачиваешь рыло от этих дел!"

– Я бы вот даже, - снова заговорил Янсутский, оборачиваясь к Тюменеву, - осмелился спросить ваше превосходительство, если это не будет большою нескромностью: то предприятие, по которому я имел смелость беспокоить вас, как оно и в каком положении?

– Провалилось!
– отвечал с явным удовольствием Тюменев.

Янсутский покраснел.

– Очень жаль, - сказал он с гримасой и пожимая плечами.
– Но какая же причина тому?

– Очень оно фантастично, чересчур фиктивно!
– отвечал с усмешкой Тюменев.

– На каких же данных такой взгляд на него мог установиться?
– продолжал Янсутский.

– На самых точных данных, которые были собраны о нем, - отвечал ему Тюменев и обратился к Бегушеву: - В последний венский кризис... может, это и выдумка, но во всяком случае очень хорошо характеризующая время... Положим, можно изобресть предприятие на разработку какого-нибудь вещества, которого мало в известной местности находится... изобресть предприятие на разработку предмета, совершенно не существующего в этой местности, - но там открылось предприятие, утвержденное правительством, и акции которого превосходнейшим образом разошлись, в котором поименованной местности совсем не существовало на всем земном шаре; вот и ваше дело несколько в этом роде, - заключил он, относясь к Янсутскому.

– Я не думаю-с!
– возразил тот с прежней гримасою в лице.
– Я, впрочем, тут только денежным образом участвую, паи имею!

– Да, но паи могут быть проданы!.. Я говорю это не лично про вас, но бывают случаи, что люди, знающие хорошо подкладку дела, сейчас же продают свои паи и продают очень выгодно, а люди, не ведающие того, покупают их и потом плачутся, - проговорил насмешливо Тюменев.

– Нет-с, я не продал бы моих паев, я дело понимаю иначе, - сказал с достоинством Янсутский и затем обратился к Бегушеву: - А я было, Александр Иванович, приехал к вам попросить вас откушать ко мне; я, собственно, живу здесь несколько на бивуаках, но тут существуют прекрасные отели, можно недурно пообедать, - проговорил он заискивающим голосом.

Бегушев нахмурился.

– Но когда вам это угодно?
– спросил он.

– В среду, в шесть часов, в Hotel de France. Я именинник, и хочется немножко отпраздновать этот день... будут некоторые мои знакомые и дамы, между прочим.

– Дамы?
– переспросил Бегушев.

– Да! Вот эта madame Мерова, а потом наша общая с вами знакомая. Домна Осиповна Олухова, портрет которой я, кажется, и вижу у вас!..

– объяснил Янсутский, показывая глазами на портрет.

Бегушев при этом немного смутился и вместе с тем переглянулся с Тюменевым.

– Вы знакомы, значит, с Домной Осиповной?
– спросил он.

– О боже мой, сколько лет!
– воскликнул Янсутский.
– Я начал знать ее с первых дней ее замужества и могу сказать, что это примерная женщина в наше время... идеал, если можно так выразиться...

– А что за господин ее муж?
– спросил Бегушев.

Янсутский пожал плечами.

– Это купеческий сынок, человек очень добрый, который умеет только проматывать, но никак не наживать... Домна Осиповна столько от него страдала, столько перенесла, потому что каждоминутно видела и мотовство, и прочее все... Она цеплялась за все и употребляла все средства, чтобы как-нибудь сохранить и удержать свою семейную жизнь, но ничто не помогло.

Бегушев слушал Янсутского с каким-то мрачным вниманием.

– Без лести можно сказать, - продолжал тот с чувством, - не этакого бы человека любви была достойна эта женщина... Когда я ей сказал, что, может быть, будете и вы, она говорит: "Ах, я очень рада! Скажите Александру Ивановичу, чтобы он непременно приехал".

– Я буду-с, - произнес с тем же мрачным видом Бегушев.

– Ваше превосходительство, - отнесся уже к Тюменеву Янсутский и вставая при этом на ноги, - я осмелился бы покорнейше просить и вас посетить меня.

– Благодарю вас, но я в этот день думаю уехать из Москвы.

– Но день можно переменить; я именины могу раньше отпраздновать! подхватил Янсутский.

– Ах, нет, пожалуйста, я вовсе не желаю вас так стеснять, - проговорил Тюменев, несколько сконфуженный и удивленный такою смешною угодливостью от человека, которому он сейчас только говорил колкости.

– Что за вздор: уедешь!
– вмешался Бегушев.
– Оставайся до четверга, и поедем!

– Ты желаешь этого?
– спросил Тюменев.

– Очень; я тебя, кстати, познакомлю тут с Домной Осиповной, - отвечал Бегушев.

– Извольте-с, я буду!
– обратился Тюменев к Янсутскому.

– Очень вам благодарен!
– произнес тот действительно обрадованным голосом, а потом раскланялся и ушел.

– И это вот тоже герой дня, - хорош?
– спросил с грустью Бегушев, разумея, конечно, Янсутского.

– Да, - подтвердил Тюменев, - но я сильно подозреваю, что Домну Осиповну он для тебя пригласил.

– Конечно!..
– воскликнул Бегушев.
– Хотя, в сущности, он это удовольствие доставляет мне из-за тебя!

– Из-за меня?
– спросил не без удивления Тюменев.

– Из-за тебя! Каждый раз, как ты у меня погостишь, несколько этаких каналий толстосумов являются ко мне для изъявления почтения и уважения. Хоть и либеральничают на словах, а хамы в душе, трепещут и благоговеют перед государственными сановниками!

– Трепещут?
– спросил Тюменев, проникнутый тайным удовольствием.

– Сильно!
– подтвердил Бегушев.

Глава V

В тот же день сводчик и ходатай по разного рода делам Григорий Мартынович Грохов сидел за письменным столом в своем грязном и темноватом кабинете, перед окнами которого вплоть до самого неба вытягивалась нештукатуренная, грязная каменная стена; а внизу на улице кричали, стучали и перебранивались беспрестанно едущие и везущие всевозможные товары ломовые извозчики. Это было в одном из переулков между Варваркой и Ильинкой.